Киндрэт (Тетралогия), стр. 143

Горничная завизжала. Валентин перевернул кувшин с морсом. Дик, захлебываясь от лая, погнался за птицей. Госпожа Белова издала невнятный звук, вскочила и почти бегом удалилась из столовой. Виттория хохотала, едва не падая со стула.

— Прошу прощения, — сказал я ревенанту.

— Это похоже на побочный эффект некромантической магии, — нахмурился он. — Думаю, ужин можно считать завершенным.

Возражать никто не стал.

Я решил, что моего присутствия в доме ревенанта на сегодня достаточно.

Пришло время выполнить вторую часть договоренности с Судьей. Познакомить его дочь со своими друзьями…

Лимузин господина Белова неторопливо ехал в потоке машин. Виттория сидела сзади, излучая яркое нетерпение и легкое волнение. Ей было интересно, кого я собираюсь ей представить.

Лориан ждал нас на скамейке под пластиковым козырьком остановки. Заметил меня в машине, улыбнулся, закинул на плечо лямку рюкзака, подошел к кромке тротуара.

Увидев его, Виттория напряглась внутренне, приняла независимо-равнодушный вид и нацепила наушники. Впрочем, не включив музыку.

— Привет, — в своей обычной дружелюбной манере сказал подросток, забираясь в машину. — Что слушаешь?

— «Веретено», — отозвалась девчонка слегка высокомерно.

Брови фаната рок-творчества Вэнса выразительно поползли вверх. Он не признавал фолк, но тут же снова улыбнулся и сказал дипломатично:

— Слышал, что эта группа выступала в «Каземате» в прошлую среду. Ты не была?

— Нет.

— Не достала билет?

— Я не хожу в ночные клубы.

— Виттория, это Лориан, — вмешался я. — Лориан — Виттория. Она ревенант.

Подростки удивленно уставились на меня. Он был изумлен, увидев живого Корвинуса, она — причастностью человека к жизни киндрэт. Потом посмотрели друг на друга с новым жадным интересом. Им было о чем поговорить.

Я вел машину, слушая взволнованную болтовню на заднем сиденье.

— Я всех знаю только по фотографиям, — говорила Виттория. — У отца огромная картотека.

— И ни разу на Совете не была?

— Нет, конечно! Да я и не хочу. Отец рассказывает иногда, что там происходит. Все эти асиманы-тхорнисхи! А ты сам не хотел бы стать вам… киндрэт?

— Нет.

— Почему?

— Они веками скитаются из одной страны в другую, боясь выпустить чужие кланы из вида. Вдруг те задумали что-нибудь против них. Вечно ненавидят друг друга. Скука.

— Слушай, между прочим Дарэл тебя слышит.

— Ну и что? Он и так знает, что я думаю. Он же читает мои мысли.

— А мои не может. Я умею заглушать магию.

Я усмехнулся про себя. Виттория ошибалась. Я прекрасно понимал ее мысли. Девчонке понравился Лориан, и она верила, что должна заинтересовать его, потому что «особенная». Стала спокойнее, раскованнее и, уже не напрягаясь, весело рассказывала о недавнем происшествии за ужином смеющемуся подростку.

— А потом собака ловит эту несчастную индейку и утаскивает под лестницу. Горничная слезает со стула и требует немедленного расчета. А мне пришлось перед матерью полчаса извиняться. Не знаю, зачем Дарэл это устроил, но было ужасно весело.

Мое присутствие им не мешало. Сидя в кафе, они едва замечали меня, продолжая обсуждать мир, к которому теперь принадлежали оба.

— И как ты почувствовала, что ревенант?

— А как ты чувствуешь себя человеком?

— Сравнила! У тебя есть магия.

— Считай, что нет. Я не могу ее применять, я ее не ощущаю. Она действует только в ответ на другую магию… Слушай, но если бы ты выбирал клан, в какой бы пошел?

— Быть может, кадаверциан. Они очень уважают друг друга…

Это не было для меня новостью. За время моего вынужденного отсутствия Лориан оценил все преимущества клана некромантов.

— Виттория, а ты где учишься?

