Жизнь собачья, стр. 38
Затаились мы, лежим, почти не дышим. Вдруг: – Гав! – Гав! – Малышня проснулась.
Слышу, дверь скрипнула. Нашла все-таки – Ричи, где ты? Пойдем домой – Неожиданно свет ударил в глаза. Я даже зажмурился. Надо же, с фонарем. Подготовилась.
– Папа! Папа! Иди сюда, я их нашла!
Хорошо, хоть сообразила, отца с собой взять. А то вздумала по гаражам ночью шляться. Мало ли на кого нарваться можно.
– Ричи, бери своих мелких, и пора домой. Нечего вам в подворотнях спать.
Бог мой! – Что она говорит? – Неужели готова нас всех взять? – Нет, не может такого быть – А почему не может?
– Пошли, пошли, ребята.
– Она что и меня возьмет? заволновалась Дези.
– Возьмет – И детей?
– И детей – Она что, с ума сошла?
– Не знаю. Пошли что ли? – Смотрит она на меня, а глаза у самой перепуганные. То ли верить в такое счастье, то ли нет.
Лизнул я ее в нос. Смотрю, полегчало, даже заулыбалась. А мамка в это время решила с ней познакомиться. Протянула руку, стоит, ждет. Неужели думает, что все так просто. Дези столько горя от людей натерпелась, что так просто ни с кем не подружится.
Дези с перепугу зарычала. Пора, думаю, вмешаться, а то, точно, все кончится скандалом. Я ей и говорю: – Кончай, она тебя не обидит. Взял и с причмокиванием лизнул мамке руку.
Дези посмотрела на меня, на нее, вздохнула и тоже лизнула, правда с неохотой. И тут откуда-то сбоку выскочила малявка, Масяней зовут, вредная такая. Цап мамку за палец острыми зубками. Та как закричит: – Ой!!! Больно!
Тут уж я не выдержал. Вскочил и вредину за шкирку.
– Вот я тебе сейчас! Говорю.
Она маленькая, слабенькая, как заверещит: – А – а – а – Имя ей я вчера придумал. Рыжая, лохматая, бегает, только пятки сверкают, такая же, как у мамке на экране. Дези ее Машей называла. Какая она Маша? Масяня и есть Масяня, что вид, что характер. Ну да, ладно.
Лизнул я мамке палец и говорю: – Ничего, до свадьбы заживет.
Ха – До какой свадьбы? – Не дай бог, такого точно не переживу.
Взяла мамка вредину, погладила, поласкала и посадила в сумку. За ней двух ребят отловила и, наконец, последнюю, самую симпатичную, Лизонькой зовут.
– Все, – говорит, – Пошли, папуль. А то уже спать хочется.
Дед сумку взял и вперед. Дези за ним след в след, смотрит, чтобы не обидели ее ненаглядных деточек. А те притихли, явно новую конуру изучают. Интересно им, глупеньким.
Так мы и пришли. Открыла мамка дверь и пригласила: – Заходите.
Подтолкнул я Дези носом и за ней. Вошла она в коридор, стоит ни жива, ни мертва. Ждет, когда Данила выскочит.
А мамка и говорит:
– Ты Дези будешь с детишками в этой комнате жить. Проходи.
Открыла она дверь, а там коробка. А в ней мое старое одеяло и пара подушек. Взяла она сумку и давай щенков по одному вынимать, на новом месте устраивать.
– Завтра вас помоем, причешем. Красивые будете, чистые. А сейчас давайте спать.
Дези, конечно, сразу в коробку полезла, проверить, все ли там для ее ненаглядных, как нужно устроено. Порылась, порылась, вздохнула с облегчением, и успокоилась. Тем более мамка туда что-то вкусненькое положила. Дети быстро разобрались, что к чему, и весело зачавкали.
Слава богу, хоть сытые поспят!
Интересно, а где Данила? Что-то тихо очень – Пойду, посмотрю.
Захожу в свою комнату, смотрю, а он в моем кресле сидит, глаза таращит.
– Ну, что – явились?
– Явились, – отвечаю. Не сердись, Данила, это не я. Это все мамка – Что, не я? Не ты что ли детей настрогал? Мамка, значит? – И такой меня тут смех разобрал. Дело-то серьезное, а я как захохочу. Минут пять успокоиться не мог. Данила смотрел, смотрел, а потом тоже заулыбался. Чувствую, обстановка разрядилась.
– Ну и злодей ты, Ричард, – говорит. Никогда не знаешь, чего от тебя ждать.
– Я и сам не знал, пока не увидел.
– Оправдывайся, оправдывайся – Но учти, если твоя – хотел он ее обозвать, но ума хватило, сдержался, – Будет на меня кидаться, я ей такое устрою. Ты ее предупреди. Она, конечно, мать кормящая, это ее и спасает, но хорошего, помаленьку. Пусть не наглеет, а то мигом вылетит.
– Не заводись, – отвечаю, – Она все прекрасно понимает, но и ты будь поспокойнее. Она же мать, волнуется, переживает, для нее дети все.
– Ладно, иди отдыхай, а то рассвет уже скоро. Наволновался, небось, поэт ты наш. Хоть бы дети в тебя пошли, а то будут такие же, как их мать.
Тут уж я не выдержал. Зря ты, Данила, так. Она хорошая, добрая, просто зла много видела.
И ты на нее еще нападаешь. Думаешь, ей легко?
– Ладно, прости, – неожиданно извинился он. Не люблю я собак, особенно женского пола, больно они эмоциональные, скандальные.
– Дези не такая, – не согласился я.
– Пусть не такая. Посмотрим, что ты через месячишко скажешь, когда она тебе все печенки проест. Хорошо хоть завтра суббота, не надо ни свет, ни заря вставать. И смотри мне, чтобы тихо было. А то начнутся гонки на выживание. Следи за своими отпрысками, папаша ты наш.
Махнул я хвостом и пошел к своим. А они уже спят. Намаялись бедненькие, устали.
Утро
Для меня теперь каждый день, как праздник. Открыл глаза, вздохнул и чувствуешь, вот оно счастье, – рядом. Стоит сделать шаг, и можешь ее целовать, лизать, гладить. Рай, а не жизнь.
Первые дни казалось, сейчас проснусь, и пойму, что все просто приснилось. Так нет же, уже неделю, а счастье все не кончается. Тем более детишки тоже привыкли, нахальными стали ни в меру. Носятся по квартире, как оглашенные, лают, дерутся. А уж если кто на пути попадется, берегись. Так просто уже не спасешься. Покусают, обслюнявят, загоняют. Татьянка теперь каждый день после школы сразу домой бежит. Некогда ей с мальчишками болтаться, ерундой заниматься, дети дома ждут. Балуется с ними, играет. Не знаю, кому больше нравится, ей или им – Довольные носятся, галдят на весь дом.
Неужели и я такой был? Нет, не похоже, я всегда отличался серьезностью и разумностью.
Кого хотите, спросите. А эти – Вчера, вы не поверите, Данилу вчетвером окружили и давай на него лаять. Все, думаю, будет скандал. Так нет же. Через пару минут разогнал он их, а потом давай за ними гоняться. Они от него, он за ними, потом наоборот. Где у него-то мозги были, ума не приложу. Так теперь и бегают друг за другом. Тоже мне, друзья.
А Дези какая-то грустная. Из комнаты почти не выходит, только если малышня очень уж разойдется. Я ее и так и этак развлекаю, а она посмотрит на меня, вздохнет, к стенке отвернется, и делает вид, что не слышит.
Спрашивал я ее, спрашивал, из-за чего она переживает. На пятый раз она мне и выдала.
Говорит, я тут никому не нужна. Из жалости меня взяли.
– Не говори глупостей, – говорю. – Я тебя люблю, дети любят, и мои постепенно привыкнут.
Ты вон какая красивая. Верь мне, все будет хорошо.
А она и вправду похорошела. Мамка ее помыла, блох и репейники вывела, шерсть расчесала, прямо-таки королевой стала. А про детей и говорить нечего, красавчики. Мы тут их несколько раз на прогулку выводили, так весь двор, как на выставку сбегался на них посмотреть. А эти – хвосты распушат, уши поставят, и знай себе, вышагивают. Уже двоих взять хотят: Лизоньку и Масяню. Лизоньку за красоту, а Масяню за имя. Как услышат, чуть ли ни с руками готовы оторвать. Смешные – Мамка довольна. У нее даже настроение улучшилось. А то первые пару дней, как сомнамбула ходила, не знала, куда их девать. Теперь вроде полегчало, тем более и Лариса обещала помочь.
Если не возьмут оставшихся, она готова их пристроить. У нее всегда куча желающих собаку завести. А от меня щенки на вес золота. Я же красивый, породистый, умный. А дети все в меня, такие же.
Вот только Дезичка меня беспокоит. Пошли мы вчера гулять, погода хорошая, солнышко светит, настроение, что надо, хочется побегать, в траве поваляться, а она – опять грустная.
Идет, едва лапы переставляет, как будто ее на муку ведут. Я к ней и так, и этак, а она ни в какую. Насупилась, даже говорить не хочет. А тут еще Лора, – откуда взялась, ума не приложу.