Последняя битва, стр. 5

— Нет, нет, нет, — завыли звери. — Этого не может быть. Аслан никогда не посылал нас в рабство к царю Тархистана.

— Ничего подобного! Прекратите шум! — прорычал Обезьян. — Кто говорит о рабстве? Вы не будете рабами. Вам будут платить — и очень хорошо платить. То, что вы заработаете пойдет в казну Аслана и будет использовано для всеобщего блага. — Затем он подмигнул начальнику тархистанцев. Тот поклонился и отвечал в торжественной тархистанской манере:

— Мудрейший глашатай Аслана, Тисрок, да живет он вечно, полностью согласен с этим разумнейшим планом, предложенным твоей светлостью.

— Вот! Вы видите! — сказал Обезьян. — Все в порядке. Это для вашего же блага. С деньгами, которые вы заработаете, мы превратим Нарнию в страну, достойную живущих в ней. В ней будет довольно апельсинов и бананов, будут дороги, большие города и школы, конторы и корабли, намордники, седла и клетки, конуры, тюрьмы и все остальное.

— Но нам не нужно все это, — сказал старый медведь. Мы хотим быть свободными. Мы хотим услышать, что Аслан скажет сам.

— Не надо спорить, — ответил Обезьян. — Я еще не кончил. Я человек, а ты только жирный, глупый, старый мишка. Что ты знаешь о свободе? Ты думаешь, свобода — это делать все, что тебе нравится. Нет, ты не прав. Это не настоящая свобода. Настоящая свобода — делать то, что я тебе скажу.

— М-м-м, — проворчал медведь и поскреб голову, думая, что, это слишком трудно для понимания.

— Пожалуйста, пожалуйста, — прозвучал тонкий голосок курчавого ягненка, который был так юн, что все удивились, как он вообще осмелился заговорить.

— Это еще что? — сказал Обезьян. — Говори, но побыстрее.

— Скажите, — продолжал ягненок, — я не могу понять, почему мы должны работать с тархистанцами. Мы принадлежим Аслану. Они принадлежат Таш. У них есть богиня, которую они называют Таш. Они говорят, что у нее четыре руки и голова грифа. Они убивают людей на ее алтаре. Я не верю, что она существует, но если даже она есть, как может Аслан дружить с ней?

Все животные вскинули головы, и их горящие глаза уставились на Обезьяна. Они поняли, что это именно тот вопрос, который надо было задать.

Обезьян подскочил и легонько хлопнул ягненка по спине.

— Ребенок! — прошипел он. — Глупый маленький ребенок! Иди домой к маме и пей молочко. Что ты понимаешь в таких вещах? А вы, остальные, слушайте. Таш это только другое имя Аслана. Старая сказка о том, что мы правы, а тархистанцы — нет, глупа. Теперь мы поумнели. Тархистанцы пользуются другими словами, но все мы имеем в виду одно и то же. Таш и Аслан — это только два различных имени — вы сами знаете Кого, поэтому между ними никогда не было поводов к раздорам. Вбейте это в свои головы, глупые скоты. Таш — это Аслан, Аслан — это Таш.

Вы знаете, какой грустной может быть иногда морда собаки. Подумайте об этом, и вы сможете представить, как выглядели говорящие звери: честные, покорные, удивленные птицы, медведи, барсуки, кролики, кроты и мыши.

Только они были еще грустнее. Хвосты были опущены вниз, усы обвисли. Ваше сердце разбилось бы от жалости, если бы вы увидели их морды. И только один зверь не выглядел несчастным.

Это был крупный рыжеватый кот в расцвете сил, сидевший очень прямо, с хвостом, обвитым вокруг лап, в первом ряду. Все это время он пристально смотрел на Обезьяна и начальника тархистанцев и часто сверкал глазами.

— Извините меня, — сказал кот очень вежливо, — но вот, что меня интересует. Ваш друг из Тархистана говорит то же самое?

— Несомненно, — сказал тархистанец, — просвещенный Обезьян — человек, я имел в виду, прав. Аслан значит не менее и не более, чем Таш.

— А главным образом, Аслан значит не более чем Таш? — проговорил кот.

— Не более, — ответил тархистанец, глядя прямо в глаза коту.

