Сын охотника на медведей, стр. 34

– For god's sake! 90 Медведь хочет сожрать массер Боб! Наверх, и быстрее!

Двигаясь судорожно, но энергично, он стал выделывать немыслимые трюки, поднимаясь все выше. Но береза была такой хилой и согнулась под весом негра-гиганта. Он, насколько это было возможно, зажал ствол руками и ногами, но не смог удержаться. Тонкий на вершине ствол согнулся, и Боб повис вниз головой, уцепившись четырьмя конечностями за ствол дерева, словно огромная летучая мышь.

Медведь, казалось, сообразил, что этого противника достать легче всего, а потому стал разворачиваться, оказавшись левым боком к Мартину. Юноша схватился за грудь – там, под охотничьей рубахой, висела маленькая куколка, игрушка его несчастной сестренки.

– Людди, Людди! – зашептал он. – Я отомщу за тебя!

Парень быстро вскинул ружье; его движения были точны, а пальцы не чувствовали дрожи, только холод ствола. Грохнул выстрел, потом еще…

От страха руки Боба разжались.

– Иисус! Иисус! – успел крикнуть он, сорвавшись вниз. – Массер Боб быть убит, quite dead! 91

Березка тотчас со свистом приняла свое естественное положение.

Медведь вздрогнул, будто получил удар или толчок. Распахнув до предела свою ужасающую, усеянную желтыми зубами пасть, он с трудом сделал два шага вперед.

В этот момент отважный парень находился между негром и зверем. Он отбросил свое разряженное ружье и схватился за тяжелый мушкет. Черный холодный ствол старого, но грозного в ближнем бою ружья зловеще глянул на хищника. Раненый зверь и человек стояли в каких-нибудь двух локтях друг от друга. Глаза парня блеснули, в уголках плотно сжатых губ обозначились неумолимые складки, которые словно говорили: либо ты, либо я!

Но вместо того, чтобы спустить курок, Мартин опустил оружие и отскочил назад. Его не по годам проницательный взгляд уловил, что третий выстрел лишний. Медведь стоял неподвижно, словно остолбенев. Клокочущий хрип вырвался из глотки хищника, затем последовал стон, смешанный с ревом. Дрожь пронзила всю тушу зверя, его передние лапы опустились, а с языка ручьем хлынул поток черной густой крови, и через секунду гризли всей массой грохнулся оземь. Последовала мелкая конвульсия – туша дернулась еще несколько раз, да так и застыла рядом с негром.

Внезапно послышались громкие голоса и топот бегущих ног.

– Дьявольщина, медвежья тропа! – донеслось снизу, со стороны воды. – Это мог быть только гигантский гризли! Но они оба не догадывались об этом и вышли прямо навстречу зверю. Быстро за ними!

Это был голос Олд Шеттерхэнда. Опытный вестмен с первого же взгляда на тропу определил, что за животное протоптало ее.

– Да, это гризли, – послышался голос Толстяка Джемми. – Возможно, все они уже погибли! Вперед, в лес!

Тут же и голоса, и шаги сплелись в единый гул.

– Эгей! – встретил прибывших улыбающийся Мартин Бауман. – Не стоит беспокоиться. Все в порядке.

Олд Шеттерхэнд и Виннету были первыми, кто добрался до берлоги. За ними выскочили Токви-тей и Длинный Дэви, следом – Толстяк Джемми и маленький саксонец, а замыкали процессию несколько индейцев. Остальные остались в лагере, при лошадях.

– В самом деле – гризли! – не скрывал своего удивления Олд Шеттерхэнд, оглядывая поверженного зверя. – Да еще какой огромный! И вы живы, Мартин?! Какое счастье!

Он подошел к медведю и осмотрел рану.

– Прямо в сердце! Великолепный трофей! Разумеется, мне не нужно спрашивать, кто уложил его.

Естественно, все хотели услышать про это опасное охотничье приключение, и Мартину пришлось обо всем рассказать. Он сделал это просто и скромно, без прикрас, но все же слушатели по достоинству смогли оценить его хладнокровие и мужество. Теперь на долю юноши выпало всеобщее признание.

– Мой дорогой юный друг, – произнес Олд Шеттерхэнд, – охотно признаю, что даже опытнейший охотник не смог бы проделать это лучше вас. Если вы будете и дальше продолжать в том же духе, из вас когда-нибудь получится тот, кто заставит многих заговорить о себе.

