Киндрэт (Тетралогия), стр. 347

Миклош рассмеялся собственной шутке, за что заработал недоверчивый взгляд от ревенанта и вопросительный от Рэйлен. Правда, ничего смешного не было. Если так пойдет и дальше, то вполне возможно, их всех придется занести в эту чертову книженцию.

Пилот объявил о том, что начинается снижение. Бальза поднял шторку на иллюминаторе — исключительно для того, чтобы увидеть свой город с высоты. Самолет прошел над пригородами, особняками и коттеджами, пересек тонкую ниточку Кольцевой, пролетел над казавшимися отсюда миниатюрными небоскребами центра Столицы.

Миклош отметил, что, если забыть о том, где находишься, в какой-то мере даже не лишено некоторой степени очарования, когда город, раскрашенный теплыми оранжевыми огнями, проносится под тобой. Вполне возможно, что летать — это не так уж и плохо. Можно будет наведаться в Лютецию или Рим. Он там чертовски долго не был…

Внезапно самолет резко накренился, выполняя вираж, взвыл двигателями в унисон с господином Бальзой, вцепившимся в рукоятки кресла и вот-вот готовым их оторвать, и начал набирать высоту.

— Какого дьявола?! — рявкнул Миклош и тут же сам ответил на свой вопрос, мельком глянув в иллюминатор.

Огромный, пузатый аэробус, словно пьяный, покачиваясь с крыла на крыло, шел параллельным с ними курсом, также пытаясь уйти вверх. Вокруг него кружились какие-то серые тени — твари, похожие одновременно на грифов и змей, огромные и на первый взгляд неопасные. Внезапно они всем скопом рухнули на лайнер — тот, вздрогнув, взорвался, распустившись огненным цветком, и крупные горящие обломки полетели на спящий город.

— Что происходит?!

— Духи! — рявкнул Грэг. — Существа из нашего мира! И их гораздо больше, чем я думал!

— Одно у нас на крыле! — крикнула Рэйлен.

Глаза кадаверциана полыхнули зеленым огнем, и серую тень точно ветром сдуло.

— Скажи пилотам, чтобы садились! Пусть идут на второй круг! Нам нужно сесть именно в Столице! — распорядился мастер Смерти.

— Все будет хорошо, не бойся, — уверенно сказал телохранитель бледной подопечной, бросаясь в сторону кабины.

— Сможешь что-то сделать? — Миклош старался сохранять спокойствие и не лезть на потолок из-за внезапного приступа клаустрофобии.

Взорвавшийся самолет он уже раньше видел. В своем сне.

— Уже делаю, — спокойно сказал Грэг. — Я смогу отогнать их от нас на какое-то время. Они еще слабы, но лучше бы нам оказаться на земле.

— Значит, не я один так думаю, — проворчал господин Бальза.

Они делали круг над Столицей, летя низко-низко над каким-то лесным массивом, затем над озером и индустриальным районом. В небе творилось черт знает что, духи вились в воздухе, словно червяки в гнилом мясе. Они пытались добраться до окруженного зелеными искрами самолета, но каждый раз разлетались в стороны, словно испуганное воронье.

Самолет снизился настолько, что все замелькало перед глазами Бальзы, а затем шасси коснулось полосы. Только после этого Миклош решился выдохнуть. Он хотел выпрыгнуть из проклятой консервной банки, не дожидаясь остановки, но счел, что это не к лицу главе клана, и лишь потому остался на месте, дав себе слово, что никогда больше, ни при каких обстоятельствах, не полетит спасать никаких девчонок.

Глава 18

Большой круг

В первый миг он почувствовал боль. И тут же — легкость, словно с него сняли невыносимо тяжелый груз и вернули возможность мыслить рационально.

Атум не сопротивлялся до тех пор, пока не оказался на каменном полу в каком-то незнакомом огромном помещении. Там он стряхнул с себя удавку, зеленой змеей сползшую к ногам, и огляделся.

Они стояли на линии, образующей замкнутый круг, на расстоянии, которое считали безопасным, и смотрели на него. Основатель медленно обернулся, чувствуя, как его начинает наполнять злобное веселье. Вокруг него собрались главы всех кланов — настоящие либо считающие себя такими.

Прежде всего он увидел красивую японку, ту самую, тень которой заметил, когда пытался найти сбежавших учеников Миклоша. Рядом с ней замер еще один ничем не примечательный тхорнисх. Но самого нахттотера нигде не было видно.

Больше не задерживая на них внимания, Атум перевел взгляд на уравновешенного Рамона и его юных, взволнованных и одновременно решительных учеников.

Дальше стоял Лигамент, известный под именем Иноканоана в современном мире, его очаровательное создание Соломея. Затем — Антонис Фэриартос и, как ни странно, Паула. Эта четверка вызвала у Основателя приступ раздражения, но он успешно подавил его и произнес с легкой усмешкой, продолжая осматриваться:

— Дамы и господа, я счастлив, что вы собрались, дабы поприветствовать меня, но уверяю вас, не стоило так утруждаться.

От группы вриколакосов тянуло звериной силой и спокойствием. Их желтые глаза светились словно самоцветы, делая женщин-волчиц еще более привлекательными, а мужчин — свирепыми. Фигура Якоба на фоне этого содружества казалась одинокой и слабой, но Атуму не понравилось ощущение фанатичного устремления, исходящего от него.

— Если вы все жаждали пообщаться со мной, можно было бы выбрать более удобное время и место, — продолжил Основатель, заметив, как некоторые наименее стойкие духом содрогнулись, слыша пока еще отдаленную угрозу в его голосе.

За спинами кровных братьев, словно стражи, застыли кадаверциан, и лишь Кристоф занимал место главы клана, стоя на одной линии с остальными семьями. С легкой досадой Атум отвернулся от него. Шагнул вперед и наткнулся на обжигающую стену, оказывается окружающую его, — она исходила от чаш, наполненных, судя по запаху, кровью, и нескольких артефактов, расположенных на линии окружности, а также от силы кровных братьев, стоящих за ней.

— Что это? — негромко спросил Атум сам у себя и сам ответил: — Большой круг. Я должен был догадаться. — Он уставился на Кристофа и спросил, обращаясь только к некроманту: — Но почему же вы медлите? — и опять объяснил сам себе: — А! Я понял. У вас по-прежнему нет ревенанта. Я не чувствую присутствия милой юной Виттории. Думаю, она не сможет посетить наше приятное собрание. В силу разных причин. Мне очень жаль разочаровывать вас, друзья мои, но вы плохо подготовились. Поэтому прежде, чем вы совершите еще одну ошибку, я сделаю рациональное предложение. Мы прекращаем этот фарс, размыкаем Круг и расходимся по домам. Иначе, вы же понимаете, — он улыбнулся широкой улыбкой Дарэла, которую все так хорошо помнили, — многие могут пострадать.

Атум почувствовал беспокойство, на миг смутившее решимость кровных братьев. Они понимали, что он прав, но не могли отступить, глупцы. Слишком боялись его, чтобы принять это здравое предложение.

Основатель обернулся, желая взглянуть на тех, кто стоял у него за спиной, и увидел прекрасную, холодную Фелицию в белом струящемся хитоне. Такую равнодушную внешне, но с незаживающей раной в душе. За левым плечом гречанки остановилась Стэфания с черной, яростной жаждой мести в глазах. За правым — Констанс, желающая справедливости. На небольшом отдалении от них светился овальный контур портала — нософороса не было в зале, но он явно находился неподалеку, наблюдая за всем происходящим через магическое окно. Но самое главное — впереди, перед Первой леди даханавар, замер светловолосый подросток. Мормоликая положила руку на его плечо жестом поддержки и защиты.

Основатель встретился взглядом с Лорианом, излучающим убийственную силу Витдикты, и вдруг почувствовал мгновенную боль, острый укол в солнечное сплетение и ослепляющую ярость. Все здание от пола до потолка было пропитало беспощадной силой. Единственной, которой он опасался.

Атум понял, что его ждет. Прочел в мыслях кровных братьев и сестер. Они верили, что заточенный в человека, пережившего Витдикту, он не сможет больше существовать. И прежде, чем все сообразили, что происходит — ударил широким лучом белого света по преграде, отделяющей его от вампиров. Стена отозвалась глухим гулом. Лигаментиа ответили призрачным маревом, сотканным из сотен полупрозрачных стрекозиных крылышек. Оно столкнулось с препятствием, окружающим Основателя, не пропуская наружу его заклинание, но он уже понял, куда бить. В то место, где должен был стоять ревенант.