Удача любит рыжих. (Трилогия), стр. 187

Признаться, я немножко боялась, что не смогу вернуться обратно. Я не знала, как это нужно делать; решив не особенно задумываться на этот счет (в тот же раз я не задумывалась, верно?), я просто сосредоточилась на мысли о том, как хочу попасть обратно в коридор. Сосредоточиться вышло очень просто: воспоминание о мгымбриках и докладе не успело еще как следует погаснуть.

Я успела вернуться в вестибюль как раз вовремя: ковенец закончил речь и под бурные аплодисменты (видно, не только я обрадовалась долгожданному завершению) спустился с помоста в зал. Пару раз хлопнув ладонью о ладонь, я поспешила пригладить волосы: кто его знает, Полин, например, способна угадать по степени растрепанности прически расстояние пробега в точности до сантиметра. Вдруг моими волосами заинтересуется не только она?

Я угадала очень точно. Заинтересовались. Едва я успела пробиться поглубже в толпу, заодно удалившись от невольно компрометирующей арки, как сзади послышался до боли знакомый голос:

— Студентка Ясица?

— Добрый день, магистр Рихтер, — заученно отбарабанила я, оборачиваясь к Эгмонту.

— Мы уже здоровались, — заверил он меня. — Но мне все равно очень приятно… А где вы, собственно, были последние полтора часа?

Я невинно похлопала ресницами, про себя радуясь, что успела отойти от арки.

— Странные вопросы вы мне задаете, магистр. Разумеется, здесь, где же еще?

— Вы уверены? — с подозрительной настойчивостью уточнил он.

Мрыс дерр гаст… Я мигом вспомнила, что про Эгмонта говорили, что он отличный телепат и эмпат. Вряд ли он знал, где я провела на самом деле последние полчаса, особенно последние десять минут, ибо, когда такие вещи знают наверняка, о них уже незачем спрашивать. И вопрос сейчас ставился по-другому: сумею ли я скрыть от магистра то, что со мной случилось.

— На все сто, — решительно ответила я, призвав к жизни все запасы актерского мастерства.

Еще несколько мгновений — время текло сейчас отчего-то особенно медленно — Рихтер смотрел мне в глаза. Я постаралась сделать свой взгляд максимально честным; в ход пошли даже усвоенные у Полин приемчики, как то: хлопнуть ресницами, повести глазками немножко в сторону («на нос, на бок, на предмет», — так поучала меня алхимичка), хлопнуть ресницами еще раз и изобразить взгляд снизу вверх, сыграв на разнице в росте. Сыгралось не слишком-то хорошо, из-за невеликого значения таковой, но, видят боги, я приложила все усилия.

Я не могла позволить себе хоть как-то выразить свои чувства. Ни сжать челюсти, ни скрестить пальцы… Эгмонт был слишком наблюдателен, чтобы упустить даже мельчайшую деталь. Я должна была верить. Искренне верить, что все это время простояла именно здесь.

— Хорошо, студентка, — наконец кивнул он. — Пусть будет так.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

Как я и предполагала, все «осуществление древнейшей магической привилегии» заключалось в вышеописанном действе: постоять три часа в вестибюле, слушая речь «нашего замечательного ковенского друга». В принципе расчет Великого Магистра был оправдан: для произведения надлежащего впечатления достанет и вестибюля, а кто знает, что случится с адептами, если пустить их немножко дальше? Но и на старуху бывает проруха: вряд ли тому, что случилось со мной, позволили бы произойти, имейся со мной сопровождающий. Можно даже не отрывать от сердца ковенских специалистов: одной только Белой Дамы или Эгмонта достанет на целую маленькую группу.

Или не очень-то маленькую.

В этот день, разумеется, у нас не было лекций. До самого вечера я сидела в библиотеке, пытаясь слепить из семи разных книг одну логически и семантически (мрыс его знает, что означало это слово) цельную курсовую. Слепливалось плохо: мозги сегодня отчего-то упрямо отказывались работать. Написав четыре странички гениального труда, я обнаружила ошибку в семнадцатой формуле; бормоча под нос: «Без паники, только без паники!!!» — я бросилась проверять все остальные вычисления. Еще одна ошибка обнаружилась в самом начале цепочки. От души выругавшись по-гномски (гном-адепт за соседним столом только крякнул с уважением), я захлопнула тетрадь и аккуратно закрыла книги. Нет, можно было, конечно, позахлопывать и их, но Зирак бдил, а мне совсем не улыбалось продолжать дальнейшую работу без всякой учебной литературы.

