Дети погибели, стр. 45
– Хорошо ещё, что хоть ты цела, – сказал Михайлов; упражнения со стульями его слегка успокоили. – И Оля с Сашей… Эх, напрасно ты со мной не посоветовалась.
– Когда же советоваться было? Петенька внезапно решил на прогулку отправиться – самый удобный случай.
– Случай – для чего? Пристрелить его, что ли, в петергофской Александрии?..
Соня подняла голову. Слёзы высохли.
– Нет! Я же говорю: допросили мы его, и отпустить хотели!
Михайлов неожиданно снова наткнулся на стул и отбросил его уже с такой яростью, что Соня вздрогнула и невольно села на диване, закрываясь подушечкой и поджав под себя ноги.
– Такие дела единолично никто решать не может! – почти закричал Михайлов. – Ты и себя подставила, и Николая, и Олю с Сашей!..
– Ну… Николай пока на Фонтанке… Ещё неизвестно, что дальше будет. Улик-то у них нет. Ну, просто попутчик случайный, вместе с Акинфиевым на вокзал поехал по непогоде…
– Ага. Попутчик. И ты – попутчица… Только подумай же сама: почему они непременно решили Акинфиева убить? Заслуженного человека, знакомого с самим Дрентельном, да и не только с ним!.. Значит, для НИХ он опаснее был, чем ты с Николаем! Понимаешь?..
Соня насупилась.
– Понимаю. И не кричи так, пожалуйста.
Михайлов посмотрел на неё. Поднял стул и сел на него верхом. Поворошил шевелюру, подёргал себя за усы.
– Ничего ты пока не понимаешь. И я – тоже, – тихо сказал он.
Посидел молча.
– Как ты думаешь, – спросил вдруг. – Почему Маков сам этим делом занимается? Почему не товарищ министра, какой-нибудь Чередов?
– Ну… Может быть, потому, что его главного помощника убили. Как Акинфиев рассказал. Ну, того – Филиппова. Я тебе говорила.
– Да-да, помню. Его, по словам Акинфиева, жандармы и убили. Но Макову-то что за дело? Расследование идёт, ну, пусть даже полиция ведёт параллельное расследование, негласно… Но почему он сам, почему никому не перепоручает?
Соня подумала.
– Должно быть, больше уже не доверяет никому.
Михайлов поднял палец.
– Вот! – торжествующе сказал он. – Теперь понимаешь?
– Что?
Михайлов покачал головой. И даже вздохнул.
– А то. Самое главное.
Он пригнулся к Соне, так, что стул встал на две ножки. Проговорил медленно, внятно и тихо:
– Не только здесь, в этой комнате, у нас с тобой, заговор – вот что. Там, выше – тоже заговор. И, может быть, сидит сейчас какой-нибудь Комаров или Кириллов и сеть плетёт. И нашими руками свои задачи решает. А мы – только пешки в их игре. Да и Комаров – тоже пешка. Хотя ему и генерала присвоили…
Соня порывисто поднялась.
– Ну, это уже из области совсем фантастической. Ты много иностранных романов читал, Саша. Я – пешка?
Она усмехнулась.
– Ну, уж нет… Я в этой игре – королева. Ферзь!
Михайлов поднял голову. Их взгляды встретились. Михайлов не выдержал первым и опустил глаза. Выговорил с трудом:
– Нет, Соня, королева в этой игре совсем не ты.
– А кто же? – требовательным голосом спросила Соня.
«Цесаревна Мария Фёдоровна, – мысленно ответил Михайлов. – Бывшая датская принцесса, а нынче супруга наследника Александра Александровича. Но только вот что. Она сама в игры не играет. Она, может быть, и вовсе про заговор мало что знает. Для неё главное – чтобы цесаревич императором стал. А как? Это её, видимо, мало волнует… Но её тайные желания – один из мотивов заговора. Ведь свита обязана знать, чего желает король… и королева. И предугадывать их желания».
Глава 8
ПЕТЕРБУРГ. АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН.
Май 1879 года.
Комаров вошёл в камеру без стука и без приветствия. Прошёл к столу, сел на стул, подождал, пока Нечаев перевернёт страницу. Когда страница была перевёрнута, Комаров кашлянул и сказал:
– Да вы, Нечаев, провидец.
Нечаев искоса посмотрел на него.
