Леннар. Тетралогия, стр. 126
Леннар опомнился. Он поймал себя на том, что воспринимает эту голубую планету, крупно взятую на всех экранах Центрального поста, как собственную родину. Но ведь это не Леобея, почему он дал волю чувствам и даже слезам?! Эта планета!.. Быть может, она в самом деле соответствует покинутой и давно погибшей его родной планете по многим сравнительным параметрам, по геологическим, климатическим и атмосферным характеристикам. Пусть многое совпадает, пусть так! Но… Быть может, она ОБИТАЕМА. И они, пришельцы, явившиеся без приглашения из пучин космоса, возникшие ниоткуда, будут ли они тут к месту и нужны ли?…
— Ядро головного реактора активировано на двадцать пять процентов, — доложили ему, — мы можем на сверхмалых скоростях идти к этой планете.
— Сколько до нее? Гм… сам вижу. У этой планеты есть спутник. Он находится на таком же расстоянии от нас, как и… — Леннар потер рукой лоб.
Все ждали. В Центральном посту воцарилась полная тишина, и только тянули свою слаженную многотональную песню приборы. Наконец глава Обращенных поднял глаза на экран и твердо выговорил:
— Мы направляем звездолет к спутнику. Одновременно Кван О, Ингер и набранные ими люди, числом не меньше полусотни, готовят к вылету челночный корабль. К планете пойдет он. Базовый корабль обоснуется на спутнике и будет ждать результатов с десантного бота.
— Но, Леннар… — начал было кто-то и тут же замолчал. В Академии не было принято оспаривать указания своего главы и основателя.
Лайбо рассматривал выросшую на экранах голубую планету широко расширенными глазами. Он тронул Леннара за плечо и негромко выговорил:
— Значит, примерно так выглядит твоя родина? Твоя родная планета?
— Да, очень… очень похоже. Нет, конечно, Леобея побольше, а соотношение суши и воды в пользу последней не так велико, как здесь. Но я не думал, что мы наткнемся на планету, ТАК напоминающую мою утраченную родину, — торжественно ответил Леннар, и его голос вдруг дрогнул и беспомощно, по-мальчишески, сломался от волнения.
Эпилог
Омм-Гаар, больше не Стерегущий Скверну и не глава Второго, ланкарнакского Храма, бежал. Ему давно не приходилось бежать вот так — во весь дух, до хрипов в легких, до ватной оцепенелости в подгибающихся ногах, до темных, оплывающих желтой подливой кругов перед глазами. Он не очень хорошо представлял себе, как ему удалось вырваться из того ада, что заварился на площади Гнева волей неведомых, темных сил!.. По крайней мере, такими эти силы мыслились ему, Омм-Гаару, ослепленному страхом и темными, поднявшимися из глубин его существа первородными суевериями. Бывший настоятель ланкарнакского Храма толком не помнил, как протекли в пути те несколько недель, которые он затратил на побег из Ланкарнака в Горн, столицу Ганахиды. В Горн, где были сосредоточены самые крупные силы ордена, которые не хотел, не хотел пускать в ход предстоятель Храма!.. Теперь… теперь он будет обязан… чтобы…
И когда кони остановились прямо у центрального пилона ганахидского, Первого Храма, Омм-Гаар выскочил из своей кареты и, миновав стражу, кинулся внутрь… Он мчался по бесконечным коридорам, натыкаясь на стены, колонны, на углы в резких поворотах галерей… на статуи тех, кто раньше возглавлял Храм, и их мертвые белые глаза, мраморные, с синеватыми прожилками белки, равнодушно смотрели на красного, трясущегося, жирного Гаара, с которого в три ручья лил пот.