Я спустилась на второй этаж, мрачно зыркнула на высунувшуюся элементаль — дверь мигом распахнулась, по вертикали, безо всяких изысков. Умная флуктуация отлично знала, в каком настроении со мной можно шутить. Полин в комнате не было; я заглянула в холодильную конструкцию, выписанную запасливой алхимичкой по эльфийскому каталогу, и нашла там тарелочку с тремя бутербродами. Как настоящий товарищ, я отъела ровно треть, оставив два других на прежнем месте. Конечно, бутерброд был не мой, так что получилось не слишком-то честно, но я успокоила совесть тем, что теперь в холодильнике сделалось немножко просторнее. Вся конструкция, в каталоге обозначенная как переносная, не вмещала в себя ничего крупнее помянутой тарелочки. Да и то третий бутерброд был на ней явно лишний.

По давешней привычке я убрала тетрадь на место и защитила ее подходящим случаю заклятием. Поставив маячок, я быстренько стянула сапоги и прошлепала в ванную. Наскоро вымыла голову; не знаю почему, но это мероприятие всегда вызывало у меня всплеск жизненных сил. Негативная энергия как будто таяла под струями теплой воды.

Вернувшись в комнату, я хотела было почитать что-нибудь к завтрашнему дню — или не к завтрашнему. На кровати у Полин, например, валялась новенькая книжка с соблазнительным названием «Узы крови» и неким подобием Генри Ривендейла на обложке. Но едва я разложила влажные волосы по подушке, как поняла, что меня совершенно не тянет вставать.

Глаза закрылись точно сами собой.

Уже сквозь сон я слышала, что пришла Полин. Кажется, она обнаружила недостачу бутерброда; поняв же, что я вымыла голову, она немедленно заподозрила, что я воспользовалась ее шампунем. Шампунь был дорогой, эльфийский, так что я вполне понимала праведный гнев алхимички. Но увы, меня вполне устраивал и мой.

А потом я уснула уже основательно, вырубившись до конца. В таком состоянии мной можно проламывать стенки: я не то что не проснусь, я даже не пошевелюсь во сне. Мне ничего не снилось; я просто валялась ровным ковриком, но известному определению гномов.

Когда я проснулась, было полпервого ночи.

Я проснулась одним рывком. Сон слетел, точно его и не бывало; несколько секунд я смотрела на потолок, пытаясь понять, какого мрыса я лежу, если не хочу спать, потом села на кровати. Высохшие волосы, наэлектризовавшись, чуть потрескивали и искрились. Я успокоила их одним заклинанием, отточенным практически до совершенства.

В окошко светила луна. На полу я увидела целую лужицу лунного света; было тихо, только Полин смешно присвистывала носом во сне.

Я не хотела спать. Сейчас меня занимала совсем другая проблема.

Завтра будет день летнего солнцеворота. Самый важный день в году; что-то должно произойти в этот день — или, быть может, вернее, в эту ночь?

Я должна стать целой.

Я вдруг с необыкновенной четкостью поняла, чего именно сейчас хочу. А хотела я совсем немногого: собрать вещи, благо их накопилось немного, одеться и уйти из Академии навсегда. Я взяла здесь далеко не все, что могла бы взять; но что это могло значить, если я должна была стать целой, и волкодлак по имени Сигурд должен мне в этом помочь? Я должна освободить его, и тогда…

Дура, грубо одернула я саму себя. Ты вообще думаешь хоть о чем-то? За что он сидит в ковенской тюрьме, Яльга? В тюрьме, одного напоминания о которой хватает, чтобы удерживать в повиновении большую часть магов Ойкумены? Он преступник, он нелюдь, он волкодлак, а это означает — наполовину зверь. Что мы знаем об оборотнях? Ничего. Эта их чародейка-конунг…