Пограничная река. (Тетралогия), стр. 257

Ступня раздулась настолько сильно, что непонятно, как в ботинке умещается. Но не это напрягало больше всего, а цвет. Цвет… Синюшный, какой-то неживой, ничего общего с обычной здоровой кожей. Рана и не думала затягиваться — края ее разбухли, превратив глубокий порез в пародию на уродливый рот с запекшимися потемневшими губами. Оттуда сочилась тягучая слизь с комками гноя. Нос неприятно пощекотало запахом ядреного сыра. В принципе, если подумать, запах не столь уж и неприятный, но только если он не идет от воспаленной раны.

Да и не похоже это на воспаление. Это похоже… Андрей не врач, но вид раны и ступни ему очень не понравился.

Очень.

Обух, видимо уловив в глазах товарища нечто для себя неприятное, нервно спросил:

— Что такое? Андрюха, что там не так?

Поколебавшись, Андрей нехотя ответил:

— Я не врач, не могу быть уверен. Но в одном уверен точно: твою ногу надо показать хорошему врачу. И желательно побыстрее.

— Думаешь, совсем плохо? — почти спокойно уточнил Обух.

— Не знаю. Но воспаление сильное, сам же видишь. Ты уверен, что в ране ничего не осталось? Может там стружка от металла, или еще что-нибудь, и от этого идет нагноение.

— Откуда я могу знать. Лысый с Прапором вытаскивали, не должны были оставить, вроде не глупые мужики. Но они же не врачи — может что-то и осталось. Или просто грязи много на той железяке было.

— Сильно болит?

— Ступня вообще не болит, но лодыжка побаливает. Особенно вот тут, над сухожилием. Дрю: ты думаешь, это заражение поднимается?

— Я ничего не думаю… Сказал же — не врач я. Не могу я диагнозы ставить. Ты идти сможешь?

— А у меня есть выбор? — невесело усмехнувшись, поинтересовался Обух.

— Нет, — честно ответил Андрей. — Мы не сможем тебя нести: люди обессилены, это нас очень замедлит. А оставаться здесь нельзя: в этом месте нечего есть. Да и опасно: наверху мы нашли развалины поселка аборигенов, не исключено, что в округе есть и обитаемые селения. Если нарвемся, и нас заметят, то все будет кончено.

— Я понимаю… Я буду идти. Не так все и страшно — я ведь почти не ощущаю ступню… будто кусок дерева… как неживая…

Андрей, чувствуя себя очень неуютно, решил пояснить:

— Мне кажется, твоей ноге покой пошел бы на пользу. Может, если несколько дней полежать, и легче станет. Бывает, что потоком гноя выносит всю грязь, рана очищается. Вот только… Обух: мы не продержимся здесь несколько дней. Боюсь, если сегодня или завтра не найдем еду, народ начнет валиться с ног. Это будет конец…

— Андрюха: не грузись. Буду идти, покуда смогу. Даже если… если оставите меня… Все нормально. Я бы, наверное, тоже оставил такого… Это будет правильно.

— Никто тебя не оставит! Я не говорил такого!

— Знаю. Я так, на будущее. Если будете делать выбор между носилками, и оставлением… Ну ты понял: нести меня не нужно.

— Надеюсь, до такого не дойдет. Эх!.. Обух: и угораздило же тебя эту железку в ногу поймать!

— Дрю, помни: носилки мне не понадобятся.

Глава 6

Макс преодолел последние метры, помогая себе руками: крутой склон увенчивала скалистая вершина, рисковать здесь не стоит — если оступишься, катиться вниз придется долго. Встав рядом с Олегом, давно уже украшавшего собой макушку скалы, на манер скульптуры, уточнил:

— Статуя Командора, ты жрать-то будешь, или завещаешь свою генеральскую порцию мне?

— А рыло у тебя не треснет?

— Да я и три такие съем, а то и больше. Хороший аппетит первый признак чистой совести. Олег, ты чего здесь забыл? Час уже стоишь, — пошли в лагерь, стемнеет скоро.

— Сейчас спущусь. Я просто вспоминаю…

— Что?

— Видишь вон ту реку, там, у подножия?

— Ну, вижу. Не река, а ручей в канаве.

— Нет — это тебе просто кажется. На самом деле воды там много. Вон где-то там, похоже на склоне той двугорбой горы, я очутился два года назад, когда все случилось. Точное место не знаю… не уверен… я тогда… Ну плохо с головой было, а потом не до разглядываний окрестностей стало.

