Леннар. Тетралогия, стр. 150
— Крокодил…
Да, крокодил. Судя по небольшим размерам (около полутора метров), это была не взрослая особь, а всего лишь детеныш, но сколько холодной и древней свирепости было в этой узкой морде, кривых зубах и рваных движениях неровного гребенчатого хвоста, похожего на горный хребет в громадном уменьшении!
— Крокодил, — приходя в себя, повторил Грубин, бросаясь к столу и выдвигая нижний ящик.
Уже хладнокровно, вслепую, не отрывая взгляда от мерзкой рептилии, невесть как попавшей в его квартиру, Грубин вставил обойму в табельный ПМ и, практически не целясь, целиком разрядил ее в аквариум. Брызнули осколки. По полу потекло, пенная волна вынесла тела еще бьющихся или уже мертвых, распотрошенных, рыбок. Сквозь жутковатый оскал разбитого стекла вывалился умирающий крокодил. Он тяжело упал набок, дрыгнул лапами, стегнул по ноге Грубина шипастым хвостом… Чешуйчатое тело дернулось, и гад, вытянувшись, издох и закоченел. Грубин вставил новую обойму и загнал в череп крокодила еще две контрольные пули. Эти твари живучие… Мало ли… Хотя и говорят, что крокодилы нападают на людей только в кино или по о-очень большим праздникам…
— Понятно, — выговорил Грубин, не выпуская пистолета, — понятно, что ничего не понятно… Что это за шутки?
Вошла жена. Одну ногу она волочила, словно перебитую. В руке сжимала упаковку таблеток. Грубин поднял к ней лицо:
— Это что же такое?
— Откуда ж я знаю, — прошептала она. — Я думала, это ты… Мне назло… Завел — вот — такую — тварь… Ну и страшилище…
— Зачем мне страшилище, мне и тебя вполне достаточно, — грустно сказал Грубин. — Ну и дела!.. Как эту ящерицу сюда забросили? Дверь — на сигнализации… консьержка в подъезде… двадцать восьмой этаж! Гм… стоп! А это что такое?
Он наклонился и снял с хвоста крокодила металлическую табличку, прикрепленную с помощью куска толстой проволоки. На табличке было аккуратно выгравировано, словно это была подарочная надпись: «БРОСЬ ДЕЛО КРЕЙЦЕРА. МАЛЬЧИК НИ ПРИ ЧЕМ. ВЫПУСТИ».
Грубин минуту рассматривал эту табличку, потом словно бы в рассеянности уронил на пол, прямо перед приоткрытой зубастой мордой околевшего крокодила. Так. Ну и дела. Что-то невиданное. Грубин несколькими мощными ударами ноги откинул труп рептилии к стене и бросил жене:
— Ну что ты стоишь? Хватай тряпку, тазик, быстрее выбирай воду. А то соседей зальем… Хотя… все равно уже поздно — протекло. Вытирай!
Жена, мгновенно всполошившись, с неожиданной для своих габаритов крейсерской скоростью бросилась в ванную. Грубин же, перейдя в гостиную и достав из бара бутылку коньяку, задумался.
«М-да, в самом деле чертовщина какая-то, — размышлял он, выпив стопку, — детеныш гребенчатого крокодила. Такие, если не ошибаюсь, в Африке да в Австралии… Долбаная ящерица! Но, черт побери, КАК?.. Не очень-то похоже, чтобы у этого Кости Гамова были серьезные покровители, а то, что сегодня какие-то фантомасы местного розлива мне подкинули эту тварь — та-а-акой сноровки требует!.. И эта табличка… Гамова взяли сегодня ночью. То, что его дело веду именно я, знает очень ограниченный круг должностных лиц… Никого посторонних. Этому уроду даже адвоката еще не давали… Гм… Еще коньячку, Олег Орестович? Пожалуй, Олег Орестович. Так-так… Допустим, что эти фокусники были информированы обо всем мгновенно. Допустим, что им каким-то образом удалось незаметно проникнуть в мой дом да еще проволочь сюда крокодила, будь он неладен, нильское отродье… Но… гм… Достать в Москве крокодила не так-то просто. Нужен предварительный заказ в спецпитомнике. Или некто ради вящего эффекту пожертвовал своим домашним любимцем? Зачем? Почему именно крокодил? Случайно ли — именно крокодил?.. Хотя, как говорят люди умные и бывалые, — нет ничего закономернее случайности… Гм… Таскать крокодила по столице средь бела дня? Подбрасывать в запертую квартиру? Зачем столько сложностей ради дешевого эффекта? Нет, не срастается… Думай, Грубин, думай! В конце концов, можно навести справки… Ведь это надо же — запустить эту тварь в аквариум! — В Грубине начала клокотать глухая, хищная ярость. — А кто поручится, что завтра эти любители экзотической фауны не подсунут мне в постель ядовитую змею или какого-нибудь вонючего скорпиона из эквадорских дебрей? Умеют, умеют, суки, произвести эффект! Так… Ладно! По последней, Олег Орестович, и работать, работать!..»