— Сначала дома, потом отец устроил в суперзакрытую женскую гимназию. А ты?

— В колледже. Историческом. Но знаешь, от Кристофа я узнал больше, чем от всех наших преподавателей.

Я отвлекся от их беседы, потому что почувствовал далекий зов. Кто-то из родственников жаждал пообщаться, и мне понадобилось несколько минут, чтобы заглушить чужой голос…

Домой мы приехали почти под утро. Сонная, но довольная Виттория отправилась в свою комнату, одарив меня улыбкой. Я пошел спать в отведенную мне спальню без окон.

Растянулся на кровати и подумал, что пока девчонке интересно со мной.

Еще немного — и она начнет мне доверять. Тогда не придется «влезать» в ее мысли, Виттория сама начнет делиться со мной своими переживаниями.

Лениво размышляя о том, с кем еще можно познакомить будущую Судью, я смотрел на картинку, висящую напротив. Это была какая-то неприятная абстракция: красно-зеленые пятна, перечеркнутые синей чертой. Я помнил данное Кристофу обещание не экспериментировать с чужой силой, но не смог остановиться, когда краски на полотне стали смешиваться, а линии меняться.

Я сам не заметил, как увлекся, и спустя несколько минут на стене появилось изображение Риддархольмсчюркана — усыпальницы шведских королей. Кирпичный готический храм с высоким кованым куполом. Правда, он не поместился на холсте целиком и выполз за пределы рамы. Но, надо признаться, намного лучше украсил комнату, чем прежние художества.

Спасибо Пауле за неожиданно приобретенное умение. Быть может, в следующий раз, с помощью магии фэриартос, стоит попытаться подправить собственную судьбу?..

Глава 24

Истина творца

Белый зал был залит светом…

Свет скользил между стройных колонн и лежал на полу длинными сияющими полосами. Издалека доносилась приглушенная музыка. Пахло апельсинами и мятой. Кто-то играл на лире, напевая вполголоса. Громко ворковали голуби. Девушка в одежде средневековой горожанки с лицом мадонны сыпала просо в их кормушки. Из-под ее чепца выбивались кудрявые пряди, и солнце золотило их. Время от времени она оглядывалась на Паулу и едва заметно улыбалась.

Фэри сидела в низком плетеном кресле, держа на коленях открытую папку с карандашными рисунками. Некоторые из них были вполне узнаваемы: лошади, человеческие лица и фигуры, чертежи странных машин. Другие поражали вычурными формами. Чем дольше Паула всматривалась в них, тем отчетливей ей казалось, что нечто подобное она уже видела. Но не могла вспомнить — где. Быть может, во сне.

Казалось, каждая линия набросков гудит от наполняющей их мощи, а над листами дрожит марево могучей силы. Бумага звенела от прикосновений и была готова выплеснуть из себя ожившие картины. Паула понимала, что перед ней одно из воплощений высшей магии фэриартос. То, к чему ей самой придется идти еще не одну сотню лет…

На некоторых страницах оказались сделаны подписи. Буквы в них шли справа налево, и текст можно было прочесть только с помощью зеркала. Отчего автор писал именно так, никто не знал. Одни считали, что он пытался скрыть свои мысли от посторонних, другие старались найти в этом какую-то тайную духовную доктрину, которой подчинялись все действия мастера. Паула же считала, что ему — одинаково хорошо владеющему правой и левой рукой — так было удобнее записывать свои размышления.

Александр и Леонардо сидели возле стола и негромко беседовали.

— Ты губишь себя, — говорил великий флорентиец с печальной улыбкой. — Твой талант превращается в красивую пустую погремушку, наполненную горохом звонких слов.

Маэстро молча держал апельсин и медленно поворачивал его, наблюдая, как тот начинает светиться золотым светом.

— Ты уподобляешься паяцу на базарной площади, который кривляется перед толпой за пару медных монет. — Леонардо опустил ладонь на руку Александра, и тот с неохотой поднял взгляд на собеседника. — Своей пассивностью ты оскорбляешь идею, которой служишь. Неужели ты надеешься обмануть время?