Грон. Трилогия, стр. 249

— Просто у меня есть все, чего ты хочешь от жизни, — достаток, даже богатство, жена, дети и многое другое тоже — слава, преклонение тысяч и тысяч людей, но… вот я здесь и… вряд ли ты серьезно думаешь, будто я могу рассчитывать на какое-то прощение со стороны Ордена… Я иду на верную смерть. Почему? Сбагр замер, потом медленно отложил в сторону точильный камень:

— Ну так почему?

— Просто я очень высоко ценю свою жизнь. А ее цена зависит от многого: от того, как ты жил, в каком строю бился твой меч, кто стоял с тобой рядом плечом к плечу, но и очень сильно от того, КАК и ЗА ЧТО ты сумел умереть. И я постараюсь взять за свою жизнь достойную цену…

Утром второго дня после того разговора, когда они уже свернули лагерь, Сбагр внезапно построил своих людей и, подойдя к Грону, отсалютовал своим мечом и четко доложил:

— Мы готовы к выступлению, Командор!

Грон повернул голову и окинул медленным взглядом лица стоящих перед ним горгосцев, но ни один из них не отвел взгляда. Что ж, эти люди решили, что их жизнь тоже чего-то стоит…

Грон еще раз взглянул на высящуюся перед ним Скалу и скосил глаза на прижавшуюся к нему Эсмерею. Девушка стояла, вцепившись в него обеими руками, прижавшись к нему грудью, животом и ногой, вжавшись в него так, словно пыталась впитать в себя его запах, навсегда сохранить на своем теле ощущение его тела… Если кто-то следил за ними из Скалы, в чем Грон почти не сомневался, то этому наблюдателю все стало бы ясно с первого взгляда. Он покосился на горгосцев. Они стояли в угрюмом молчании. У них была своя, очень трудная задача, которую они поклялись выполнить или умереть, но все равно, судя по лицам, они чувствовали себя по отношению к нему предателями. И в этот момент спереди послышался гулкий звук. Эсмерея вздрогнула, а Грон впился взглядом в Скалу. Как он и предполагал, разлом пошел вон по той расщелине. Огромная каменная глыба, скрежеща, поползла вбок. Скала раскрылась…

8

Булыжник сдвинул подзорную трубу и осторожно сполз с гребня бархана. Кремень ждал его у подножия:

— Ну что?

Булыжник не ответил. Кремень скрипнул зубами. Командор исчез в Скале два дня назад. И с того момента ничего не произошло. Скала возвышалась над пустыней мрачной громадой, а зловещее черное кольцо, опоясывающее ее, днем блестело на солнце, а по ночам время от времени озарялось короткими вспышками. Это глупая живность пустыни ближе к рассвету тянулась к теплу, накопленному кольцом за долгий жаркий день, и, коснувшись поверхности кольца, превращалась в пепел.

Кремень зло стукнул правым кулаком в левую ладонь и глухо произнес:

— Нельзя было его отпускать.

Булыжник сморщился. Кремень с досадой мотнул головой и, резко развернувшись, пошел к лагерю. Конечно, он сказал глупость — кто мог остановить Командора, если он что-то решил? Уж конечно не десяток его бойцов во главе с парой сержантов. Но просто сидеть и ждать было невыносимо!

Они сопровождали Командора от предгорий и до самой Скалы, стараясь не попадаться на глаза ни ему, ни горгосцам. И, судя по всему, им это удалось. Во всяком случае, Командор ничем не выказал своего неудовольствия по поводу того, что Булыжник нарушил его прямое распоряжение и привел группу почти к подножию Скалы, а не остановился у Сумерка, как он ему приказал. В ту ночь, когда они догнали горгосцев, Грон отдал ему всего три распоряжения. Добраться до Сумерка. Дождаться армии, которая будет штурмовать Скалу. Подойдя к Скале, дождаться момента, когда он отключит кольцо, и атаковать. А когда Булыжник осторожно поинтересовался, откуда возьмется эта армия, как он узнает, что это именно она, и… Грон не дал ему закончить, а только улыбнулся и тихо ответил:

— Ты все поймешь сам.

