Такая разная любовь, стр. 47

— Да, Артемис, — подтвердила Примми, стараясь не думать о том, как все сложилось бы, если бы рядом был Саймон. — Конечно, хочу.

В последний день перед началом отпуска по беременности и родам коллеги по агентству подарили Примми кружевной конверт для младенца и два комплекта изысканного белья для новорожденного — розовый и голубой.

— По крайней мере один из них окажется нужного цвета, — весело объявил руководитель группы по работе с клиентами, показывая Примми подарки. — А если вдруг ты родишь двойняшек, мальчика и девочку, пригодятся оба комплекта!

Воды отошли в тот же вечер в поезде, на полпути между вокзалом Чаринг-Кросс и Кэтфордом. В мокром белье, усталая и встревоженная, Примми доплелась от станции Кэтфорд-Бридж до дома и позвонила Артемис.

Артемис запаниковала.

— Почему ты не в больнице? — пронзительно закричала она. — Почему ты не взяла такси? Кто там с тобой?

— Никого. Я в полном порядке, — успокоила ее Примми.

— Ты не можешь так рисковать, Примми! Мало ли что может случиться. Я хочу, чтобы ты немедленно вызвала по телефону такси и отправилась в больницу. Сразу же, сию минуту!

Понимая, что спорить бесполезно, Примми повесила трубку, налила себе чаю и уселась на край кровати, чтобы засечь время между приступами боли.

Схватки, уже довольно сильные, повторялись через каждые двадцать минут, и Примми признала, что Артемис была права, требуя, чтобы она как можно скорее отправлялась в больницу.

— Чтоб мне провалиться, милая! Неужто с тобой никого нету? — удивленно воскликнул таксист, с тревогой глядя на огромный живот Примми. — Малец уже на подходе, верно?

— Да, но я не собираюсь рожать прямо сейчас, — заверила его Примми, стараясь придать своему голосу побольше твердости.

— Не волнуйтесь, милочка, — бодро проговорил дежурный санитар в больнице, с сочувствием глядя на задыхающуюся от боли Примми. — Я доставлю вас в гинекологию ровно за три секунды.

— Не думала, что схватки будут такими сильными и частыми, — призналась Примми, когда санитар усадил ее в кресло на колесах и повез к лифту. — Это мой первый ребенок, а первые роды обычно длятся очень долго, так ведь?

— Иногда да, а иногда и нет, — заметил дежурный, вкатывая кресло в лифт. — Как всегда, кому-то везет, а кому-то нет. — Рыжеволосый и веснушчатый, он выглядел не старше восемнадцати. — А вы, похоже, как раз из тех, кому повезло.

Мнение санитара подтвердила и акушерка, которая определенно отличалась гораздо более обширным опытом.

— Боже мой, дорогая! Ты уже почти готова к родам, — заявила она, снимая тонкие резиновые хирургические перчатки и бросая их в мусорное ведро, — а чувствуешь себя еще вполне сносно.

Если ее нынешнее самочувствие можно назвать «вполне сносным», то что же будет потом?

Схватки участились и стали такими сильными, что невозможно было дышать…

— Давай же, дорогая, — подбадривала ее другая акушерка. — Осталось совсем немного. Представь себе, что у тебя там внутри апельсин и с каждым разом ты слегка выталкиваешь его наружу.

Но этот прием нисколько не помог. Боль казалась невыносимой.

Примми почувствовала, как к ее лицу прижимают маску, закрывая нос и рот.

— Когда снова начнутся схватки, попробуйте глубоко дышать в маску.

Она попробовала и услышала, как кто-то громко и жалобно стонет от боли. Примми не сразу поняла, что этот «кто-то» она сама. Потом ей показалось, что откуда-то издалека до нее доносится голос Артемис:

— Но я и есть муж! Во всяком случае, я здесь вместо мужа, потому что мужа у нее нет, а я обещала Примми, что буду рядом!

Удалось ли Артемис прорваться сквозь больничный кордон или нет, Примми не знала, но ей было уже все равно. Ее тело разрывалось на части, расщеплялось, раскалывалось словно орех. Ее терзала нестерпимая, нечеловеческая боль.

— Дыши, — настойчиво твердил чей-то голос. — Дыши! Дыши!