Дотянувшись до трубки радиотелефона, он набрал номер и, дождавшись, пока на том конце ленивый мужской голос не вытянет «да-а?», посыпал:
— Борис Анатольевич, это Грубин. Извини, что во внеурочное время беспокою, но тут у меня аврал. Дурдом тут у меня, говорю, короче! Требуется твоя помощь. Ты там по своим каналам можешь пробить, сколько в Москве зарегистрировано крокодилов, находящихся в частном владении либо приписанных к зоопаркам и террариумам? Я не пил… Какой запой? Три стопки коньяку! Да не шучу я, б…! Какие-то твари подбросили мне в аквариум живого крокодила. С зубами. Рыбок перекусал и сожрал, я его пристрелил из табеля… Нет, я не перетрудился. Это еще не все. У него на хвосте форменная угроза в мой адрес…
— Совсем с ума сошел, Олег, — ответил невидимый собеседник, из голоса которого совершенно улетучилась сонливость. — Хотя все сейчас с ума посходили. Телескопы скупают… Телевизор не включал, в Инете не смотрел?.. У меня самого ум за разум… Ладно. Ну излагай подробнее. Чем смогу, помогу…
Закончив разговор с Борисом Анатольевичем, Грубин откинулся назад, в глубокое удобное кресло, и вытянул ноги. Из-за стены слышалось старательное сопение жены, собирающей в тазик три кубометра воды. Дура… Ну пусть поупражняется. Соседей все равно ее пыхтения не спасут… Да они, кажется, и не в Москве сейчас, а на даче. Этот сосед снизу, Гена Снегирев, — знатный рыбак, все время ездит на Волгу да на Клязьму…
Грубин вдруг весь подобрался, рывком поджал ноги и, выставив подбородок, подался вперед. Гена?.. Где сегодня он уже слышал… Гена… Ах ну да! Генриетта, приемная дочь Крейцера. «На крокодила похожа, что ли?» — «Нет, что вы, она очень красивая…»
— Та-а-ак, — мрачно протянул следователь и резко и хищно отхлебнул коньяк прямо из горлышка бутылки. — Так!
Глава четвертая
ОТВЕТИТЬ ЗА ВСЕ
Центральный пост Корабля
и смежные помещения Академии Леннара
— Видишь ли, милый, — сказала Ориана, — конечно, мы инфицированы амиацином-пять. Скорее всего, это закончится гибелью. Но я сейчас не об этом. Мы можем умереть даже не от амиацина. Как только некоторые из них, недостаточно глубоко поверившие в тебя и возможности Академии, убедятся в том, что ты точно так же смертен и подвержен болезням, как только они поймут, что ты такой же, как и они, — произойдет раскол, и они убьют тебя. И Храм поможет, подтолкнет, наставит…
— Я тоже думал об этом, — признался Леннар, не глядя на Ориану. — Самое печальное состоит в том, что у нас нет противоядия. У нас и не было противоядия тогда, полторы тысячи лет назад, когда «Арламдор» только начал полет. Но тогда у нас был Элькан, и была технология погружения в анабиоз, позволяющий затормозить и преодолеть действие амиацина. Сейчас же у нас нет ни того, ни другого…
— Да, у меня до сих пор с трудом укладывается в голове. Что заставило Элькана так резко выступить против нас?
— Думаю, стоит подождать, пока придет в чувство Ингер. Хотя у меня и так есть устойчивое предположение.
— Не могу поверить, — машинально повторила Ориана, и перед ее глазами всплыло благообразное лицо Элькана, с тяжеловатым подбородком, массивными надбровными дугами и взглядом из-под них — пронзительным, умным и светлым. Леннар качнул головой и отозвался:
— Что ж… А я, напротив, порой предполагал что-то подобное.
— Ты предполагал, что Элькан вот так отречется от тебя и нашего общего дела?! — воскликнула она.
— Ты немного неверно формулируешь проблему и не так расставляешь акценты, — сказал он. — Дело в том, что Элькан, по мере того как остатки его второго «я», храмовника Караала, опадали с него, как старая шкура спадает со змей, — по мере того Элькан становился все более самостоятельным и независимым. В конце концов, наш с ним интеллект, наше умение управлять людьми и наши знания о мире вполне сопоставимы, а в чем-то он и превосходит меня. И порой существенно превосходит. Его разум, еще находящийся под спудом догматических нагромождений Храма, был взбудоражен тем, что я, именно я, оказался неким прообразом Ааааму, самой великой мифологемы этого мира. Элькану требовалось время, чтобы определиться в своем отношении ко мне, к нашему делу и нашей вере, а для этого ему требовалось прежде всего разобраться в себе — ВСПОМНИТЬ СЕБЯ, того, прежнего Элькана, великого ученого Леобеи, лауреата Мировой премии Яуруса! Когда же этот процесс самоидентификации неизбежно пришел к завершению, Элькан включил свой мозг на полную мощность. Он начал работать так, как считал нужным, и отсюда пошло расхождение. Наверное, он просто не умеет безоговорочно подчиняться, и здесь корень бед. Ну и, конечно, он почувствовал, что я склоняюсь к попытке хотя бы краткосрочного примирения с Храмом. Помню, как еще недавно он яростно отстаивал идею бросить Корабль, развернуть его и вывести за пределы этой планетной системы, а самим высадиться на голубой планете… Говорил он в общем-то убедительно… Кроме того, — медленно выговорил Леннар, — Элькан прекрасно просчитывает ситуацию на несколько шагов вперед. Возможно, он предучел, что для заключения мира мне придется пожертвовать им, бывшим жрецом-отступником. Что ж… я не исключал такой возможности. — (Большие глаза Орианы расширились до пределов, дозволенных природой, и в ее взгляде стояло: что ты такое говоришь, Леннар?..) — Тем не менее, невзирая на все это, я более чем уверен, — твердо подвел черту глава Обращенных, — что у него и в мыслях не было предавать меня. Да и предательство ли это?.. То, что случилось в лаборатории?.. Не было ли это тем, чего я опасаюсь более всего, — самоубийством?