Царь Федор. Трилогия, стр. 227

— Что ж, англичанин, молодец. Все до?бро справил. Мы многое из того, что ты купил, и сами давно закупить думали. Да по ценам куда дороже, чем ты сумел. Так что молодец, одно слово. — Боярин задумчиво почесал бороду и неожиданно спросил: — А ты по-русски разумеешь?

— Немного, господин, — осторожно ответил по-русски Исаак.

Он в дороге учил язык. Начал еще дома, в Англии, с помощью Савелия, продолжил на корабле, с матросами, но немного. Там он больше общался с Себастьяном. А более всего ему удалось продвинуться уже в России, с помощью Кирилла.

— Ты учи, — наставительно подняв палец, повелел боярин. — Государь наш тут Академию наук порешил сделать. Ну навроде вашего Королевского общества. И повелел мне кого порасторопней секретарем подыскать. Так я бы тебя рекомендовал. Оченно ты до?бро с сим поручением справился.

— Но… — Исаак потерянно повел плечами, — я… думал заняться наукой.

— Так кто ж тебе в том мешать-то будет? Наоборот. Секретарю-то куда легче будет денег на всякие приборы, реактивы и чего иное надобное получать. Иль ты думал, что у нас ученые токмо наукой да преподаванием занимаются? Так то — не так. Эвон, математики часто через приказ каменных дел задания разные получают. Химики и физики в литейном да стекольном деле всяко заводам да розмысловым избам помощь оказывают. Астрономы опять же, почитай, к морскому училищу накрепко привязаны. В плавание ходят, небеса из разных мест изучают… Наука наукой, а все одно, ежели в России работать думаешь, будет тебе к науке и еще какое тягло. И вообще, знаешь, как царь-батюшка говаривал: «Наука без практики — мертва!» Так что учи русский.

— Да я и сам думал его непременно освоить, — несколько сконфуженно отозвался Исаак.

И действительно — столько времени потерял. Уже мог бы и свободно разговаривать.

— Вот и ладно, — с удовлетворением кивнул боярин. — Ну а что касаемо твоего поручения, то вот… — Он черкнул несколько слов на листке бумаги и протянул его Исааку. — Иди-ка ты ноне в казначейскую избу и получи все положенное тебе жалованье. После чего — отдыхай. А завтрева приходи. Там и решим, чем тебе у нас в России заниматься. Ох, чую, далеко пойдешь, англичанин…

9

Я сидел на царском месте в соборе Всех Святых Апостолов, отныне ставшем главным православным храмом России. Впрочем, при определенном развитии событий, возможно, и не только России. Недаром он был назван так, как именовалась церковь в Константинополе, являвшаяся усыпальницей не только великих византийских императоров, но и мартирием, хранившим мощи трех апостолов — Андрея Первозванного, евангелиста Луки и Тимофея, еще одного из апостолов от семидесяти [135].

В соборе еще продолжались отделочные работы, но основное уже было закончено. И впечатление он производил сногсшибательное. По моему мнению, куда круче, чем собор Святого Петра в Риме. Впрочем, возможно, я пристрастен. Мое ж детище-то… Столько денег в него вбухано. Причем не только в стройку и отделку…

Сообщение о том, что в русском соборе Всех Святых Апостолов, самом большом и величественном храме православного мира, ныне захоронены мощи сразу пяти апостолов, вызвало в мире настоящий шок. Нет, про то, что епископ Сент-Эндрюса, церковной столицы Шотландии, одарил представительную делегацию Русской православной церкви ковчежцем с частью мощей апостола Андрея, кои, по преданию, хранились в кафедральном соборе этого города, известно было всем. Хотя, конечно, никто не знал, чего это мне стоило. В поте лица пахали все. И мой агент в Англии Савелий Костин. И приданная ему в помощь команда из семи сотрудников моей секретной службы, сумевшая накопать очень много интересного о тонкостях взаимоотношений епископа с мальчиками из католического приюта и с его собственным секретарем. И несколько купцов с Большого Тароватого, имеющих шибко плотные контакты с шотландскими контрабандистами, кои очень сильно постарались, чтобы за это деяние с епископа не сняли скальп его же прихожане.

Но вот о том, что эскадра русских военных кораблей, находящаяся в тренировочном плавании по Средиземному морю, наткнулась на флот берберийских пиратов, совершивших налет на Амальфи и разграбивших его напрочь, вплоть до того, что они разгромили собор и захватили выломанные из него ковчеги с мощами святых, христианский мир узнал много позже. Вскоре после того, как эскадра вернулась в русские пределы и часть ковчегов, содержащая мощи святых, почитаемых исключительно католиками или вообще лишь итальянцами, была передана в иезуитскую коллегию в Москве. То есть все, за исключением ковчега, в коем, по утверждению амальфийцев, хранились мощи апостола Андрея Первозванного.

Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Папа Александр VII было возвысил голос, требуя возврата всех ковчегов. Но ему было тут же указано, что даже и этот возврат всего лишь показатель доброй воли русских, ибо до сего дня никто никаких церковных мощей по месту прежнего пребывания не возвращал. И пусть католики вспомнят, сколько всего вывезли из Константинополя. А еще Господь сам избирает орудия своей воли. И ежели он пожелал, чтобы его первый апостол вернулся на ту землю, на коей проповедовал [136], то для исполнения своей воли он может избрать и магометан. Отповедь была довольно резкой и даже провокационной, и я слегка опасался, что отношения со Святым престолом могут обостриться, вследствие чего у моих подданных, коих на «сапожке» сейчас пребывало несколько тысяч, могут возникнуть трудности. Это были художники, скульпторы, около двух сотен мастеров каменного устроения с почти тысячей своих учеников, за мой счет изучавшие итальянские города и римские мосты и дороги, и многие другие. Несмотря на то что в России были созданы центры подготовки по всем имеющимся на сегодняшний день в Европе профессиям, Италия по-прежнему оставалась, да и, вероятно, навсегда останется самой большой натурной школой для многих и многих мастеров… Но характеристика папы, составленная моим агентом в Ломбардии, оказалась довольно точной.

Он писал, что личный секретарь Александра VII Джакомо Квирини отозвался о своем патроне так: «Александр — папа только по названию. Вопросы управления церковью он отодвигает от себя и думает только о том, чтобы жить в ничем не нарушаемом спокойствии духа». Поэтому Александр VII довольно быстро пошел на попятный, сообщив в следующем письме, что его не так поняли, да еще и поблагодарив меня за возврат католических реликвий. Так все и разрешилось, оправдав мои инвестиции почти в миллион акче [137] в двух османских беев, приближенных к султанскому дивану, чьими усилиями и был организован налет берберов. А уж рассчитать, каким маршрутом и в какие сроки должна следовать эскадра, чтобы пересечься с возвращающимися из налета берберами, было делом техники. Конечно, имелась некая опасность, что в сражении ковчеги с мощами могут быть полностью утеряны, например вследствие потопления корабля, на коем находились, но тут приходилось рисковать. Варианты, которые гарантировали сохранность ковчегов в гораздо большей степени, были чреваты намного большей вероятностью раскрытия всей операции… Но все обошлось. Так что я посчитал, что мое утверждение о том, что Господь сам желает, чтобы его первый апостол оказался в России, имеет под собой все основания. А какие еще могут быть доказательства воли Господней, как не столь явное благоволение нашим почти авантюрным планам? В результате в распоряжении Русской церкви оказались частички мощей из обоих мест, в коих настаивали, что мощи Андрея Первозванного находятся именно у них.

Конечно, все подозрения развеять не удалось. Те же иезуиты явно не слишком (мягко говоря) доверяли нашей версии, но доказать ничего не смогли. Епископ Сент-Эндрюса твердил, что ему-де во сне явился сам Андрей Первозванный и повелел поделиться с русскими тщательно хранимой реликвией. А возможностей проследить финансовый поток, подвигнувший берберов на набег, через всю Африку и причудливые коридоры османского дивана у иезуитов не было. Мехмед Кепрюлю умер, но с его сыном Фазыл Ахмедом у нас установились не менее близкие и взаимовыгодные отношения. Вообще эти двое — сын и отец — оказались редчайшим образцом честных османов, действительно радеющих о благе своего государства и потому ценящих то, что русские уже долгое время не доставляют им никаких хлопот, а русская торговля приносит в тощую османскую казну немалые деньги. Поэтому большинство серьезных вопросов нам в Истамбуле удавалось решать за столь жалкие деньги, что произносить эти цифры вслух в коридорах дивана было нельзя. На смех поднимут. Так что таких возможностей в Истамбуле, кои имелись у русских, более не имел никто в мире. Мы обошли в сем даже французов, ранее просто царствовавших при султанском диване. И все эти возможности до последней были использованы на то, чтобы максимально прикрыть всю операцию. У иезуитов не было никаких шансов.