Даже обычно немногословный Виннету одобрительно заметил:

– У моего маленького белого брата решимость старого воина. Он достойный сын знаменитого Грозы Медведей. Вождь апачей дает ему свою руку.

Когда ладонь юноши оказалась в руке Виннету, Мартин ощутил, как крепнет его чувство собственного достоинства. Такая похвала со стороны обоих знаменитостей вызвала внутри у него даже больше воодушевления, чем то, которое возникает, когда человек получает награду непосредственно из рук первого лица в своем государстве.

Маленький саксонец ткнул в ребро Толстяка Джемми и заметил:

– Это ли не славный подвиг? А?

– Еще бы! Я исполнился уважения к этому парню.

– Значит, теперь вы верите, что он и других медведей отправил к праотцам?

– Охотно.

– Да, он очень славный парень. Кто знает, как на его месте поступили бы вы… Почти уверен, что вы спокойно позволили бы медведю сожрать себя.

– Ну, не так уж спокойно. Я таскаю с собой свою старую «пушку» не для того, чтобы воробьев пугать.

– Вот как! Спрашивается только, попали бы вы хоть в одного воробья из своей хлопушки? Медведя, по-моему, на мушку взять легче. Подстрелили ли вы хоть одного?

– И не только одного.

– Послушайте, хватит врать-то! Не утруждайте себя напрасно, все равно вам никто не поверит.

– Хо! Как-то раз я даже проспал рядом с медведем всю ночь напролет и лишь утром заметил, что серый приятель по-соседски остановился на ночлег.

– Это немыслимо! Не заметить медведя, надо же! Разве зверь не храпел?

– Нет, этот экземпляр гризли сопел и хрипел, но только никак не храпел.

– Хм! Вы должны рассказать мне об этом.

– Сегодня вечером, когда сделаем привал. Сейчас нет времени.

Для шошонов медведь был желанной добычей. Его грудинка считалась вкусным лакомством, окорок ценился еще выше, а лапы вообще слыли изысканным блюдом. Лишь сердце и печень медведя индейцы выбрасывают, потому что считают их ядовитыми. Очень популярно у них медвежье сало, из которого они готовят маслянистую жидкость. Эта жидкость незаменима, например, при приготовлении боевой раскраски или охры, которой сиу разрисовывают линии пробора волос. Кроме того, индейцы натирают салом кожу, чтобы защититься от укусов москитов и других вредных насекомых.

На вопросительный жест вождя шошонов Мартин ответил:

– Пусть мои братья возьмут мясо медведя, а шкуру я оставлю себе.

Через две минуты шкура с хищника была содрана, а мясо разрезано на куски. Пока большинство шошонов свежевали тушу своими острыми, как бритвы, ножами для скальпирования и резали мясо длинными, широкими полосами, остальные занимались обработкой шкуры, разумеется, в предварительной пока стадии. Все прилипшие к ней остатки мяса были тщательно удалены, а шкура хорошо очищена, после чего череп медведя томагавком раскололи, чтобы мозгом хищника натереть внутреннюю поверхность шкуры для ее лучшей сохранности.

Со всеми этими работами воины управились за четверть часа и вернулись в лагерь. Шкуру взвалили на вьючную лошадь, которую шошоны предусмотрительно взяли с собой, а мясо засунули в «печи».

Печи? У индейцев с собой были печи? Само собой, только, конечно, эти печи были не из мрамора, фарфора или железа. Просто каждый положил свою долю мяса под седло. За время скачки оно обычно настолько размягчалось и запекалось, что к вечеру представляло собой готовый продукт и поедалось с огромным аппетитом. Конечно, какому-нибудь гурману из Старого Света такое блюдо вряд ли показалось бы очень аппетитным.

На полуденный отдых, прерванный охотничьим приключением, времени больше не оставалось, и вся компания снова тронулась в путь.

Глава восьмая. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФРЭНКА И БОБА

Путь вел дальше в долину, затем, попетляв между скал, вывел всадников наконец в широкую лощину, по которой они двигались раньше. Выяснилось, что благодаря указателю сиу отряд существенно сократил расстояние, а кроме того, теперь не осталось сомнений, что огаллала точно знают дорогу, по которой едут. Время от времени они оставляли другие указатели, подобные первому, особенно, когда изменялось направление их движения. Из чего следовало, что сиу до сих пор придерживались мнения, что Вокаде обязательно последует за ними.