Несколько секунд спустя она услышала собственный крик, пронзительный и громкий, а затем ощутила стремительное движение чего-то скользкого, и вот она уже плачет от радости и облегчения; одна из акушерок помогает ей приподнять голову, и Примми видит ребенка на руках у сестры.

Он плачет, дергая ручками и ножками, влажные светлые волосики прилипли к головке.

— О! Он в порядке? Он здоров? — испуганно воскликнула Примми.

— Она в полном порядке, — заверила ее акушерка, хлопотавшая над ребенком.

Примми взяла из рук акушерки свою дочь. Завернутая в пеленку, она все еще надрывно плакала. Ощущая тяжесть маленького тельца на своей груди, Примми заглянула в крохотное сморщенное личико и почувствовала, как ее заполняет бесконечная нежность к этому беспомощному существу и любовь, такая огромная, что сердце не способно ее вместить.

Кто-то вошел в родильную палату, и в следующий миг послышался благоговейный шепот Артемис:

— Это мальчик или девочка, Примми?

— Девочка.

С мокрыми от слез щеками Артемис склонилась над малышкой и попросила:

— Можно мне ее потрогать? Примми, пожалуйста…

Примми кивнула, Артемис робко протянула руку и нежно погладила затихшего ребенка.

— А теперь вам придется покинуть палату, — строго прикрикнула на нее одна из акушерок. — Обычно мы даже мужьям не позволяем дотрагиваться до ребенка, не то что подружкам матери.

Артемис неохотно выпрямилась, и Примми произнесла хриплым от волнения голосом:

— Ее зовут Дестини [30], Артемис.

— Дестини?

Как ни странно, они никогда не обсуждали, кто и как назовет ребенка.

Примми кивнула.

— Единственное, что я могу для нее сделать, — это дать ей имя. И мне нравится имя Дестини. Оно необычное, в нем есть что-то особенное.

— Прекрасное имя. — По лицу Артемис снова потекли слезы. — И она такая красивая, Примми. Она просто замечательная.

— А теперь вы должны уйти, — заявила акушерка, теряя терпение. — Это родильный блок, а не отдельная палата.

Когда Артемис в конце концов послушалась и вышла, другая акушерка не смогла сдержать любопытства:

— Это так необычно, когда в родильную палату приходит подруга.

— Мы четверо всегда были неразлучны, — ответила Примми, слишком измученная, чтобы обращать внимание на недоуменное лицо акушерки, которой ее слова показались полной бессмыслицей. — Но теперь все изменилось.

Акушерка, давно привыкшая к тому, что после родов пациентки подчас не скоро приходят в себя, забрала девочку из рук матери, не задавая лишних вопросов.

Примми думала о том, насколько разительно все изменилось. Она думала о Кики, воцарившейся в Сидар-Корте вместе с Френсисом, о Джералдин, переехавшей в Париж, и об Артемис, которая никогда уже не будет прежней.

Все вокруг не просто изменилось, а изменилось до неузнаваемости. Одна эра закончилась, и наступила другая. Невозможно даже представить себе, чем это обернется.

Глава 16

Март 1978 года

Примми заваривала чай для плотника, который должен был собрать комплект кухонной мебели. Кухню Примми купила в подарок себе самой. Она мечтала о ней очень давно, целую вечность. Когда Примми только переехала в родительский дом, чтобы ухаживать за матерью, о новой кухне речь даже не заходила. Для миссис Сертиз кухонный гарнитур стал бы слишком сильным потрясением, ее сердце могло не выдержать. А после смерти матери Примми просто не хватало смелости что-то изменить в старом доме, так отчаянно нуждавшемся в ремонте. Существовала и еще одна причина, почему Примми не торопилась сменить мебель, — нехватка денег. Новая кухня, пусть даже не самая шикарная, — удовольствие не из дешевых.

Пока чайник закипал, Примми включила радио. Если бы она осталась работать в Би-би-ди-оу, то теперь зарабатывала бы неплохие деньги и смогла бы купить себе дорогую деревянную кухню вместо отделанного шпоном гарнитура, который собирал сейчас мебельщик. Но Примми не могла позволить себе думать о карьерном росте: маме становилось все хуже и хуже, она нуждалась в постоянном уходе.

вернуться

30

Судьба, жребий (англ.).