И вот теперь Булыжник мучился оттого, что его самодеятельность может каким-нибудь образом помешать реализации планов Командора. Впрочем, раз тот ничего не говорил о проводниках, значит, армия, которая должна будет атаковать Скалу, знает, где она находится…

Сторожевой дозор поднял тревогу уже под вечер. Со стороны Сумерка показался многочисленный отряд всадников. Булыжник отдал приказ свернуть лагерь, а сам взлетел на бархан и раздвинул подзорную трубу. Заглянув в окуляр, он невольно присвистнул. Отряд был ОЧЕНЬ большим. Навскидку не меньше двух тысяч бойцов, но, может, и больше, поскольку хвост отряда терялся где-то за барханами. Булыжник несколько мгновений размышлял, затем скатился с гребня и, взлетев в седло, резким жестом показал, чтобы бойцы следовали за ним, а сам резвой рысью устремился навстречу отряду.

Когда они сблизились, Булыжник окинул взглядом приближавшуюся массу воинов и, выбрав цель, слегка пришпорил коня. Спустя минуту он остановился перед высоким седым траммом (а в том, что перед ним именно траммы, Булыжник почти не сомневался), сидевшим на белоснежном коне. Трамм остановил коня, холодно посмотрел на подскакавших к нему бойцов и, слегка скривив губы, что-то произнес на своем языке. Булыжник широко улыбнулся и развел руками, показывая, что ничего не понял. Из-за спины вождя выехал молодой воин, мельком взглянул на Булыжника, повернулся к вождю и что-то спросил. Вождь нахмурился и что-то резко ответил. Воин невозмутимо кивнул и вновь повернулся к Булыжнику:

— Мы хотим знать, где Посланец ветра.

Булыжник тихонько вздохнул. Значит, он прав и перед ним та армия, о которой говорил Командор.

— Посланец ветра ушел туда. — Булыжник мотнул подбородком в ту сторону, где над барханами возвышалась Скала. Молодой воин перевел, вождь величественно кивнул и тронул коня. И в тот же миг вся масса воинов, затянутых в черные и синие бурнусы, тронулась с места. Булыжник знаком приказал бойцам следовать за ним, а сам пришпорил коня и быстро нагнал вождя. Молодой воин, переводивший их беседу, ехал слева и чуть позади вождя. Булыжник пристроился рядышком и уравнял скорость.

Через полчаса они подъехали к кольцу. На гребне последнего бархана Булыжник обернулся назад и чуть не присвистнул от удивления: пустыня была черна от воинов. Похоже, сюда собрались все траммы, которые жили в этой пустыне. Но пока им не было хода к Скале. Булыжник протянул руку и тронул молодого воина за рукав. Реакция оказалась несколько иной, чем он ожидал. Похоже, тот всю дорогу ждал чего-то вроде этого и был готов отреагировать на столь оскорбительное поведение так, как обидчик того заслуживал. Воин гневно сверкнул глазами, зашипел и, выхватив саблю, рубанул ею по голове обидчика… вернее, попытался рубануть. Несмотря на оторопь, вызванную столь резкой реакцией на вполне мирный жест, Булыжник подбил локоть руки, воздевшейся в грозном замахе, и резко ударив ребром ладони по кисти руки, выбил саблю. На этот раз ошеломлен был молодой трамм. Он пару мгновений, словно не веря глазам, смотрел на свою саблю, уткнувшуюся в песок, потом зло буркнул что-то и выхватил нож. Булыжник перехватил его руку и, вывернув запястье, освободил своего неожиданного противника и от этого колющего предмета, а поскольку тот все еще продолжал трепыхаться, то и слегка придушил. В этот момент сзади послышался короткий удар, за ним — воинственные выкрики. Булыжник обернулся. Еще один воин валялся на песке, а Кремень отражал удары двух других, успевших выхватить сабли. Впрочем, фехтовальная подготовочка у этих двух была так себе, так что, если бы не нежелание Кремня убивать двух потенциальных союзников, оба трамма уже давно валялись бы на песке. Но дело принимало такой оборот, что, похоже, без смертоубийства было не обойтись. Десятки других воинов, ехавших в некотором отдалении от вождя, уже мчались к ним, воинственно крича и размахивая выхваченными из ножен саблями. Булыжник зло зарычал. Вот Магровы яичники, а до черного кольца осталось всего полсотни шагов…

— Не убивать! Обезоруживать, вышибать из седла, но не убивать! — После этой команды, определившей для его бойцов пределы возможной обороны, Булыжник слегка разжал горло молодого трамма и, встряхнув его, чтобы он побыстрее очухался, проорал: