Предания нашей улицы, стр. 74
Мужчины горячо обнимали Касема, женщины жали ему руку. Все выражали радость и желали ему здоровья. Сакина тоже была тут. Она сообщила, что маленькая Ихсан спит в приготовленном для них доме. Касем и встречавшие его прошли вдоль новой улицы, которая состояла из хижин, расположенных в форме квадрата на самой вершине горы. Люди пели и веселились. Словно отзываясь на их радость, небо на горизонте совсем посветлело и походило на море белых роз.
Один из мужчин провозгласил:
— Добро пожаловать, наш футувва Касем! Касем переменился в лице и гневно ответил:
— Да будут прокляты все футуввы! Там, где они есть, нет ни мира, ни спокойствия.
И, обращая свою речь ко всем, продолжал:
— Мы поднимем дубинки, как это сделал Габаль, но во имя милосердия, к которому призывал Рифаа. Мы завладеем имением, но на благо всех, и мы осуществим мечту Адхама. Вот наша цель, а футуввы нам не нужны!
Хасан осторожно подтолкнул Касема к отведенной ему хижине и напомнил окружившим его людям:
— Он всю ночь не сомкнул глаз, дайте же ему немного отдохнуть!
Касем улегся на мешковину рядом с дочерью и сразу же уснул. Проснулся он днем с тяжелой головой, чувствуя усталость во всем теле. Пришла Сакина и принесла ему Ихсан. Касем посадил дочь на колени и стал ласкать ее. Сакина подала ему кувшин воды.
— Эту воду, сообщила она, приносят нам из колонки, из которой когда-то брала воду жена Габаля!
Касем улыбнулся, он любил все, что было связано с воспоминаниями о Габале и Рифаа. Он огляделся вокруг: кроме мешковины на полу и на стенах, в жилище ничего не было. Поцеловав еще раз дочь, он отдал ее Сакине, а сам вышел наружу. Его уже поджидали Садек и Хасан. Он поздоровался и сел между ними. Его удивило, что на улице он заметил только женщин и детей.
— Все мужчины ушли в квартал ас-Сайида Зейнаб за продовольствием, а мы задержались, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, — сказал Садек.
Касем следил глазами за женщинами, которые готовили пищу и стирали белье на улице, перед хижинами, за ребятишками, резвившимися тут же.
— Хотелось бы знать, довольны женщины этой жизнью? — задумчиво сказал он.
— Они мечтают владеть имением и жить так, как сейчас живет Амина-ханум, жена управляющего! — объяснил Садек.
Касем широко улыбнулся, посмотрел на своих друзей и спросил:
— Что вы думаете по поводу следующего нашего шага? Хасан поднял голову, гордо посаженную на могучих плечах.
— Мы имеем ясное представление о том, чего хотим!
— Но каким образом этого добиться?
— Надо напасть на них внезапно. Однако Садек возразил ему:
— Надо еще обождать, пока к нам не присоединится большинство жителей нашей улицы, а потом уж перейти в наступление. Тогда мы не только победим, но и добьемся победы меньшим числом жертв.
Касем одобрил его:
— Правильно, Садек!
Они умолкли, задумавшись, как вдруг смущенный голосок сказал:
— Еда готова!
Касем поднял глаза и увидел Бадрийю, сестру Садека, которая принесла блюдо бобов и лепешки и смотрела на него улыбающимися глазами.
— Приветствую моего спасителя! — Касем тоже не мог сдержать улыбки.
Бадрийя подала ему миску с едой.
— Да продлит Аллах твои дни!
С этими словами она ушла в хижину Садека, стоявшую рядом с жилищем Касема. На душе у Касема потеплело, и он с аппетитом принялся за еду.
— У меня есть немного денег, — сказал он друзьям, — они нам пригодятся. Мы должны привлечь на свою сторону каждого достойного доверия жителя нашей улицы. Ведь там много бедняков, которые желают нам победы, но их останавливает страх перед футуввами.
Вскоре Хасан с Садеком ушли по своим делам, и Касем остался один. Он решил обойти улицу и приглядеться к жизни людей. Он прошел мимо играющих ребятишек, но никто из них не обернулся на него, зато все женщины с улыбками приветствовали его. Его внимание привлекла старуха с совершенно белой головой, затянутыми мутной поволокой глазами и трясущимся подбородком. Касем подошел к ней, приветливо поздоровался и спросил:
— Кто ты, тетушка?
