Кингсблад, потомок королей, стр. 46

Но я ей на это написал: «Нет, сестра моя! — написал я ей. — Сдается мне, что здесь, в нашем милом Гранд-Рипаблик, где полным-полно шулеров, и агностиков, и сводников, нужды во мне больше, и если на то будет воля господня, и если вы, липовые христиане, у которых душа и кошелек всегда на замке, расщедритесь для господа бога больше чем на десять — пятнадцать центов, — то мы зададим жару и сатане, и евреям, и радикалам, и Царствие Божие начнется у нас здесь, в этом маленьком городке, подобно тому, как некогда оно началось в захолустном Вифлееме — не в том, который в Америке, а в том, который в Святой Земле».

Под конец, после небольшой приятной интермедии сбора пожертвований, голос Снуда зазвучал мерно, чеканно и гулко, точно медный колокол забил:

— Я сегодня не говорил о наших черных братьях, но приходите завтра, и я поведаю вам кое-что об этих проклятых сынах Ваала, которым бог за грехи дал черную кожу и на веки вечные сделал их слугами белого человека. Открою я вам и коварный замысел евреев: отдать нас всех под пяту черным выродкам, о чем даже газеты писать боятся, — вот тогда вас дрожь проймет и волосы у вас встанут дыбом.

Еще не пришло время возродить Клан, но оно придет, и я хочу, чтобы все вы, возлюбленные мои братья во Христе, поняли, для чего мы воздвигаем на высоком месте крест возрождающий, разжигаем огонь очищающий, берем в руки книгу, в которой заключена мудрость, и кнут и веревку, которые сам господь обратил против меня во храме, а мы теперь обратим против дьяволов в черном сатанинском облике, покинувших гостеприимный Юг, чтобы толпами вторгнуться на наши фабрики, в наши рестораны, даже в наши дома и постели! Факт! Вот приходите завтра — и вы много чего узнаете!

А теперь, о благостный Иисус, любвеобильный господь наш, сделай так, чтобы наша сегодняшняя речь не нашей силой и красноречием, но твоею милостью проникла в сердца всего страждущего человечества — господу помо-о-лимся.

Обратно ехали в свете яркой сентябрьской луны; Нийл правил молча, молчала и Пат, сказав только:

— В смысле путаницы в мозгах этот Снуд просто творит чудеса. Он умудрился внушить мне симпатию и к коммунистам и к католикам.

Вестл болтала:

— Мне он не понравился. Ужасно вульгарный и притом круглый невежда — точь-в-точь те черномазые шуты-проповедники, про которых всегда рассказывает Род Олдвик, помните? «Братья, не воруйте арбузов больше, чем положено воровать черным детям господа бога!»

Она весело захохотала, и Нийл подумал, что шуточки таких жен, как Вестл, скорее, чем вся мерзость Снуда, могут побудить его навсегда уйти к «черномазому шуту-проповеднику» Ивену Брустеру.

Когда он опять явился к Брустеру, прямо с работы, ему пришлось дожидаться, пока тот вернется из своего почтового отделения. В стареньком свитере Ивен был похож на обыкновенного рабочего. Он мягко положил Нийлу руку на плечо и посмотрел на него ласковым, непоколебимо твердым и чуть безумным взглядом византийского святого.

— Садитесь, пожалуйста, Нийл. Знаете, что я тут как-то сделал? Поехал в Сильван-парк и раза два прошелся мимо вашего дома. Видел в садике миссис Кингсблад и вашу дочурку. Они-то меня, конечно, не заметили. Я был очень осторожен. Просто видели — идет какой-то негр, наверно, к соседской кухарке в гости.

Обе они прелестные, и жена и девочка, — право, я даже почувствовал к ним любовь, зная, что они ваши. И я спросил себя, имею ли я право совершить нечто такое, что вовлекло бы их в Борьбу Униженных?

Нет, не имею. Это моя борьба, но не их — и не ваша тоже, Нийл! Быть может, ваш долг перед этим ребенком и этой милой, красивой, такой спокойной на вид женщиной больше, чем ваш долг перед нашим народом, — если вообще есть у вас такой долг. Я даже не могу сказать, что господь вам укажет путь. Одно из двух: или вы уже верите в это сами, или не поверите никогда. Нийл! Не говорите, не надо!

