Арбан Саеш. Трилогия, стр. 43

Сашка лежал на дороге. Или на тропе. Полоса камня, потрескавшегося как глина под лучами жаркого солнца, начиналась у ног и уходила вперед. За спиной тропы не было. Там, так же как и со всех сторон, стоял клочковатый туман. И над головой тоже. И чем дальше, тем туман становился плотнее, превращаясь в дюжине шагов от тропы в колыхающийся полог. Сашка покрутил головой, отыскивая источник света, и понял, что светятся как раз эти туманные клочья, передвигающиеся сами по себе вокруг него, а не что-то приносящее свет извне. Извне ничего не было. И эта мысль не пришла к нему как озарение, он просто знал это. Так же, как и то, что должен идти вперед.

Воздух, или то, что казалось воздухом, окутывал свежестью. Сашка вдохнул его полной грудью и вновь почувствовал стягивающую рот жажду. Оперся о неожиданно теплый камень тропы, встал. Оглядел себя. Тот же зеленый костюм, сапожки. Ощутил привязанный к спине меч. Расправил плечи, вздрогнув от пробудившейся в памяти боли и пошел вперед.

Он не спал. Шел. Чувствовал свое тело. Чувствовал, как стопа касается камня, ощущал вес, слышал собственное дыхание. Боль в груди утихла. Разбудивший его стук утонул под ребрами, спрятался в звуках шагов. Сашка шел по тропе, поглядывал на торчащую между камней и на обочинах вялую желтоватую траву, но не останавливался. Язык начинал высыхать, Сашка накапливал и сглатывал слюну, но не ускорялся в поисках спасительной влаги, не оглядывался, а продолжал идти вперед. Почему-то он был уверен, что если побежит, то не достигнет цели быстрее. Он шел, не пытаясь сосчитать шаги. Он шел по тропе, которая исчезала у него за спиной, затягиваясь клочьями тумана.

«Это тропа не кончится никогда». Ему показалось, что это первая осознанная, обращенная в форму предложения, мысль после пробуждения. И тут же пришло в голову, что размышления об этом осознании — уже вторая мысль. Он оборвал себя, мотнул головой, чтобы не впасть в бессмысленное умственное пережевывание. Попытался набрать слюну и смочить горло, и не смог.

Он шел долго. Чувство времени отказывало ему. Но косвенные признаки говорили, что очень долго. Сутки или больше. Ноги, не чувствующие обуви, ощутимо устали. Подошвы горели. Плечи ныли. Меч натер спину и казался куском металлической рельсы. Хотелось остановиться, лечь на теплый камень, закрыть глаза и вновь исчезнуть. Но он шел.

«Нужно хотеть прийти», — подумал Сашка. Потому что если не хотеть прийти, то никогда и никуда не придешь. И он представил, что тропа заканчивается, что вот-вот, сейчас она перестанет плавно чередовать невидимые возвышенности, впадины и повороты и упрется в ворота. В простые деревянные ворота с деревянным же молотком, которым нужно постучать. Откроется маленькая дверца привратника. Его узнают, ворота отопрут, и он войдет внутрь, во двор. Чудесный сад, подставляющий солнечные уголки под прохладные струи фонтанов, примет его в себя. И под ногами будет не обжигающий подошвы камень, а мягкая трава.

Он думал так и даже почувствовал эту мягкость, но, открыв глаза, обнаружил, что сошел с тропы. И трава начинает прогибаться под ногами, расползаться, как нереальность, как сон, и он в два-три быстрых шага, словно и не было усталости, вернулся на тропу, выдергивая ноги из этого морока, как из трясины. «Я больше не могу идти», — подумал Сашка. И продолжал идти вперед.

Он уже почти ничего не видел, когда впереди мелькнуло черное пятно. С трудом разлепив веки, заставил себя смотреть и увидел камень. Черный гладкий камень размером с взрослого человека, который словно подобрал под себя ноги и, обхватив колени руками, прижал к ним голову. Возле камня тропа расходилась в стороны. Вправо убегала в невидимую горку обычная земляная тропка, кое-где прикрытая красноватыми листьями. По ее бокам колыхалась все в том же тумане настоящая живая трава. Теплом и умиротворением веяло оттуда. Влево в ложбину спускалась каменная дорожка, только оттуда тянуло холодом. Лежал снег. Но там была вода. Слышался ее запах и даже журчанье. Казалось, в воздухе стоит вкус прохлады. Но тропа шла и вперед.

