Сокровище Серебряного озера, стр. 105

— Мой брат прав. Я не люблю убивать людей, но Большой Волк неоднократно нарушил клятву, а значит, и не раз заслужил смерть. Если мы оставим его в живых, он сам же посчитает это нашей слабостью и бессилием. Но если мы покараем его, воины юта узнают, что перед нами нельзя безнаказанно нарушать слово, и больше не рискнут действовать так вероломно. Но сейчас нам не стоит упоминать об этом.

Прошло четверть часа, и Олд Шеттерхэнд обратился к Огненному Сердцу:

— Время вышло. Что решил вождь юта?

— Перед тем как сказать, — ответил старик, — я должен точно знать, куда вы потащите заложников?

— Мы не будем тащить их — они поедут с нами. Хотя они и будут связаны, мы не готовим им страданий. Мы едем к Тейвипа.

— А потом?

— Наверх, к Серебряному озеру.

— И так далеко заложники должны ехать с вами? Псы навахов могут быть там, наверху. Они убьют наших воинов!

— У нас нет желания брать их с собой так далеко, они будут сопровождать нас до Долины Оленей. Если с нами до того места ничего не случится, мы поймем, что вы сдержали слово, и после Долины Оленей отпустим их.

— Это правда?

— Да.

— Вы будете с нами раскуривать трубку мира?

— Только с тобой одним — этого достаточно, ибо ты говоришь от имени остальных.

— Тогда бери свой калюме и запали его, — вождь пристально взглянул на охотника.

— Возьми лучше ты свой.

— Зачем? Твоя трубка не так хороша, как моя? Или из нее струится дым лжи?

— Наоборот. Мой калюме всегда говорит правду, а вот трубке краснокожего человека нельзя доверять.

Это было серьезным оскорблением.

— Если бы я не был связан, то убил бы тебя! Как смеешь ты обвинить наш калюме во лжи! — выкрикнул Огненное Сердце со вспыхнувшими гневом глазами.

— Потому что имею на это право. Трубка Большого Волка обманула нас, а ты взвалил часть его вины на себя, ибо дал ему воинов, чтобы напасть на нас. Нет, будем раскуривать твой калюме. Если не захочешь, мы посчитаем, что у тебя нет честных намерений. Решайся быстрее! У нас нет желания попусту тратить время на разговоры.

— Тогда развяжи меня, чтобы я мог воспользоваться трубкой!

— Это ни к чему. Ты заложник и должен быть связанным, пока мы не освободим тебя в Долине Оленей. Я сам займусь твоим калюме и вложу его тебе в рот.

Огненное Сердце предпочел больше не отвечать. Он вынужден был стерпеть оскорбление, ибо речь шла о жизни. Олд Шеттерхэнд снял с его шеи трубку, набил ее и зажег. Потом выпустил дым вверх, вниз и в четырех направлениях света и объявил, что он сдержит данное Огненному Сердцу обещание, если юта откажутся от всех враждебных действий. Огненное Сердце был поставлен на ноги и повернут в четырех направлениях. При этом он вынужден был сделать также шесть затяжек и пообещать за себя и своих выполнить клятву. На этом церемония завершилась.

Теперь юта должны были отдать отобранные у белых вещи. Краснокожие проделали это совершенно спокойно, поскольку сказали себе, что скоро снова станут их владельцами. Потом привели лошадей белых и заложников.

А тем временем начало светать. Белые сделали все, чтобы по возможности ускорить свой отъезд, что им удалось. При этом они должны были соблюдать крайнюю осторожность и не имели права даже на малейшую оплошность, из-за которой краснокожие могли получить какое-либо преимущество.

Пятеро выбранных воинов и молчаливые вожди были привязаны к лошадям. Каждого из них окружили двое белых, державшие револьверы наготове — на случай, если бы индейцы надумали вдруг сопротивляться, несмотря на положение заложников. Отряд двинулся к боковому каньону, по которому Хромой Френк и Тетка Дролл пробрались в лагерь. Индейцы вели себя спокойно, и только мрачные взгляды, которые они бросали на бледнолицых, выдавали обуревавшие их чувства.

Глава пятнадцатая. ИНДЕЙСКАЯ БИТВА

Никто не был горд счастливым концом этого приключения больше, чем Дролл и Хромой Френк, чьему разумному и энергичному вмешательству, по меньшей мере, его быстроте, были обязаны их друзья. Герои снова скакали рядом друг с другом позади пленников. Как только процессия покинула лагерь, Дролл, залившись своим неповторимым лукавым смехом, сказал:

— Хи-хи-хи-хи, прямо душа радуется! Должно быть, индейцы в ярости, что позволили нам ускакать просто так! Как считаешь, кузен?