— Да это у всех: я, когда сюда попал, долго путал небо с землей. Потом ничего: быстро привык.

— Я не знаю, путал или нет — я прямо в лапы ваксов попал. Меня они оглушили и притащили в свою пещеру. В тот день у этих тварей настоящий праздник был: ловили по всей округе наших. Мы сопротивляться не могли — хватали нас как слепых котят…

— Понимаю. Оружия нет, оглушены после перехода, а кто соображать начал, тот, наверное, сбрендил немного. Я когда понял, что не на Земле, шок испытал конкретный.

— Да нет — шока от этого не было. Мы тогда вообще не понимали еще куда угодили. Про другие миры и слова никто не говорил. Нас, наверное, десяток тогда был, запертых в пещере. И еще двоих ваксы сразу освежевали у входа. Вот это для нас оказался сильный шок… Причем, гады, выбрали тогда самых толстых…

— А что тут удивительного? Ты бы на их месте тоже худыми побрезговал. Я, кстати, эту печальную историю уже пятьсот раз слышал от тебя и от Ани. Да и Алик с Кабаном рассказывали. Причем с каждым разом были все новые и новые подробности. В первых версиях вы попросту нашли лазейку из той пещеры, и улизнули, по пути, жестоко набив морду одному ваксу. В последних версиях уже фигурировали разрушения пещеры и победоносный марш к Фреоне, через арку телепорта.

— Вранье это, — усмехнулся Олег. — В пещере ничего не разрушили: лишь валун один отодвинули, и ветки раскидали в лазе наружу. А через телепорт к Фреоне попала только группа Алика и Кабана — я с Аней как дурак, пешком топал всю дорогу.

— Тоже неоднократно слышал про ваше романтическое путешествие. Приблизительно те же пятьсот раз. Пошли вниз — ужин остывает.

— Ладно, пошли.

Военный лагерь люди поставили на плоском уступе холма. Восемь жилых палаток расположили квадратом, внутри него стояла штабная палатка и две складских. Ниже, у подножия холма, било несколько родников, давая начало чистейшему бурному ручью. По берегам его хватало травы для лошадей. Олег сомневался, что враги рискнут напасть, но и на «авось» уповать не стал: вокруг лагеря навалили заграждение из срубленных кустов и деревьев, а возле родников выложили из камня гнездо укрепленного поста. Обе легкие пушки собрали и зарядили: артиллерия могла контролировать подходы на сотни метров вокруг.

Лагерь ваксов располагался ниже, прямо у берега ручья. Пара десятков шалашей и навесов, да парусиновая палатка вождя — этим подарком Добрыни Мур гордился до неприличия. Олег не стал располагаться по соседству — здесь, у подножия крутого склона, каннибалы могли сверху напасть очень быстро и эффективно, или просто скатить парочку здоровенных камней. Плохо, что Мур этого не понимает… Хотя других минусов у лагеря не имелось: под боком чистая вода и топливо со стройматериалами в рощице по другому берегу ручья. Да и риск нападения невелик: людоедам трудно будет скрыться в горах после контратаки — на лысом склоне не спрячешься.

У Мура здесь было полторы сотни воинов. В кожаных доспехах обшитых стальными пластинами и с металлическим оружием, поставляемым Добрыней: секиры, палицы, короткие мечи и кинжалы, копья, несколько луков и арбалетов. Все имели опыт военных действий против южан (еще до переселения к Наре), многие участвовали в осенней операции против набега хайтов на земли Монаха и в неудачном зимнем походе в Хайтану. Это плюс — в отряде Олега было двадцать молодых ребят, навязанных Добрыней насильно — военного опыта у них не было вообще. Самые кровожадные их деяния — снятие пойманной рыбы с крючков и последующее ее умерщвление методом сухопутного удушения без доступа воды. Лишь парочка видала хоть какую-то кровь: некоторое время успели отработать в лагере охотников. Если в отряде и будут потери, то как раз среди этих «студентов войны» — в «ветеранах» Олег был более-менее уверен.

Уже подходя к лагерю, Олег наткнулся на Дубина. Главный артиллерист и по совместительству картограф экспедиции занимался геодезическими измерениями. Установив на самодельную треногу теодолит [14], найденный в хаосе центра катастрофы, он смотрел через него куда-то на запад, в сторону владений каннибалов.