Бремя императора. Трилогия, стр. 113

Слова Санти подтвердил Ланиг, тоже произнесший короткое заклинание.

– Ученица Кара, согласна ли ты принять ученичество? – заставил девушку вздрогнуть гулкий голос императора. – По доброй ли воле ты его принимаешь?

– Согласна! – хрипло отозвалась она, горло внезапно пересохло. – Я принимаю ученичество по собственному желанию, никто меня не заставляет!

С шара на верхушке башни сорвался белый луч и ударил Кару в лицо, окутав ее тело сияющим коконом. Император переглянулся с Ланигом – снова сюрпризы, такого не было ни с кем из Пятерых, не говоря уже ни о ком другом. Из белого кокона внезапно раздался звериный вой боли, что-то там происходило, но вся магия Марана не помогла понять, что именно. Сгусток света бешено вертелся на балконе минут десять, и все это время девушка внутри кричала. Страшно кричала. Диппата пришлось держать, чтобы он не рванулся на помощь и не прервал посвящение.

Белый, слепящий туман вокруг рассеялся. Кара медленно встала с пола, не понимая, что случилось. Ей было стыдно за то, что не сумела сдержаться и выла, как подзаборная собачонка под плетью. Но боль внутри кокона оказалась куда сильнее всего, что девушка испытала во время плена. Что-то настораживало, что-то непривычное. Кара сделала несколько шагов к краю балкона. Движения стали почему-то очень легкими, она шла, а не ковыляла. А когда бывшая узница осмотрела себя, то поняла, что шрамы, покрывавшие ее тело, бесследно исчезли. Их место заняла шелковистая, нежная кожа, присущая молодой женщине ее возраста.

Случилось чудо – безнадежно искалеченная девушка выздоровела. Понятно теперь, откуда взялась боль, полное исцеление за столь короткое время имеет свою цену. И цена эта – боль. Не такая уж и большая цена, если разобраться. Одно осталось прежним – трехпалые руки, похожие на клешни краба, только крючковатые, негнущиеся пальцы стали нормальными. Они как-то странно зудели, казалось, нужно напрячься – и произойдет что-то важное. Кара послушно напряглась, и из кончиков пальцев, прорвав кожу, медленно выдвинулись когти. Страшные, загнутые, острые, полупрозрачные когти, которыми можно легко разорвать человеку горло. Это еще что такое? Откуда? Впрочем, плевать. Пригодятся. Девушка запрокинула голову, и в темное ночное небо понесся безумный, нечеловеческий хохот. Погодите, господа палачи, скоро за вами придет беспалая смерть. И не ждите пощады, ее не будет!

8. Черный Клан

У большого стрельчатого окна сидела красивая черноволосая девушка в скромном сером платье послушницы и мечтательно улыбалась, глядя на облака. Еще немного – и совсем стемнеет. Он придет. Точнее – прилетит. До сих пор не верилось, что любимый умеет летать, но лгать Лек не стал бы. Обещал взять с собой в небо. Скорее бы уже прилетал, страшно по нему соскучилась.

Здание тарсидарского монастыря святого Даонира выглядело несколько необычно для центральных областей Элианской империи. Четыре узких, высоких строения, соединенные висячими мостиками и окруженные крепостной стеной в полсотни локтей, если не выше. В центре между башнями располагалась кубическая часовня с косым крестом Единого на крыше. Никаких украшений, сугубая функциональность. Совсем не так выглядели монастыри и храмы других орденов, их украшали бесчисленные статуи и барельефы, повествующие о житии отцов элианской Церкви, святых великомучеников Лодама и Эскена.

Далеко не всем служителям божьим нравилась эта варварская роскошь. Епископ Даонир, например, живший около семисот лет назад, проповедовал скромность во всем, от одежды до архитектуры. Поэтому построенный им монастырь и выглядел столь невзрачным. Даонирцы и до сих пор остались аскетами, несмотря на все произошедшие с учением основателей изменения. Одновременно они проповедовали принцип: «К вящей славе Единого!», оправдывая любые преступления во имя Церкви. Из этого монастыря выходили лучшие убийцы, отравители с фанатично горящими глазами, искренне верящие, что за все совершенные злодеяния их ждет рай.

Талантливую послушницу, успевшую спровадить к праотцам не менее десятка людей, неугодных архиепископу тарсидарскому, направили для обучения именно сюда. Лучшей школы отравителей в империи не существовало. Император, понятно, о существовании такой школы не имел ни малейшего понятия, даже не подозревал о ее существовании. Когда Элиа сообщила о ней, Маран долго не мог прийти в себя от изумления.

Его величество давно подумывал заслать агента в гадючье кубло епископата, и предложение баронессы ар Сарах оказалось очень кстати, хоть и не хотелось подвергать ее опасности. Однако Элиа настояла на своем, и Маран в конце концов согласился с ее доводами.

Святоши поверили девушке после того, как она без зазрения совести убрала нескольких недоброжелателей его преосвященства, которому как будто служил епископ Равитар, куратор Элиа. На деле, конечно, он, как и все прочие, не служил никому, кроме себя самого. Девушка ничуть не переживала по поводу случившейся по ее вине смерти нескольких «святых» отцов, каковых в большинстве искренне считала ядовитыми змеями. Все равно рвут друг друга без всякой пощады, так почему бы и не помочь им в этом благом деле? Количество сволочей уменьшится, уже неплохо.

Интрига, задуманная баронессой совместно с императором и Ланигом, постепенно разворачивалась. Элиа с недавних пор искренне уважала старого мастера, начисто позабыв о прежних страхе и ненависти. Да и сама добилась его уважения, поскольку действовала безо всяких сомнений, не разводила ненужных сантиментов. Надо убить врага? Значит, надо. На то он и враг. Угрызения совести? С какой стати? Враг бы не пожалел.

Служители церкви вызывали у девушки сильнейшее отвращение. Гнездо ядовитых гадов, да нет, хуже: гады редко кусают себе подобных, а эти – постоянно. Все время выискивают, как бы подсидеть и подставить соседа, прорваться выше любой ценой. Ценой чужой боли, чужих жизней, чужого унижения. Поварившись немного в мутном вареве тарсидарского епископата, Элиа поначалу растерялась. Не представляла себе, что те, чей долг – исцелять души, на самом деле не люди, а гнусные твари. Ни одного порядочного священника высшие чины Церкви в свою среду не допускали, а если какой чудом и прорывался, то белую ворону начинали травить скопом и очень быстро добивались желаемого.

Для епископа Равитара новая послушница была всего лишь инструментом влияния, он даже подумать не мог, что резкий всплеск ненависти между соперничающими за влияние кликами – ее рук дело. Что именно баронесса ар Сарах стоит за всеми странными событиями последнего времени, за загадочными смертями нескольких высокопоставленных святых отцов, за поползшими по епископату жутковатыми слухами. Что именно эта прелестная юная особа, на которую облизывались многие из старых сластолюбцев, держит в своих нежных ручках многие нити происходящего в тарсидарской епархии, что архиепископ буквально тает, когда она входит, и позволяет своей любимице очень многое.

Всего лишь несколько месяцев заняло у Элиа это, девушка сама порой не понимала, каким образом у нее все получается. Наверное, просто оказалась в своей стихии, нашла точку приложения сил. Император с Ланигом тоже приходили в восторг, издали наблюдая за виртуозной игрой молодой баронессы. Они помогли Элиа понять, что далеко не все люди одинаковы, помогли разделить этих самых людей на своих и чужих. Ради своих девушка готова была на все. А чужие? Да бог с ними, если зла не творят, можно даже помочь в случае беды. Зато если творят… Тогда пусть не обижаются.

Одно только сильно смущало Элиа. Став послушницей, она постоянно страдала от домогательств монастырских сластолюбцев. Благо, хоть епископа Равитара многие побаивались, зная его репутацию хладнокровного убийцы, поэтому и курируемую им послушницу трогать не рисковали. Но нашлось немало таких, которые не боялись ничего и никого, живя только ради удовлетворения своих страстишек и гнусных желаний. Этим приходилось давать отпор, а попадались среди них и довольно высокопоставленные личности.