Омм-Гаар, бывший Стерегущий Скверну, ворвался в здешний зал Молчания и на бегу растянулся на холодном каменном полу, в кровь разбив себе лицо. Он не поднимал взгляда, потому как и без того чувствовал, что на него уставились многие десятки глаз. Потом баритон главы Храма, Сына Неба, пророкотал:
— Значит, ты жив. Я ждал твоего прибытия, но мне казалось, что тебя доставят мертвым. Можешь молчать. Мне известно, что произошло в Ланкарнаке. Ты проиграл. Теперь под их контролем уже четыре уровня, в том числе и Арламдор, где был поставлен на священство ты, Омм-Гаар. Они оказались тебе не по зубам. Что ж, я так и предполагал. Значит, все сказанное в Книге Бездн оказалось правдой. Это я тоже предполагал, как и все мои предшественники на троне главы Храма…
Вот тут Омм-Гаар задрал окровавленное лицо. Он даже встал на четвереньки и пополз, потому что его неудержимо повлекло к ступеням трона Верховного предстоятеля, а ноги не несли… Хоть так, хоть по-собачьи…
— ЧТО ты сказал? — прохрипел он. — Что ты сказал, пресветлый отец?
Голос Сына Неба был холоден и спокоен, странно спокоен:
— Я сказал, что все написанное в Книге Бездн рано или поздно должно было исполниться. Жаль лишь, что эта чудовищная тяжесть возлегла на мои плечи, пришлась на время моего предстоятельства…
Омм-Гаар попытался приподняться, но снова рухнул на плиты. Никто даже не двинулся, чтобы помочь ему подняться.
Его голос потрескивал, как полено в догорающем очаге. Как искорки, разлетались и падали последние, бессильные уже слова:
— Но ведь… это страшная Скверна… Книга Бездн… Как же можно?…
— А что такое Скверна, брат Гаар? Мы объединили этим словом все то, что не угодно Храму. Сейчас самое время изъясняться как можно откровеннее. Ну что ты растянулся там?… Если война и окончена, то только для тебя. Ты сломан, брат Гаар. Ты не нужен Храму, тебе надо отдохнуть.
Омм-Гаар слишком хорошо знал, что в устах предстоятеля может означать фраза о том, что ему надо отдохнуть. Он поднял глаза и увидел, что Сын Неба встал во весь рост и обратил к своду зала Молчания свое острое костистое лицо с крючковатым хищным носом. Глава Храма прокричал несколько слов на древнем леобейском языке, языке Строителей, и вскинул над собой обе руки в черных перчатках.
Черный — цвет гнева.
Книга 3. Псевдоним бога
Пролог
СВЯЩЕННЫЕ ЗНАКИ
Голова слетела с плеч, мгновенно облепившись тонкой сеточкой брызг, и подкатилась к ступенькам помоста, застеленного толстой ворсистой тканью. В тот момент, когда окровавленный лоб коснулся ткани, на еще живом лице все более ширилась счастливая и нежная улыбка. Дрогнули уголки губ, и улыбка, замерев, осталась навсегда. Разнесся ритуальный возглас, исполненный высоким женским голосом:
— Он нашел! Будь славен путь Ищущих Его и освобождения!
Многоустый Акил, тот, кто шествует рядом с пророком, предводитель славных сардонаров, поднял взор к священной тверди небес и радостно вскинул руки.
В этот восход начался прекрасный праздник Священного червя, или Гареггойо, и день обещал стать очень насыщенным зрелищами, красочными и кровавыми обрядами и низведением жертвенных песнопений к столпу Символа веры. По случаю наступления празднества Акил с самого утра находился в прекрасном расположении духа и смеялся, запрокидывая голову и показывая тесно посаженные белые зубы. А чего бы ему не смеяться. Ведь Он явно благоволит тем, кто на протяжении сотен и сотен лет был верен и непоколебим. Ибо как иначе можно объяснить, что те, кто давно считался мелкой и ничего не значащей сектой, как возглашали эти погрязшие в ереси и высокомерии святоши, «вошью на теле мира и Храма», ныне встали практически вровень с ними. И, Акил был совершенно уверен, что это вровень только пока…
Впрочем, сейчас было время не рассуждать, а праздновать. Акил опустил руки и повернул голову. Перед ним стоял молоденький воин в узких кожаных штанах, шнурованных на щиколотках и левом бедре, и с приятной улыбкой пропускал острейшее лезвие через собственную руку. Проверив таким образом клинок на собственной плоти, он легко и умело подхватил отрубленную голову на кончик сабли и бросил ее в котел, из которого, словно танцующие завороженные змеи, тянулись, извиваясь и распадаясь на кольца, несколько струек металлически поблескивающего дыма. Акил неспешно выговорил: