Верная Рука, стр. 272

Мы посмеялись над его воодушевлением и способом выражения этого воодушевления. Остальные были тоже согласны, и только осэдж сказал:

— Шако Матто просит, чтобы ему позволили промолчать.

— Почему? — спросил я.

— Потому что он также был вашим врагом и посягал на вашу жизнь.

— Но теперь ты наш друг и на тебя так же напали трампы и ограбили. Твои намерения, которые не осуществились, были намерениями воина, вождя племени. Трампы же — бесчестные, порочные, опустившиеся люди, компания подонков, которые обладают единственным стремлением — любой ценой хапнуть побольше, и желательно чужими руками. Вот на это стремление и воздействуют розги.

— Если Олд Шеттерхэнд так думает, он услышит мое мнение: они заслужили это ощущение, каждый из них!

— Все согласны! — резюмировал Хаммердал. — Пойдем, дорогой Пит, мы должны вырезать флейты, чтобы музыка могла начаться!

Оба встали и удалились, чтобы нарезать подходящие для розг побеги.

Мы говорили не очень громко, чтобы трампы не слышали, о чем идет речь, но, когда наконец они заметили, что наше совещание подошло к концу, Кокс поинтересовался весьма развязным тоном:

— Ну, что скажете? Когда вы нас отпустите?

— Когда нам этого захочется, — ответил Тресков. — А пока не хочется.

— И как долго еще мы должны здесь валяться? Мы хотим уйти!

— Что вы хотите, нас не касается. Сегодня главное — наши желания.

— Мы вольные вестмены! Если вы этого не примете во внимание, то вам придется еще раз иметь дело с нами!

— Негодяй! Ты еще забавней, чем вчера, когда ты воображал, что мы собаки, которых ты можешь держать на поводке, сколько хочешь! Неужели тебе под череп никогда не закрадывалась мысль, что мы уже через час после вашего нападения знали время и место своего освобождения? Неужели вы не уловили иронии, с которой Олд Шеттерхэнд отвечал на ваши дерзости? И «вонючая собака», как вы грубо назвали Кольма Пуши, встретился вам только потому, что хотел убедиться, действительно ли мы попали в руки простофиль. Тебе не кажется, что ты все бездарно упустил, все шансы, которые имел, потому что оказался безнадежным тупицей? И теперь еще позволяешь себе нагло нам угрожать! Трампы — все-таки убогие существа! Ну, хватит разговоров! Флейты уже вырезаны, те самые, под которые вам придется петь и танцевать! И вы из-за своей опять же тупости не понимаете, что означают мои слова. Хорошо, я вам объясню все и без метафор. Розги для вашей порки уже вырезаны, превосходнейшие розги. Такие, что выбьют из вас всю вашу глупость. Итак, теперь вы знаете, что случится!

Эта длинная речь вдохновленного яростью законника произвела эффект, который невозможно описать. Я посчитал, что лучше и для нас, и для трампов будет, если процедура порки будет проведена как можно быстрее. Дик Хаммердал взялся за дело с таким подъемом и старанием, что в конце экзекуции стоял весь в поту, как бегун после завершения длинной дистанции. А Пит Холберс проявил в обращении с инструментами наказания мастерство, которого, он, по-видимому, и сам от себя не ожидал. Внешнему виду трампов был нанесен такой ущерб, что два неразлучных приятеля определили его как «следы кипучей мести». Олд Уоббл был избавлен от порки, за что он должен благодарить меня. Я не мог позволить, чтобы били старого и без того страдающего человека. Он же не соизволил высказать мне никакой благодарности, раздраженно бранясь с трампами. Тибо пытался изображать из себя безучастного зрителя. Но это было жалкое зрелище: он тоже вполне заслужил розог, я лишь отложил его экзекуцию на будущее, а в том, что такой случай мне предоставится, я нисколько не сомневался.

Когда мы стали подумывать об отъезде, Апаначка опять попросил меня взять с собой скво, хотя могли возникнуть на этот счет возражения со стороны Тибо-така. Теперь выполнить этот его замысел было еще сложнее: женщина нам сейчас была обузой, а кроме того, у нас, как вы, наверное, помните, была теперь карта маршрута ее мужа, и следовательно, мы могли очень скоро встретить их снова.

Все наше имущество было опять при нас. Ни у кого не пропала ни одна мелочь. Справедливость была восстановлена, насколько это позволяли обстоятельства, и мы в хорошем, спокойном настроении направились прочь от источника, к которому пришли в совсем ином качестве. Трампов мы оставили связанными, но так, что они смогли бы освободиться при первом удобном случае. Олд Уоббл пригрозил мне самой страшной местью. Если бы я не понял его раньше, то сейчас бы мог сильно подивиться тому, что любое проявление милосердия по отношению к нему — ненужное расточительство. Его душа так давно и настолько сильно загрубела, что пробиться в ту ее часть, где, может быть, все же сохранились еще отчасти какие-то человеческие эмоции, было делом совершенно безнадежным.

Прежде чем мы влезли на лошадей, Апаначка попытался получить от женщины, стоявшей рядом с лошадью, хотя бы слово на прощанье, но без всякого успеха. Скво его не признала и отшатнулась, как будто он был ее врагом. Однако, когда мы тронулись в путь, она, кажется, стала беспокойней и разумней. Она пробежала к нам несколько шагов, сняла зеленую ветку с головы и прокричала, размахивая ею:

— Это мой myrtle wreath, это мой myrtle wreath!

Глава III

В КУЙ-ЭРАНТ-ЯУ

Накануне мы довольно сильно отклонились в сторону. Теперь, чтобы вернуться на прежнее направление, должны были сделать порядочный крюк и проехать через те места, где никогда, наверное, не побывали бы, если бы не эта неожиданная оказия. Где-то здесь, в окрестностях Беличьего ручья, должна была бы находиться бонанса, о которой в последнее время мы так много говорили. Дик Хаммердал, когда узнал, что мы направляемся именно туда, не мог скрыть огорчения, впрочем, он быстро справился со своими чувствами и, вздохнув, сказал:

— Надеюсь, они не станут слишком сильно потешаться над нами.

— Кого вы имеете в виду? — спросил Тресков, скакавший рядом с ним.

— Да трампов.

— С какой стати им над нами потешаться?

— С такой, что мы отправились к этому ручью.

— Пусть смеются сколько угодно. Очень скоро мы убедим их, что бонанса — чистый блеф!

— Убедим? Мистер Тресков, я уже говорил вам: тому, кто стреляет так, как мы, не нужно никого ни в чем убеждать. Могу поспорить, они тут же примут любую нашу фальшивку за настоящую монету.

— Если вы правы, нам тем более нечего опасаться. А как вы думаете, мистер Шеттерхэнд? — спросил меня Тресков.

— По-другому, — ответил я.

— Вы полагаете, они преследуют нас?

— Разумеется. По двум причинам.

— По двум? Я знаю только одну — пресловутую бонансу. Но неужели они всерьез верят в существование этого места?

— Да. У этих людей, несмотря на все глупости, которые они творят, существует своя, правда, весьма своеобразная логика, и в ее рамках они довольно сообразительны. И поскольку мы не слишком рьяно высмеивали миф о бонансе, они, следуя этой своей логике, смекнули, что золотой «карман» существует на самом деле и мы точно знаем, где именно.

— А вторая причина?

— Жажда мести.

— Верно. Об этом я как-то не подумал. Они, конечно, приложат все силы, чтобы догнать нас.

— Но это им не удастся.

— Не удастся? Потому, что наши лошади лучше, чем у них?

— Во-первых, поэтому. Во-вторых, они не смогли сразу же пуститься в погоню за нами.

— Да, им потребуется немало времени, чтобы освободиться от ремней.

— На скво им не приходится рассчитывать. Если трампы попросят ее развязать их, она только тряхнет головой и проедет мимо. Конечно, если она свободна и сидит в седле. Хм!

Хаммердал весьма своеобразно понял меня и попытался развить мои предположения в оптимистическом духе.

— И дальше все у них пойдет не так быстро, как им хочется. Они могут быть только там, где может быть всадник, получивший накануне хорошенькую взбучку. А ты тоже так думаешь, Пит Холберс, старый енот?

Пит ответил:

— Если ты, дорогой Дик, намекаешь на то, что нам предстоит дать отпор этим трампам, то я ничего против не имею. Я думаю, что и тебе надо готовиться к этому.