Леннар. Тетралогия, стр. 252

— Эпидемия, — сказал кто-то.

— Бойня в шлюзе… Люди Леннара и он сам были заражены амиацином, — скользнуло в зале.

— Я тоже говорил, что были приняты меры… но недостаточно… и…

— Нужно было огнем!.. — послышался чей-то патетический возглас, а Грендам, стоявший за спиной Акила, принял приличествующую случаю позу.

— Да! — с жаром подхватил Эльмаут. — Всем известно, великий Акил, что ты предпринял все меры предосторожности, чтобы упредить широкое распространение болезни… Всем нам теперь известно и то, что именно амиациновая лихорадка выбила целое поколение Строителей, тех, кто создавал этот Корабль, наш мир.

— Да из Строителей и уцелели только великий Лен-нар, да святится имя его, и Элькан, коего следы сейчас затерялись, — подал голос Трендам. Непонятно зачем ему понадобилось говорить то, о чем знали все без исключения члены Большого совета сардонаров.

Эльмаут, впрочем, сделал паузу, ожидая, пока умолкнут под сводами раскаты громового голоса второго соправителя, и закончил:

— Но случилось так, что мер твоих не хватило, чтобы сдержать распространение мора. Благодарение всем богам, что очаги эпидемии своевременно погашены. Но ни от кого не утаится, что зловещие симптомы «длинной» лихорадки обнаружены у нескольких дворцовых слуг и прислужниц, а внезапно вспыхнувшая в предместье Горна «быстрая» лихорадка выбила целый квартал и не распространилась только потому, что дома этого квартала были оцеплены и сожжены вместе с людьми.

— И это было сделано по моему приказу, — негромко уронил Акил. — Более того, я приказал провести тщательное расследование и установить, КАК амиацин мог попасть на окраину Горна и с КЕМ… В чем же ты, любезный Эльмаут, видишь мою ошибку, мой недосмотр?

— Я не в силах умалить твою мудрость и тонкий расчет, о Акил, — вкрадчиво начал Эльмаут, — однако и ты при твоем уме неспособен предусмотреть всего. Я хочу сказать, что ты скрывал от Совета, как близко мы стоим от всеобщей катастрофы. О, не этот потоп на Большом гликко и даже не штурм Первого!.. Они покажутся нам лишь малой жертвой на фоне того, что ниспоследует, если разразится эпидемия. Здесь нас пятьдесят человек, и каждый заслуживает доверия, — понизив голос, продолжал Эльмаут, — пусть они знают, что «длинная» лихорадка бродит совсем рядом, что ее подхватили близкие тебе люди, мудрый Акил. Например, твоя исчезнувшая племянница. Где она, о мудрый Акил?

Рыжеволосый правитель сардонаров вскинул руку, гневно призывая к вниманию, но Эльмаут успел еще договорить:

— Мы дышали одним с ней воздухом и потому вправе знать! Эта Лейна!.. Да и сам мудрый Акил очень много скрывает от тех, кого он облек, по собственным словам, своим доверием! Что, к примеру, ты, славный Акил, делал в катакомбах под Первым Храмом больше суток?

Невообразимый шум поднялся в высоком собрании. Кто-то не особо дальновидный шепотом высказал мысль, что наглый обличитель Акила в общем-то уже труп и вообще хорошая мишень для бей-инкаров и хванов гареггинов, входящих в охранный круг рыжеволосого вождя. Акил, впрочем, начал так, что все мгновенно замолчали. Его слова замечательно легли на разогретую аудиторию, сковав ее размеренным, острым холодом:

— Эльмаут совершенно ПРАВ.

Стоящий за его спиной Трендам принялся сморкаться, что являлось одним из вернейших признаков удивления.

— Эльмаут совершенно прав, и я рад, что он поднял этот вопрос о доверии. Я сам собирался рассказать Большому совету о своем замысле, но считал это несколько преждевременным. Ваш товарищ убедил меня в том, что нет, не преждевременно. Мое посещение подземелий Первого — часть одного огромного замысла. Если этот замысел реализуется, мы возьмем власть над Кораблем. Полную и безраздельную. И то, что сейчас вас пугает, послужит отличным инструментом для достижения целей. Я имею в виду эту грозную амиациновую лихорадку — и «короткую», и «длинную». Есть способ совладать с ней. Или повернуть все так, что мор будет не так уж и важен. Существует план. И вот что я скажу…

Собрание слушало вождя сардонаров затаив дыхание.

