Сицилийский специалист, стр. 71

Снаружи по мокрому гравию зашуршали шины, и минуту спустя Спина, появившийся в дверях, махнул Марку рукой.

— Извините, Гарри, я на минутку, — сказал Марк. Он прошел вслед за Спиной в зал ожидания и увидел двух людей, стоявших к нему спиной. Один, маленький и худощавый, в армейских брюках и клетчатой рубашке, был Боначеа Леон. Другой, коротконогий, в зеленой, плотно облегающей куртке военного покроя, был постарше и покрупнее. Оба стояли, склонившись над каким-то бумажным свертком, перевязанным веревочкой, которую второй неторопливо распутывал тонкими пальцами. Рядом со свертком на скамейке лежала винтовка в коричневом чехле.

— Это еще кто такой? — спросил Марк.

— Его интимный друг, представь себе, — ответил Спина. — Я сейчас разговаривал с одним из тюремных надзирателей. Он отказывается куда-либо ехать без него.

— Я что-то не совсем понимаю.

— Куда бы он ни направлялся, этот тип должен обязательно ехать вместе с ним. Они, понимаешь, вроде как влюбленные, — сказал Спина с отвращением.

— И этот тоже тронутый?

— Конечно. Он идет в качестве нагрузки, без дополнительной оплаты.

— Что будем делать? — спросил Марк.

— А как ты договаривался со своим другом в Мехико-Сити?

— Что он пришлет Леона, а я позабочусь о том, чтобы он вернулся назад. Насчет второго психа ни слова не было сказано.

— Итак, у нас на руках трое тюремщиков и водитель, которые сейчас уедут и будут рассказывать своим приятелям и соседям, что они сегодня здесь видели, да к тому же еще один псих — и всех их надо убирать, но когда и где? Разве у Леона нет Жены и ребенка, к которым он очень привязан?

— Их пришлось оставить на Кубе, — сказал Марк.

— Угу, я что-то припоминаю. По-видимому, у него любвеобильное сердце. Он наотрез отказывается ехать без этого типа, так что, похоже, придется нам брать на себя двойной риск. А если эти психи решат, что им не хочется возвращаться в Мексику?

— Этого не случится. Во-первых, они окажутся одни в чужой стране, а во-вторых, они знают, что их будут разыскивать. В Мексике же им живется неплохо, там их не обижают.

— Придется рискнуть. А когда они вернутся, надо будет решить, что с ними делать дальше, — сказал Спина.

— Сейчас все равно поздно что-либо предпринимать.

— Послушай, — сказал Спина, — эти ребята, охранники, хотят уезжать, а мне на всякий случай нужны их фотографии. Задержи-ка их на минутку, я сделаю парочку снимков.

Охранники, дрожа от холода в легкой форме цвета хаки, стояли в дверях вместе с водителем фургона лицом к серой дождевой завесе. Один из них, с огромными, как у Панчо Вильи, усами, звенел наручниками, которыми были прикованы друг к другу Боначеа Леон и его приятель. Марк отцепил фляжку, висевшую у него на поясе, и пустил ее по кругу. Охранники заулыбались, показывая ровные зубы. Тем временем Спина, прикладывая к глазу фотоаппарат, незаметно ходил вокруг.

— Так мы поехали? — спросил охранник, говоривший по-английски. Остальные приподняли шляпы и снова улыбнулись. — Ваш покорный слуга, — добавил он и вышел вместе с остальными под дождь, а водитель побежал запускать мотор.

Спина убрал аппарат.

— Я завтра переправлю пленку Паскуале, — сказал он. — Надеюсь, все получится как надо — правда, свет был слабоват.

Они вернулись к Леону и его другу; тот уже развязал веревочку и развернул сверток, в котором оказались два огромных мексиканских сандвича с помидорами, мелко нарезанным перцем и мясом. Он деликатно двумя пальцами взял один из них и передал Леону, который откусил кусок и начал быстро жевать.

Внезапно Леон почувствовал, что за ним наблюдают. Он хитро улыбнулся, разломил сандвич пополам и протянул половину Марку. Было заметно, что он рад встрече. Тоненькие волосики возле углов рта были у него вымазаны помидорным соком.

— Хотите кусочек тако? — спросил он. Марк покачал головой.

— Мой друг Эрнесто, — представил Леон. — Мой самый лучший друг. Приятель поклонился.

— Encantado [49], — сказал он.

— Я должен сфотографировать и этого, — сказал Спина. — Давай подойдем к дверям, там посветлее.