— Я мать Хамруша, — ответила старуха голосом, подобным шелесту сухих листьев.
— Приветствую тебя от имени всех сыновей. Как же ты решилась покинуть нашу улицу?
— Лучшее место для меня — рядом с сыном. И, немного помолчав, добавила:
— И подальше от футувв.
Ободренная улыбкой Касема, старуха похвасталась:
— В молодости я видела Рифаа!
— Правда?!
— Да, клянусь твоей жизнью! Он был красив и приветлив, но мне и в голову не могло прийти, что именем его будет назван квартал, а поэты станут воспевать его.
Касема очень заинтересовал рассказ старухи.
— А ты не стала его последовательницей, как другие?
— Нет. Ведь тогда и нас никто не знал, и мы сами себя не знали. Если бы не ты, о бродягах так никто и не вспомнил бы.
С любопытством глядя на старую женщину, Касем подумал: «Интересно, как выглядит сейчас наш дед?» Он распрощался с нею ласково, а она долго молилась ему вслед.
Он дошел до того места на вершине горы, где начиналась ведущая вниз тропа, и остановился, глядя на простирающуюся у подножия горы пустыню. Вдали виднелись купола и плоские крыши домов. Отсюда они выглядели как разные черты одного лица. Касем сказал себе, что иначе и быть не может, все это и должно стать единым. Каким маленьким кажется все с высоты! И что такое управляющий Рифат или футувва Лахита?! Если смотреть с высоты, исчезает разница между Рифатом и дядюшкой Закарией. Отсюда трудно разглядеть нашу беспокойную улицу. Ее и не найти, если бы не дом владельца имения, который виден с любого места, дом нашего деда, окруженный высокой стеной, из-за которой выглядывают лишь кроны деревьев. Но дед очень-очень стар и не вызывает прежнего боязливого почтения. Он как солнце, клонящееся к закату. Где ты? И каков ты? Почему кажется, что ты уже совсем не тот? Нарушающие твои заветы живут в двух шагах от твоего дома. А эти женщины и малые дети, укрывшиеся на горе, разве они не ближе твоему сердцу? Ты снова займешь достойное место в глазах людей, когда будут исполнены твои заветы. Мы исполним твои заветы, не убивая управляющего и не трогая футувв. Это так же несомненно, как то, что завтра снова взойдет солнце. Если бы не ты, не было бы у нас ни отца, ни улицы, ни поместья, ни надежды.
Из раздумья его вывел приятный голос:
— Кофе, муаллим Касем.
Обернувшись, он увидел Бадрийю. Взяв чашку из ее рук, он сказал:
— Ты слишком утруждаешь себя.
— Я рада услужить тебе, господин.
Он с грустью вспомнил Камар и принялся отхлебывать кофе. Бадрийя ждала, пока он допьет, и, глядя друг на друга, они улыбались. Как вкусен кофе на вершине горы, над пустыней!
— Сколько тебе лет, Бадрийя?
— Не знаю.
— Но ты знаешь, почему мы очутились здесь, на горе? Она смущенно пожала плечами.
— Это ты нас сюда привел.
— Я?!
— Ты хочешь победить управляющего и футувв и отдать имение нам. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и спохватился, что чашка его уже давно пуста. Возвращая ее девушке, он промолвил:
— Уж не знаю, как тебя и благодарить. Зардевшись, она молча пошла прочь. А он глядел ей вслед, тихо говоря:
— Будь счастлива.
84
Вечернее время отводилось для занятий борьбой. Все мужчины учились драться на палках. К этим нелегким упражнениям они приступали, вернувшись на гору после целого дня трудов, которыми зарабатывали себе и своим близким скудное пропитание.
Касем всегда начинал первым. Его радовало воодушевление, с каким люди готовились к решительному дню. Среди мужчин было много силачей, но все они относились к Касему с любовью, которой никогда не знала наша улица, раздираемая ненавистью.
Дубинки поднимались и опускались, сталкивались с оглушительным стуком. Мальчишки, всегда толпившиеся вокруг, глядели на взрослых и подражали им. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин.
Ряды хижин на новой улице становились все длиннее, на нее каждый день приходили новые люди. Садек и Хасан оказались умелыми проповедниками. Они знали настроение всех жителей улицы и настойчиво убеждали тех, кто не привык ни на что надеяться, присоединиться к ушедшим на гору ради того, чтобы надежды осуществились. Садек говорил Касему: