Магический Сыск (Трилогия), стр. 223

А Тацу опустился на корточки, чтобы подобрать листок и прочитать то, что долго еще не будет давать ему покоя.

«Ты можешь научить меня всему. И твои «шуты» дали мне чувствовать жизнь каждой частицей моей души, каждой клеточкой моего тела. И я пел об этом. Пел так, чтобы каждый почувствовал то, что испытал я. Но помнишь…

Танцуй под этот мой мотив, танцуй,
Так каждый пляшет с наслажденьем снова,
Последние мгновения воруй,
Когда до поцелуя смерти только слово.

И я плясал. Плясал с упоением и жаждой. Брал все, что ты мне давал. Пытался понять жизнь до самого ее дна, каждую ее сторону. И пел. Да, пел. Я пел это и вдруг понял, что, получив все возможные наслаждения и увидев почти все, я так и остался в рамках. Рамках, которые ставит жизнь. Не вышел за них. Не преступил. А значит, не испытал ничего действительно невероятного, не испытал главного. Не попробовал Смерти. Кто не умирал, тот и не жил.

Я чувствовал Жизнь так, будто она была вином. Теперь я хочу так же почувствовать Смерть. Мне безумно, безумно интересно, что это такое, каков ее вкус.

Ты научил меня этому любопытству. Благодарю.

Интересно, а ты сам испытывал, что это такое? Может, я здесь превзойду тебя? Как думаешь? В любом случае рано или поздно испытаешь. Так что…

Увидимся за Последней Рекой и обменяемся впечатлениями.

До встречи, мой демон».

Эпилог

– Но почему такой странный способ самоубийства? – Инема Куарсао сидел на стуле с витой спинкой в одном из ресторанов Ойя.

Пока у Джейко гостили подруги – а то, что они пробудут еще долго, не вызывало сомнений, – визиты в Синие Горы отменялись. Но кто сказал, что они просто не могут пообедать вместе, тем более у Белого Тигра тут действительно были дела. Инема любил совмещать приятное с полезным.

– Я думаю, это был привет Лее. – Тацу с каким–то особенно глубоким чувством удовлетворения рассматривал обожаемые белые волосы и голубые глаза собеседника. Сегодня тот как никогда был похож на настоящего тигра – вальяжного и обманчиво спокойного. «Мой сытый хищник», – Джейко разве что не облизывался, глядя на любовника. – Мне кажется, он не верил, что ее опыты могут действительно привести к воскрешению. Я еще раз допросил Верона и Лею, так вот: Алиера ничего не знал про их эксперименты, а когда узнал – был поражен. И я его понимаю. У Лакоста мозги стояли на своем месте, пусть и кажется порой обратное. Он не только без очков смотрел на те жертвы, которые эта парочка приносила утопической идее, я имею в виду многочисленные смерти людей, прямо или частично вовлеченных в это дело, но ему вдруг открылось все, что Кемли из себя представляет. Просто он понял, что она совсем не дива его сердца, а ее необычность и недоступность – просто последствия воздействия лазоревых кристаллов, ее общей истеричности и равнодушия к нему. Хакт частично подтвердил эти мои выводы. Мол, после того, как Лакосту стало известно об их экспериментах, он какое–то время не появлялся рядом с ними, а потом как–то обмолвился: «Я думал, она такая… такая… а оказалось…» Тогда Верон не обратил на это внимания, а вот сейчас вспомнил. Но чувства к ней все равно полностью погасли. Так что эти лазоревые кристаллы в сердце, как мне представляется, были своего рода посланием Лее: мол, ты легко убивала людей ради какой–то там великой или не очень цели, а для кого–то, возможно, и они были родные и любимые, а теперь почувствуй, каково это для них было. Как–то так. Не думаю, что он надеялся на воскрешение. Не тот это был человек, чтобы верить в непроверенные теории. Да и в предсмертном послании Эггерре тогда был бы другой текст.

Они давно уже пообедали и сейчас наслаждались кофе, коньяком и сигаретами. Такие краткие моменты покоя, да еще вместе, оба очень любили. Они позволяли почувствовать всю прелесть жизни. И для этого не надо умирать или бросаться во все тяжкие.

– А как он добился такого эффекта, чтобы кристаллы оказались в сердце? Не сам же? Магия, не так ли? Или какое–то хитрое приспособление?