– А вы, Комаров, я вижу, сегодня при параде пришли… Что, неужто генерала дали?
– Дали… Генерал-майора. Я прямо со службы.
– Ну-ну.
Нечаев отложил книгу, потянулся.
– Так что там я ещё провидел, ваше превосходительство?
– Только что пришло по телеграфу: в Киеве по приговору военно-окружного суда повешены террористы Осинский, Брандтнер и Свириденко. Казнь сопровождала игра военного оркестра…
– И что?
– Так ведь оркестр-то играл «Камаринского»…
Нечаев усмехнулся:
– Говорю же, сердце-вещун.
Комаров мрачно посмотрел на него.
– А что оно вам ещё вещует?
– Вещует, что скоро здесь все камеры до отказа будут забиты. То-то весело станет…
– Гм… – Комаров поднялся, оправил шинель. – Не знаю, как насчёт камер… А вот веселья у вас точно прибавится.
Нечаев насторожился:
– Вы это о чём, генерал?
Комаров не ответил.
– Постойте! – догадался Нечаев. – Уж не прощаться ли вы приходили?
Комаров пожал плечами.
Нечаев подскочил с горящими глазами.
– А вот это вы зря… У вас ведь врагов предостаточно.
– Нет, врагов у нас уже нет.
– А выстрелы в Петергофе?
Комаров криво усмехнулся:
– А вы-то что об этом знать можете?
– Многое, – ответил Нечаев, слегка успокаиваясь. – Лучше уж прямо скажите, кто же там, наверху, НАМ (он сделал ударение на этом слове) противостоит?
Комаров пожал плечами.
– Никто.
– Вы лжёте. Вы день и ночь воюете с полицией, с призраками… С министрами.
– Ну-ну. Интересно послушать.
– Да, с министрами! Вы думаете, я тут ничего не знаю? Да я, может быть, больше вашего знаю! И про мадам с револьвером, и про министра…
Комаров пренебрежительно махнул рукой.
– Это ваше дело. Мадам фактически исполняет нашу волю. А что до министра – так один в поле не воин…
И пошёл к выходу.
Маков вошёл в Исаакиевский собор. Шла обычная служба, народу было немного. Маков прошёл в дальний угол, встал перед свечами, за спинами старух. Делал вид, что молится. Ждал.
Наконец, заметил: молодой человек, по виду – студент, пошёл к выходу.
Маков пошёл следом.
Выйдя из собора, двинулся к скверу. Молодой человек, слегка горбясь, неторопливо шагал впереди. Маков постепенно догнал его.
– Очень опасно стало, Лев Саввич, – проговорил студент.
– Согласен, – тихо ответил Маков. – Пожалуй, вам следует покамест уехать. Я распоряжусь, получите отпуск для лечения. Езжайте куда-нибудь подальше от женев с парижами – в этих осиных гнёздах вас могут быстро найти.
Студент слушал молча.
– Но перед этим попрошу вас сделать ещё одно, последнее дело.
Впереди в аллее стоял городовой. Когда Маков поравнялся с ним, городовой подтянулся и внезапно гаркнул:
– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!
Маков вздрогнул от неожиданности: перед ним стоял Кадило.
– А ты чего здесь? – спросил Маков.
– А меня давно перевели сюда, ещё когда на жизнь Государя императора покушались. Так что теперь здесь службу несу!
– Молодец, – сквозь зубы сказал Маков.
– Рад стараться! – донеслось сзади.
«Вот ещё один. Не поймёшь, кто. То ли дурак, то ли…» – Маков ускорил шаг.
Место было слишком людное: здесь его многие могли узнать.
– Идите вперёд, – тихо проговорил Лев Саввич своему спутнику. – На Сенатской возьмите пролётку, езжайте по Конногвардейскому бульвару. Я догоню.
И Маков свернул в боковую аллею.
Усевшись в пролётку, Маков вздохнул с облегчением.
– Ну-с, Павел Александрович, скверные дела.
– Да уж… – проговорил Севастьянов. – Куда ехать прикажете? Извозчик ждёт.
– А нумер извозчика запомнили?
– Запомнил…
– Теперь и извозчиков опасаться приходится. Гурко порядок наводит… Скажите – пусть едет на Екатерининский, к Михайловскому саду.
Когда пролётка тронулась, Севастьянов спросил: