Овцы, стр. 34

(в отстойнике, где они похоронили крошек)

— Нет!

Завтра она пойдет, возьмет картины и мясо, снесет их вниз и сожжет, уничтожит все испорченные холсты, а потом начнет все сначала, будет писать здоровые, добрые, красивые вещи. Разве искусство не призвано быть прекрасным?

Она услышала, как Джеймс входит в дом и стучит ногами по лестнице, и вытерла лицо краем простыни. Он постучал в дверь (своей собственной спальни!).

— Заходи, — прохрипела она, откашлялась и сказала еще раз громким чистым голосом здорового человека: — Заходи, Джимми!

Он подошел к ней. Вода струями стекала с него на пол. Она обняла его, притянула его к себе за мокрые волосы, начала целовать в шею, в горло...

* * *

Сэм ждал, когда стихнут звуки в соседней комнате. Сначала мама вела себя глупо. Кричала, плакала и бесилась.

Потом пришел папа и начались другие звуки. Сэм хорошо знал эту последовательность: тихие голоса, долгая тишина, потом ритмичное поскрипывание кровати (Сэм постукивал пальцами в такт), опять тишина, опять поскрипывание, потом такие звуки, как будто бы они играли в ферму, хрюканье и мычание, потом папа говорил «помягче, помягче», потом кровать начинала скрипеть яростнее и все заканчивалось: мама чиркала спичкой, чтобы закурить, они тихо говорили и смеялись. Скоро они заснут. Сэм нащупал под подушкой ключ. Он прочитал уже почти все.

* * *

— Помягче, помягче...

Джеймс оттолкнулся руками и оторвался от Адель, переложив тяжесть своего тела на локти. Она подергала его за соски и за волосы на груди, провела руками вниз по животу и нежно схватилась за него; он сел, поднял ее бедра, она вцепилась в его мускулистые руки, он вошел в нее резко и глубоко. Она потянулась к его пальцам, сунула их в рот, укусила, он снова лег на нее, тяжело дыша и что-то бормоча ей в ухо. Она сунула кулаки ему под мышки, он начал дергаться и брызнул в нее, на нее, впившись губами ей в шею.

— Ну как? Ты кончил? — спросила она после, отдышавшись, и они засмеялись. Она потянулась за сигаретами, погладила ему спину. Он лежал на ней весь в поту. Когда она докурила, он уже готов был заняться ею (его выражение; ей лично больше нравилось «доставить ей удовольствие»). Если ему удастся не заснуть.

* * *

Льюин сидел и смотрел в окно спальни. Ничего не было видно, кроме следов дождевых капель на стекле и его собственного отражения. Сон постепенно покидал его, осталась только одна сцена: они с Джеймсом пожимают друг другу руки в сарае. В качестве платы Льюин дал ему овцу; Джеймс забросил ее на плечо. Все нормально, сказал он, ты больше это не увидишь, обещаю. Я лично прослежу. А потом он улыбнулся...

Эта улыбка и разбудила Льюина. В этот момент его рука работала с изнурительно твердым членом. Он был рад, что сон оборвался до того, как с этим улыбающимся красавцем Джеймсом не произошло еще чего-нибудь. Хотя Льюин все-таки был расстроен. Об этом не хотелось думать. Нет, не совсем так. Ни о чем другом тоже не хотелось думать, по крайней мере сейчас.

Он обернулся, посмотрел на свою постель, и его охватило отвращение и что-то еще, похожее на ужас. Он вновь повернулся к окну.

10. 4.38 утра

Джеймс с трудом натянул влажную одежду; еле справился со шнурками. Наручные часы он найти не смог, а на тех, что стояли у кровати, было 4.38 утра. Кто в такое время бегает по улице и вопит? Цифра 8 на циферблате сменилась на 9. У Джеймса возникло ощущение, будто он попал в чужой сон. Где Адель? Ему показалось, он слышал, как тихонько закрылась дверь. Но это был лишь легкий щелчок, а на улице творилось настоящее светопреставление.

Он сбежал по лестнице и понесся по хлюпающей земле. Звуки доносились с соседнего поля. Два голоса. Господи, один из них он отлично знал. Этот голос держал его в страхе несколько лет, с того самого дня, когда произошел инцидент с мистером Рафаэлем. Высокий, надтреснутый голос визжит, спорит, умоляет. Адель.

Он обнаружил их на краю утеса. Земля была мокрой, вокруг валялись только что вывороченные комья. Адель была босиком, в одном халате; Льюин Балмер схватил ее обеими руками. Джеймс подумал: он хочет изнасиловать ее, мерзкий подонок, но позже он увидел, что Льюин просто держит ее, а она орет, бьется, пытается наброситься на него.

— Джеймс! — закричал Льюин, чуть не упав: Адель сделала ему подножку. На мокрой траве было очень трудно удержаться на ногах. Джеймс с изумлением, чуть ли не с интересом, смотрел, как они боролись. Он знал, что Адель могла быть очень сильной. Джеймс побежал к ним и ударился обо что-то ногой. Обо что-то теплое.

Это была выпотрошенная овца. Джеймс наступил ногой на ее внутренности. Он посмотрел вниз. Он почувствовал тепло животных соков и тканей, поднимающееся вверх сквозь чистый сырой воздух. Перед взором Джеймса в мельчайших подробностях предстали внутренние органы. Он легко нашел легкие и сердце, в остальном он не был уверен. Неясно также было, все ли конечности на месте. Чтобы выяснить это, пришлось присесть на корточки.

— Джеймс! Бога ради! — Голос Льюина оторвал его от изувеченного животного. Он схватил Адель за руку, заломил руку ей за спину. Адель визжала и выкрикивала угрозы:

— Сволочи! Вы об этом пожалеете, пидоры!

— Адель, — сказал он громко и холодно, прямо ей в ухо. — Адель, сейчас ты должна успокоиться.

— Чертовы уроды, говнолизы хреновы!

— Адель. Это Джеймс. Я хочу, чтобы ты замолчала.

— Джеймс?

Она перестала биться и замолчала. Неожиданно воцарилась жуткая тишина. Джеймс услышал вокруг осторожные движения овец, нарушивших свой привычный путь.

— Джеймс? — В ее голосе слышалось удивление.

— Все в порядке, Дель, успокойся.

— Это не я!

— Льюин, э...

Он не знал, как выразить свою мысль. Льюин отпустил ее, и она тут же обмякла, упала спиной на Джеймса. Он держал ее за руки. Льюин сделал шаг назад.

— Я услышал крики и, ну, подумал, как будто кто-то поет. И вышел. А она копает.

Он показал на лопату, рукоятка которой была измазана чем-то нехорошим, как показалось Джеймсу даже в темноте.

— Я спросил ее, чем это она занимается, а она бросилась на меня, просто взбесилась! Господи! — У Льюина начиналась реакция на случившееся. — Я увидел на земле овцу, она пыталась поднять ее, говорила, что надо ее похоронить. Я ей не дал, и она снова начала кричать.

— Льюин, я отведу ее домой.

— Мне пойти с тобой? — неуверенно спросил Льюин.

— Нет, все будет в порядке. Правда. Поговорим завтра.

— Надеюсь, я не поранил ее, я...

— С ней уже все в порядке, я отведу ее домой.

Адель стояла совершенно спокойно, прижавшись к Джеймсу. Ее слегка качало. Джеймс прошептал ей в ухо:

— Дель? Пойдем в дом?

Она дала Джеймсу провести себя по разрытой земле в сторону дома. Он вел ее, держа за обе руки, как будто она была роботом. Льюин смотрел на них, схватившись руками за голову и часто моргая. Казалось, они танцуют.

* * *

Джеймс посмотрел на мерцающие цифры часов, стоявших у кровати: они стали бессмысленными, как будто прибор в космическом корабле пришельцев. Точки и тире. Рядом с ним глубоким сном спала Адель; иногда она всхрапывала. Он вспомнил, как не спал из-за нее в прошлый раз, прислушиваясь к призрачной, неразличимой музыке снизу.

Через окно начал проникать свет, постепенно вырисовывались туманные детали гардероба и туалетного столика. Трудно было поверить, что сцена, свидетелем которой он стал всего несколько часов назад, действительно происходила. Скорее всего ее не было. На глаза ему попался халат Адель, грязные пятна на белой ткани, еле различимые в медленно светлеющей тьме. Завтра придется что-то с этим делать. Как он устал!

11. Состояние мисс Лэпкер

Открывшая дверь Силвия Касл была одета в длинный халат и совершенно неуместные пушистые розовые тапочки. Нельзя так женщине ее комплекции, подумал Джеймс. И в ее возрасте. Тапочки настолько его обескуражили, что он позабыл, зачем пришел.