Сашка остановился. Медленно опустился на колени, едва не упав ничком. Наклонился к каменной поверхности и слизнул сбегающие с холодного бока капли росы. Прижался щекой, дождался следующих капель и снова слизнул их. Посмотрел вправо, где ему почудилась лесная поляна с блеснувшими в траве ягодами и солнечным светом. Повернул голову влево. Несколько минут, и он наткнется на маленькую избушку, утонувшую до половины в снегу. Сашка даже не успеет замерзнуть, потому что печь жарко натоплена, по комнате ползет запах свежего хлеба, и чьи-то добрые проворные руки готовы стянуть с него одежду, омыть ноги, прижаться к лицу губами. Он останется там навсегда, и единственной заботой до конца долгой и безмятежной жизни станут попытки найти объяснение тому, почему он свернул со своей тропы.

Сашка снова наклонился и лизнул камень. Прокашлялся. Встал. Оглянулся назад, где колеблющиеся языки мерцающего тумана уже пересекли пройденный путь и ждали решения, какие из оставленных путей скрыть. Безвозвратно. Нет. Он пойдет прямо. И с этой мыслью, преодолевая накатывающее изнеможение, Сашка двинулся вперед.

Все происходящее дальше распалось в памяти на несвязанные куски. Тропа по-прежнему уходила вперед, следуя неровностям невидимого рельефа, распадаясь на теперь уже незамечаемые ответвления. Только окаймление менялось. То это были камни или скалы. То удушливые дымы близких гейзеров. То мангровые заросли, то дубравы. То булькающие болота. Тучи кровососущих поднимались из них и облепляли лицо. Ветви сплетались над головой, и Сашке приходилось то продираться сквозь заросли, то ползти под толстыми сучьями. А в нескольких шагах от тропы все превращалось в расползающийся кисель мороки. Странные создания: то ли птицы, то ли летучие земноводные пикировали на него с высоты. Сначала Сашка отбивался руками, затем вырвал из очередных зарослей длинную палку и стал отмахиваться ею. И не переставал идти.

Где он брал силы? Пытался заряжаться от окружающего тропу окаймления, но полуреальность сама жаждала обладать энергией. Поэтому он закрылся, сберегая остатки силы, и стал тянуть ее из тропы. Теплый камень медленно, нехотя, но отдавал ему крохи. Но и эта сила не спасала от жажды. Вряд ли он смог бы идти так долго, если бы не редкие ливни, и не роса. Голода Сашка не чувствовал.

Сколько длился его путь? Несколько дней? Или больше? Он трогал подбородок, и ему казалось, что он идет всего лишь несколько часов. Смотрел на сапоги и одежду, истерзанные в лохмотья, и эти часы увеличивались до месяцев. Он ничего не ел и совсем не спал. И единственной его неутомимой и несгибаемой частью оставался меч за спиной. Странно, но у Сашки ни разу не возникла мысль взять его в руки. Очередные заросли высокой травы, покрытой шипами-крючками, разрывающими кожу в кровь, встали у него на пути. Сашка раздвинул их палкой и вышел на поляну. Тропа огибала маленькое, не больше пяти шагов в диаметре, озерцо, и уходила в темные скалы. Рядом поблескивал крохотный родничок. На берегу стояло дерево, усыпанное плодами. Под ветвями, опустив в воду босые ноги, сидел человек и смотрел, как золотые рыбки пощипывают пальцы. Незнакомец поднял голову, усмехнулся и сказал:

— Ну, вот. Уже что-то.

Сашка онемел. Он увидел самого себя.

Глава четвертая. Зелёные холмы.

Дождь закончился под утро, и призрак, прежде чем раствориться в воздухе, показал, куда идти дальше. Отряд продолжал путь. Дан нервно озирался по сторонам. Ему казалось, что Ник по-прежнему рядом. Мальчишка так и не смог привыкнуть к его появлению.

Минули пять дней. Прошли еще три дождя, но теперь уже днем. Земля набухла от влаги, и однажды утром глазам спутников предстала фантастическая картина: равнина Дары позеленела. Лукус остановил лошадь, спрыгнул с нее и, опустившись на колени, коснулся ростков, впервые за лигу лет пробившихся на поверхность.

— Что? — спросил Хейграст, недоуменно оглянувшись.