– Магия. Причем самое смешное, что выполнил это заклинание сам Хакт. Алиера наплел ему что–то, объяснив, какое действие требуется, тот и сделал. А Лакост уже использовал его, сам понимаешь как.

– Недолго они ломались, когда стало известно, что Эггерра пропал? – Инема усмехнулся. Ему нравилось смотреть, как Джейко рассказывает о своей работе. Самореализация порой самый лучший афродизиак.

– Ага. Спесь мигом спала. – Тацу вытащил сигарету, и Куарсао поднес огонек к ее кончику. – Не вся и не сразу, но все же… Прияаатно, – протянул он, не совсем ясно, что именно имея в виду. – А вообще из–за этих красавцев нам много пришлось потрудиться. Пока выявили все места, где продавали зелья и прочее, сделанное на основе лазоревых кристаллов, и всех, кто уже попался к ним на удочку, пока отловили всех магов, практиковавших запретное колдовство с ними… А, да много всего! И сколько еще придется сделать! Работы непочатый край.

– Справишься, я уверен, – растянул чувственные губы в не обнажающей клыков улыбке Белый Тигр. – В конце концов, пусть этим занимаются твои подчиненные. Ты и так за них большую часть работы сделал.

– Твоя правда. Марк в таких делах лучше меня разбирается. Да и Агну это дело вполне по плечу. Эрик, Рекки и Уилни пусть у них учатся… Девчонки же сейчас пытаются свои оплошности загладить. Мы еще Стражу, Городской Сыск, Магическую Гильдию подключили. В общем, ты знаешь, как я люблю всех работой озадачивать.

– Да уж, на себе испытал, – рассмеялся Инема. Беловолосый хищник затянулся, медленно выпустил дым и спросил:

– Кстати, а зачем лазоревые кристаллы нужны были Эггерре? Только из–за Кемли с Хактом?

– Деньги. Я думаю, в основном из–за денег. Даже могущественным демонам надо на что–то жить.

Белый Тигр кивнул. Он отлично это понимал. Когда–то даже его гордому Клану пришлось приспустить знамя своего высокомерия и начать думать об экономике. Перевертыш вновь затянулся и спустя некоторое время выдал:

– Я только ничего не понял в этой эпопее со щенком.

Куарсао хоть и сделал много для полукровок в своем Клане, но как любой чистокровный оборотень относился к ним с некоторым пренебрежением. Проявилось это и сейчас. Если бы Каде–Матиуш был бы полноценным, с точки зрения Белого Тигра, перевертышем, то он назвал бы его волчонком. Правда, Джейко не знал, как глава Клана определил бы его в случае принадлежности к Собакам. Но Тацу давно уже привык к многочисленным странностям своего любовника, да и справедливость и демократизм – достоинства порой весьма сомнительные. По его же мнению.

– Там все и радостно, и грустно одновременно. Грустно, потому что у ребенка не осталось родных, да и сам он пережил такое, что и врагу не пожелаешь. Эггерра, или скорее кто–то по его приказу, похитил ребенка и послал ультиматум его дяде. Тот нужен был ему, чтобы создать систему хранения большого количества лазоревых кристаллов без ущерба для здоровья самого эллуя и его посетителей, тех же «шутов», к примеру. Ибо это такая дрянь, что даже организм полудемона может подорвать. Особенно когда камней много. Да и при большом скоплении их довольно легко обнаружить. Не было бы этой защиты, даже я при посещении почувствовал бы их наличие. И без всякого приборчика, вроде того, что был у Лакни. Эллуи хоть и плюют на нашу бюрократию и правоохранительные органы, но даже у них мозгов хватает не нарываться слишком явно. Обычно. Вот Лекто Мер и должен был настроить все, что нужно для хранения кристаллов, и устранить сопутствующие проблемы. При этом требовалось, чтобы он никому не выдал тайны. Сначала сдерживающим фактором был его племянник, а потом Эггерра, видимо, решил, что лишить оборотня рассудка будет надежнее; а может, Лекто попытался сбежать с Каде. Так или иначе, кончилась для него эта история печально. Увы. Волки до сих пор в ярости. Зато забрали себе Каде Мера и собираются его холить и лелеять хотя бы в память о его дяде и из–за ненависти к его убийце. Не знаю уж, насколько их хватит.