Глава вторая. СВЯТОТАТЦЫ

Утро в лагере Элькана началось с бодрого и жизнерадостного мордобоя.

Сцепились Мазнок и несносный нанотехнолог Хансен, который со времени высадки в шлюзе получил уже столько ссадин и тумаков, что, верно, забыл свою наноспециализацию и обратил внимание на более габаритные объекты. Таким объектом, без сомнения, можно было признать тучного и объемистого десятника Мазнока, который возил длинного и жилистого американца по влажной траве, миролюбиво приговаривая:

— Не ешь мою еду, не трогай мою еду!

Выяснилось, что Хансен разжился в палатке Мазнока съестными припасами, а именно — продуктом под практически итальянским названием «божотто». Продукт представлял собой куски грубо рубленной вареной свинины, уложенной между печеными темно-серыми хлебцами и пластинами кислого белого сыра. Эти многоэтажные нагромождения напомнили Хансену родную макдоналдсовскую кухню и разожгли аппетит, а американец, несмотря на худобу, был весьма прожорлив. Походный мешок Мазнока стоял у входа в палатку, так что порыться в нем с точки зрения воровской техники было совсем несложно.

У бедняги Хансена уже заплыл правый глаз, одежда была в буро-зеленых травянистых разводах, а помимо неразборчивых ругательств он плевался щедро окровавленной слюной. Кажется, справа во рту недоставало одного зуба. Мазнок торжествовал. Увидев своего подчиненного в позиции ликующего победителя, Костя Гамов принялся оттаскивать тушу десятника в сторону. Ему помогал китаец Ли Сюн и кто-то из природных ганахидцев.

Общими усилиями Мазнока удалось стащить с помятого, бледного, злого Хансена. Американец вскочил на ноги и, нащупав во рту унылый осколок зуба, заорал:

— Скотина, ублюдок, stinkin' shit, motherfucker! Что же мне теперь, из-за твоей вонючей жратвы без зубов ходить, как эти твои долбаные земляки? Может, ты мне своего дантиста порекомендуешь, засранец?

— Тише, тише, — увещевал его Элькан, — что вы так орете? В чем дело?

— Эта жирная скотина… Я американский гражданин! Я!.. Мне!..

— Боюсь, сюда не дотянется и упитанная лапа дяди Сэма, — печально сказал кто-то из землян.

— Ударил меня ногой! — не унимался Хансен, плюясь во все стороны кровавой слюной и щупая свой несчастный зуб. — Не знаю, где он шлялся, только у него все сапоги в какой-то вонючей грязи!

— В самом деле, — негромко сказал Элькан, а потом ему на глаза попалась и обувь Гамова, и стройные ноги Лейны в узких шнурованных сапогах…

Лейна взглянула на Гамова. У того были красноватые, припухлые от бессонницы глаза, в которых стояла темная, неосознанная тревога. Остаток этой ночи он проворочался в обрывках полубдения-полусна, время от времени впадая в дремоту.

— Поговорим после утренней поверки, — сказал Элькан.

В так называемой утренней поверке, включавшей в себя перекличку и торопливое поглощение утренней пайки, не приняли активного участия три человека: страдалец Хансен вообще отказался от еды, а у Гамова и Лейны были совершенно отсутствующие лица. Как будто их тут и нет. Уж конечно их занимали совсем не маслянистый питательный взвар и не волоконца бледного мяса с хлебцами, составлявшие завтрак, — и даже не фирменное мазноковское божотто, которое тот великодушно предложил всем товарищам по отряду…

— Вы ходили к Нежным болотам, — без предисловий начал Элькан, когда он и Лейна с Гамовым обособились от остальных в укромной рощице в сотне шагов от лагеря. — Можете даже не отвечать. Верно, у вас выдалась интересная ночь.

— Это верно, дядя Марк, — по-русски ответил Константин, — но вот только ты тоже много что от меня скрываешь. Ты вообще крайне скрытный человек. Только сейчас мы не в том положении, чтобы таиться друг от друга. Лейна вчера сказала, что у вас с ней общие цели, дядя Марк. Она, кажется, даже хотела рассказать, что это за цели, однако тут из болота вылезло милое существо, до крайности похожее на непомерно разъевшегося червя-гарегта. Ну и разговор не состоялся.