— Конечно! — кивнул Френк, гордо восседавший на своем жеребце. — Это был удачный ход — лучше не бывает! А знаешь, кто при этом были главными матадорами? 54

— Ну?

— Ты и я — мы вдвоем! Без нас остальные до сих пор томились бы в оковах, как Прометей, вынужденный из года в год питаться орлиной печенью 55.

— Ну, знаешь, Френк, я думаю, они все же нашли бы выход и без нас. Такие люди, как Виннету, Шеттерхэнд и Файерхэнд, не позволят так легко привязать себя к столбам пыток. Они не раз бывали и в худшем положении, но тем не менее живут и поныне здравствуют.

— Хотя я и согласен с тобой, думаю, им все же пришлось бы тяжеловато. Без нашего мирового удальства им было бы, хотя и не безнадежно, все же не так легко контрапунктироваться из этого дьявольского положения. Я, конечно, не могу гордиться этим, но все-таки испытываешь возвышенные чувства, когда можешь сказать себе, что наряду с выдающимся дарованием имеешь еще и резвый интеллект, который не сможет догнать даже самый быстрый конь! Когда я позже уйду на пенсию и буду при хороших чернилах, напишу мои мемуаранды, чем занимаются все знаменитости. Лишь после этого мир узнает, к каким галлюцинациям обладает компетентными способностями одна-единственная человеческая душа! Ты такой же высокоодаренный почетный гражданин Земли, и мы можем с гордостью нашего имитированного чувства собственного достоинства вспомнить о том, что мы не только земляки, но и конфигурированные кузены и родственники!

Тем временем отряд вступил в боковой каньон. Каньон не сворачивал влево, к главному, а вел направо и дальше шел вдоль него. Виннету, который знал путь лучше всех, скакал, как обычно, во главе. За ним двигались охотники и рафтеры, охранявшие пленных. Следом покачивался паланкин, в котором находилась Эллен с ехавшим рядом отцом, а заключали процессию снова несколько рафтеров.

Эллен со вчерашнего дня держалась чрезвычайно стойко. С ней, к счастью, краснокожие не обращались так строго, как со взрослыми пленниками мужского пола. Когда те освободились от веревок и подскочили к вождям, чтобы захватить их, она осталась совершенно одна у погашенного Олд Шеттерхэндом костра. Просто чудо, что краснокожие не подумали воспользоваться ей, чтобы вынудить противника освободить заложников!

Дорога в узком каньоне шла в гору достаточно круто и по прошествии, быть может, часа вывела на широкую открытую скалистую равнину, которая ограничивалась темными силуэтами Скалистых гор. Здесь Виннету развернулся и сказал:

— Мои братья знают, что краснокожие будут преследовать нас. Мы поскачем галопом, чтобы проложить между ними и нами как можно большее расстояние.

Все пришпорили лошадей и погнали их так, насколько это могли позволить паланкин и запряженные в него пони. Позже этот темп был снижен благодаря очень радостному для всадников обстоятельству — они заметили стадо вилорогов 56, и двух из них им удалось подстрелить. Теперь на весь оставшийся день провианта было достаточно.

Горы подступали все ближе. Плоскогорье, казалось, наталкивалось на их подножия, но до склонов было еще далеко, поскольку дальше лежала долина Рио-Гранде. В полдень, когда палящее солнце нещадно жгло людей и зверей, всадники достигли узкого места скалистой равнины, откуда дорога вела вниз.

— Здесь начинается каньон, который выведет нас к реке, — пояснил Виннету и направил коня дальше. Казалось, будто великан гигантским стругом прорезал в твердом камне дорогу, идущую вниз все глубже и глубже. Появившиеся справа и слева скальные стены сначала были едва заметны, потом поднялись в человеческий рост, а вскоре стали огромными и продолжали вздыматься все выше, пока, казалось, не сошлись где-то наверху, скрыв небо. Здесь, в теснине, стало темно и холодно. Со стен сочилась вода, скапливающаяся на дне и очень скоро ставшая глубиной с фут, позволив животным утолить жажду. Но странно — каньон не делал ни малейшего витка. Он напрямик врезался в скалы, и задолго до того, как люди достигли его конца, они заметили впереди полосу света, которая становилась тем шире, чем ближе они были к выходу, положившему вскоре конец протянувшейся на многие сотни футов теснине.