Уинтроп ворвался в комнату — он всегда именно врывался, а не входил — и закричал:

— А, капитан! Научите меня играть в джин-рамми?

— Непременно научу, если только вы будете звать меня Нийл.

— Как хотите. Но можно, я лучше буду вас звать — капитан? Обожаю военные звания! — сказал этот молодой американский ученый-реакционер.

31

Это вышло случайно — ничего заранее обдуманного тут не было. Он повстречал Софи Конкорд на улице, предложил ей позавтракать вместе, и она согласилась. Он не думал о том, что здесь есть «компрометирующий момент», пока не услышал собственный нерешительный вопрос:

— А куда бы мы с вами могли пойти?

Тут только он понял, что означает этот вопрос, и сам ужаснулся, — ведь, в сущности, он сказал этой женщине, которая была умней и культурней всех ему знакомых: «Не забывайте, что вы черномазая девка и не во всякую низкопробную харчевню впустят такое чудовище. Пожалуй, даже то, что я пригласил вас, можно рассматривать как завлекательство с вашей стороны».

Но ни тени виноватого смущения не было в ее спокойном ответе:

— Можно встретиться в павильоне «Павлиний хвост». Это негритянский ресторанчик на Старой Северной Военной Дороге — сейчас же после поворота от Биг-Игл-ривер. Завтра, хотите? Ровно в час.

В сущности, совсем незачем было так волноваться, словно назавтра ему предстояла свадьба или виселица. Он был солидный человек, семьянин и финансист без страха и упрека, и собирался всего только позавтракать в ресторане с интеллигентной медсестрой из городской больницы. И все-таки весь день и весь вечер его точила мысль, что он виноват перед Вестл, что, если кто-нибудь увидит его в негритянском кабаке, его уволят со службы, что он ничуть не лучше распутного Кертиса Хавока.

Он пытался прямо ставить перед собой вопрос: «Чего тебе надо от этой женщины, чего бы ты хотел, если бы дело зависело только от твоего желания?» — но не находил ответа, кроме довольно зыбкого соображения, что, если он решится открыто признать себя негром, ему нужен будет друг, более преданный, чем Аш, более мужественный, чем Вестл.

Короче, ему нужна будет Софи.

Павильон «Павлиний хвост» был низенькой, шаткой хибаркой из старых досок, едва прикрытых штукатуркой, и, когда белый человек, поставив у крыльца свою машину, вошел в зал, старый маленький негр-хозяин, два здоровенных негра-официанта, пять или шесть негров-посетителей — все уставились на него с тревогой. В их примитивном представлении «бремя белого человека» непременно составляют счета, повестки и неприятности.

— Э-э, сюда должна прийти мисс Софи Конкорд, — начал он.

— А вы знаете мисс Конкорд? — недоверчиво переспросил хозяин.

— Да, знаю.

— Это медицинская сестра?

— Вот, вот.

— Чернокожая?

— Д-да, кажется.

— Первый раз слышу про такую. Вы не туда попали, мистер.

Тихий, сдавленный смех послышался сзади, сбоку, со всех сторон, но прежде чем он успел возмутиться этим грубым проявлением расовой нетерпимости, в зал влетела Софи, запыхавшаяся от спешки, бросила хозяину: «Хелло, Панти!» — и приветствовала Нийла вполне благопристойным: «Погода сегодня просто на редкость!»

Панти неохотно отвел им столик в подчеркнуто изолированном уголке у дальнего конца стойки, где на стене висели портреты негритянских знаменитостей эстрады и ринга, и спросил уверенным тоном:

— Черепаху по-южному, так, что ли?

— Жаркое по-мерилендски два раза, и марш отсюда, Пант, — сказала Софи. Затем, обращаясь к Нийлу: — Ну, как вам нравится эта обжорка?

— Здесь не так плохо.

— Ужасно. Хуже не бывает. Но я привыкла, и потом именно в таких местах белые джентльмены завлекают в свои сети бедных шоколадных красоток.

— Софи! Я знаю, что вы любите шутить, но вы же не думаете в самом деле, что я пригласил вас позавтракать с э-э…