Марк кивнул головой в сторону двери, и все четверо направились к ней. Спина сделал снимки, и тут, как будто кто-то повернул невидимый выключатель, дождь мгновенно прекратился и появилось подернутое дымкой солнце. Краешком глаза Марк увидел, как Морган, в накинутой на голову куртке, перескакивая через лужи, бежит к самолету.

— Кажется, можно вылетать, — сказал Марк.

— Да, наверное, пора. — В голосе Спины появились какие-то тягучие просительные нотки:

— Послушай, может, ты все-таки вернешься и поможешь мне? За эти несколько дней никто в Солсбери по тебе не соскучится.

— Не могу, к сожалению. Я должен заняться семейными делами, — ответил Марк. — Хочу сразу же вылететь в Делано. Там живет наш друг, у которого есть виноградник. Если мы еще задержимся, то не успеем к уборке винограда. Ребятам сбор винограда доставит огромное удовольствие.

— Сбор винограда, — сказал Спина, — как я это когда-то любил. В последний раз я был на сборе винограда лет сорок назад. — Он не стал настаивать. — Ну, ладно, может, мы увидимся и раньше, чем ты предполагаешь. Калифорния мне нравится. Сколько ты собираешься там пробыть? Если эта штука пройдет гладко, я могу неожиданно нагрянуть к тебе с визитом. Запиши-ка мне свой адрес, мало ли что бывает.

Морган уже добежал до «бичкрофта» и уселся в пилотское кресло. Он был счастлив и принялся насвистывать свою любимую песенку «Дьявол в небе».

Глава 17

Лежа в кустах, Боначеа Леон четыре раза выстрелил в человека, сидевшего в приближавшейся машине, подождал секунду, как бы осмысливая происшедшее, затем вскочил и помчался вверх по обложенной дерном насыпи, перемахнув на ходу через забор. Марк попытался было отнять у него винтовку, но Боначеа не выпустил ее из рук и, увернувшись, со злой обезьяньей гримасой побежал между рядами машин к железнодорожной башне, где стоял их «форд». Эрнесто, швырнув чехол в кусты, побежал за ним, а Марк бросился вдогонку за Эрнесто.

На стоянке находились сотни машин, плотно прижатых друг к другу, и Леон пробирался между ними, словно обезьяна, проворно перескакивая через капоты и багажники. Кругом не было ни души, лишь вдалеке на путепроводе маячили какие-то люди. Стояла необыкновенная тишина — кортеж привлек к себе внимание жителей города, и они сейчас заполняли улицы по всему пути следования. Через просветы между рядами машин был виден «форд» цвета высохшей грязи с наклейкой на ветровом стекле: «Голдуотера — в президенты». Филипс, человек Брэдли, ожидал их, стоя на бампере; он увидел Леона, бегущего к нему с винтовкой, и на его лице отразился ужас. Марк бросился на Леона, вырвал винтовку, огляделся, ища, куда бы ее швырнуть, и, ничего не придумав, бросил через окно за спинку заднего сиденья. Он совсем потерял голову. Эрнесто застрял где-то в лабиринте машин, а Филипс начал размахивать руками и кричать.

Со стороны Элм-стрит донесся вой полицейских сирен, и среди машин, рядом с тем местом возле забора, где они стояли, поджидая приближения кортежа, замелькали головы бегущих людей. Эрнесто наконец добежал и, тяжело дыша, повалился на заднее сиденье рядом с Леоном. Филипс завел мотор, резко нажал на сцепление, повернул влево так, что завизжали покрышки, и с ревом помчался вдоль линии машин. Дорога была перегорожена грузовиком, но, увидев приближающийся «форд», водитель подал в сторону, пропуская их.

Марк потянул Филипса за руку.

— Потише, приятель. Спокойнее. Чем медленнее мы поедем, тем лучше это будет выглядеть.

Полицейские машины и пешие полицейские хлынули в район железнодорожных складов со стороны Хьюстон-стрит, и через минуту «форд» остановил офицер на мотоцикле. Филипс показал ему специальный пропуск, и офицер, включив сирену, поехал впереди и вывел их на Хьюстон-стрит к самому путепроводу, возле которого помахал им рукой и помчался обратно. На дороге, ведущей из города, машин было мало, и Филипс, прибавив скорость, стал в крайний левый ряд, свернул на бульвар Зэм, затем на шоссе Торнтон и выбрался за город. Эрнесто немного отдышался, и щеки его снова порозовели. Бросив восхищенный взгляд на задремавшего Леона, он произнес: