Киндрэт (Тетралогия), стр. 244

Повозка Фелиции стояла в отдалении от входа в храм. Кони тихо переступали по камням, шумно вздыхали. Возница дремал.

Дорога, выложенная белым известняком, терялась в тени высоких стройных кедров. Их свежий, пьянящий аромат плыл в горячем воздухе, заглушая запах раскаленной земли, остывающей ночью. Среди деревьев, посреди крошечной полянки стоял древний алтарь, посвященный богу вечности. Всего лишь три камня, сглаженных временем. Говорили, что под ними начинается один из тайных подземных ходов, которыми источено все побережье. Но Фелиция никогда не была в нем.

Себастий остановился, когда женщина выпустила его руку. Внешне спокойный, он волновался, предчувствуя нечто сказочное, невероятное. То, чего он никогда не испытывал в своей простой человеческой жизни. Ожидал прикосновения к волшебству божеств, одним из которых была мормоликая.

— Тебе нужна моя кровь? — спросил он тихо.

— Нет, — ответила она, улыбнувшись. — Тебе нужна моя. Сядь.

Юноша опустился на камень, закрыл глаза, замер, когда женщина коснулась его щеки. Но она велела ему смотреть и не отводить взгляда.

Острым концом булавки Фелиция проколола себе палец и провела первую линию магической формулы на его лбу. Себастий не шевелился, наслаждаясь ее прикосновениями, а в его зрачках уже начинал клубиться туман.

— Ты не станешь таким, как я, — прошептала она, чувствуя, как часть ее сознания начинает сливаться с сознанием смертного. — Ты останешься человеком…

Только даханавар умели создавать настоящих гемофагов. Ни мифические обайфо, никогда не существовавшие на свете. Ни кадаверциан, создающие мертвых помощников и не видящие смысла в живых. Ни асиман, не способные доверять никому, кроме себя самих. Ни жестокие нахтцеррет, не умеющие делиться ни своей кровью, ни своей дружбой, вечно опасающиеся предательства. Ни лугат, уже разделившие свою силу и магию в триаде. Ни вриколакос, ни лигаментиа, ни нософорос… Никто не нуждался в людях, способных стать чем-то большим, чем пища или развлечение. Никто из них не был способен отдать часть своей силы и души смертному.

Фелиция прокусила запястье, прижала окровавленную руку к губам Себастия и прошептала:

— Пей.

Он снова послушался. И на мгновение мормоликая почувствовала полное слияние с этим человеком. Как будто у них была одна душа на двоих и одна магия…

Выпустив ладонь Фелиции, он крепко обнял ее, видимо, уловив отголосок этих чувств. И наклоняясь, чтобы поцеловать его, она почувствовала привкус своей крови на его губах.

С той ночи они всегда были вместе. И ни разу Фелиция не пожалела, что приняла дар своего учителя. Она избавилась от одиночества и приобрела преданного друга и защитника.

Себастьян был последним гемофагом, дожившим до настоящих дней. Леди никогда никому не открывала его и своей тайны. Внешне он был очень похож на вампира. Яркие глаза, кожа чуть более бледная, чем у человека, только нет клыков, но кто будет внимательно присматриваться к верному мажордому мормоликаи, так хорошо умеющему быть незаметным. Он не боялся солнечных лучей, мог есть человеческую пищу, но не испытывал потребности в ней.

Любой из кровных братьев чувствовал в нем даханаварскую силу. Силу Фелиции, которую она отдавала ему со своей кровью. И даже Дарэл, с его способностями телепата, не мог понять, кто такой Себастьян. Потому что мысли гемофага были надежно защищены ментальным щитом Первой леди.

Глава 21

Маскарад

Прошлым вечером на ней было слишком много румян и не слишком много одежды. Это первый признак отчаяния у женщины.

Оскар Уайльд. Идеальный муж.
15 марта

Звонок во входную дверь прозвучал именно в ту минуту, когда Паула выходила из ванной. Трезвонили так, словно поселок объял пожар и всем жителям была объявлена срочная эвакуация.

Кутаясь в пушистый махровый халат, фэри спустилась по лестнице в холл первого этажа. Судя по ощущениям, на этот раз ее навестил кто-то из людей. И она уже догадывалась, кто именно.

На пороге стояла соседка — молодящаяся блондинка лет сорока в норковой шубке, небрежно накинутой поверх делового костюма.

— Добрый вечер, — произнесла она с натянутой улыбкой. — Извините, что вынуждена побеспокоить…

— Проходите, пожалуйста. — Паула отступила в глубь прихожей, но дама отчаянно затрясла головой.

— Нет-нет, я на минуту. Дело в том, что ваш пес… — Женщина сделала выразительную паузу и продолжила трагично: — Разрыл наш газон.

— Газон? — озадаченно переспросила фэри, поеживаясь от холодного ветра.

— Именно, — высокомерно подтвердила та, — по саду будто бульдозер прошелся. И, кроме того… — Она чуть приблизилась к Пауле и произнесла замогильным шепотом. — Он воет.

— Да. Я поняла, — ответила озадаченная девушка. — Извините. Этого больше не повторится.

— За собаками нужно следить. Или ни к чему заводить их, — надменно заявила дама и удалилась.

Фэри захлопнула входную дверь и обреченно вздохнула.

— Словен, можно тебя на минуту?

Послышался цокот когтей по паркету, внезапно сменившийся звуком тяжелых шагов, и в холл вышел вриколакос уже в человеческом облике.

— Что? — осведомился он с весьма недовольным видом, словно она отвлекла его от чрезвычайно важных дел.

— Сегодня мне сообщили, что мой «пес» разрыл газон у соседей справа. Вчера он перегрыз телефонный кабель у соседей слева и задушил их болонку.

— Болонку не трогал! — решительно возразил оборотень, не без удовольствия выслушивающий перечень причиненного им ущерба.

— Напугал соседа из дома напротив. Прогрыз шину у мотоцикла сына соседей через улицу. И ты воешь. Понимаю, — фэри повысила голос, заметив, что вриколакос собирается перебить ее, — тебе скучно жить в городе. Но эти шутки могут закончиться тем, что однажды в тебя пальнет из ружья какой-нибудь особо нервный человек, а ты в ответ загрызешь его.

— Я не нападаю на людей, — внезапно став серьезным, ответил оборотень. — Я помню правила.

— Веди себя прилично или отправляйся обратно в лес! — резко сказала Паула.

— Я не могу уйти! — огрызнулся вриколакос. — Я охраняю тебя. — Он помолчал, прошелся по холлу и присел на нижнюю ступеньку лестницы. — Отец чувствует свою ответственность. Он попросил Дарэла отомстить за Ярослава, которого убили тхорнисхи. И телепат подтолкнул тебя к осуществлению этой мести. А после того, что ты сделала… — Словен покачал лохматой головой и улыбнулся. — Твое заклинание или проклятие, не знаю, как это называется у фэриартос, изменило очень многое.

За обиду, нанесенную одной маленькой фэри, погиб почти целый клан.

— Поэтому ты здесь, сенсор-оборотень? — тихо спросила Паула. — Следишь за тем, чтобы меня никто не обидел, и я в порыве отчаяния не уничтожила еще кого-нибудь?

В волчьих глазах Словена замерцали яркие желтые искры, но сказал он равнодушно и совсем не то, чего ожидала фэри:

— Тебе звонил Антонис. Просил передать, что ждет. Говорил, важное дело. Я поеду с тобой.

Антонису хватило такта не занимать кабинет маэстро. У него был свой. С узкими готическими окнами, за которыми быстро неслись летние облака и мелькали стрижи. Обставленный мебелью из черного дерева с позолотой.

Огромное полотно на каменной стене напротив камина изображало грандиозную битву на фоне темного средневекового замка.

Пауле казалось, она слышит отголоски сражения — крики, звон оружия и гул боевых рогов. Фэри подумала, что вряд ли смогла бы работать здесь.

Антонис сидел за столом в своей обычной одежде художника эпохи Возрождения, только что вставшего из-за мольберта, и точил карандаш. Увидел входящую воспитанницу Александра, поднялся ей навстречу.

На его блузе девушка заметила пятна синей краски.

— Доброй ночи, Паула, — приветливо сказал новый глава клана.

— Доброй ночи, — ответила та бесстрастно. — Ты хотел поговорить со мной?