— Тебе это достаточно. Рыжий? — спросил Обезьян.

— Несомненно, — ответил Рыжий холодно. — Благодарю вас. Я только хотел, чтобы все было совершенно ясно. Я думаю, что начинаю понимать.

До этого момента король и единорог молчали, они ждали, пока Обезьян предложит им говорить, потому что понимали, что прерывать его бесполезно. Но теперь, когда Тириан увидел вокруг себя несчастные лица нарнийцев, увидел, что они верят тому, что Аслан и Таш — одно и то же, он не мог больше сдерживаться.

— Обезьян, — закричал он страшным голосом, — ты лжешь. Ты лжешь отвратительно. Ты лжешь, как тархистанец. Ты лжешь, как обезьяна.

Он хотел продолжать и спросить, как ужасная богиня Таш, питающаяся кровью своего народа, может быть тем же самым, что и добрый Лев, чья кровь спасла всю Нарнию.

Если бы ему дали говорить, правление Обезьяна могло бы кончиться в тот же день: звери увидели бы правду и свергли его. Но до того как Тириан успел сказать еще хоть слово, два тархистанца сильно ударили его по лицу, а третий, стоявший сзади, ударил его ногой. Когда он упал. Обезьян завизжал в ужасе:

— Уберите его прочь! Уберите его прочь! Уберите его туда, где он не сможет слышать нас, а мы — ero! Привяжите его к дереву. Я хочу, я имею в виду, Аслан хочет, судить его позже.

Глава 4. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ЭТОЙ НОЧЬЮ

У короля после падения кружилась голова, и он с трудом понимал, что происходит, пока тархистанцы, прижав ему руки к бокам, привязывали его спиной к ясеню. Затем они примотали к дереву его лодыжки и колени, талию и грудь, и так оставили. Больше всего Тириана беспокоило (ибо самое незначительное может оказаться самым тяжелым), что губа кровоточила от удара, и он не мог стереть тоненькую щекочущую струйку крови.

С этого места ему был виден маленький хлев на вершине холма и сидящий перед ним Обезьян. До него даже доносился голос Обезьяна и иногда ответы из толпы, но слов он разобрать не мог.

«Что они сделают с Алмазом?» — подумал король.

В этот момент толпа животных распалась, и они начали разбегаться в разные стороны. Те, кто оказывались близко от Тириана, смотрели на него со страхом и жалостью, но не решались произнести ни слова. Вскоре все разошлись и молчание воцарилось в лесу. Проходили часы за часами, и Тириану сначала захотелось пить, а потом есть. И когда медленно тянувшийся день кончился и наступил вечер, ему стало холодно. Спина у него горела. Солнце село, начались сумерки.

Когда стемнело окончательно, Тириан услышал топанье крошечных ножек и увидел, что к нему приближаются маленькие зверюшки. Слева были три мыши, посредине кролик, справа два крота. Все они тащили на спинах сумочки, и это придавало им в темноте такой забавный вид, что в первый момент он не мог понять, какие это звери. Затем они все встали на задние лапки, дотронулись до него холодными передними и поцеловали, сопя, колени Тириана (они дотягивались до колен, потому что мелкие говорящие звери в Нарнии крупнее, чем их немые собратья в Англии).

— Государь, дорогой государь, — раздались пронзительные голоса, — нам так жаль тебя. Мы не осмеливаемся развязать веревки, потому что Аслан может рассердиться на нас. Но мы принесли тебе ужин.

Первая мышь стала проворно карабкаться вверх, пока не уселась на веревке, идущей вокруг груди Тириана, и сморщила свой тупой носик прямо перед его лицом. Вторая мышь повисла под первой. Другие стояли на земле и передавали наверх разные предметы.

— Попейте, сир, тогда вы сможете поесть, — сказала первая мышь, и Тириан почувствовал, что к его губам поднесли маленькую деревянную чашку. Она была размером с подставку для яиц, и он даже не распробовал вино, прежде чем она опустела. Затем мышь спустила чашку вниз, другие наполнили ее, снова протянули наверх, и Тириан осушил ее во второй раз. Так и повторяли, пока он не утолил жажду, потому что лучше пить маленькими порциями — это быстрее утоляет жажду, чем один длинный глоток.

— Здесь сыр, государь, — сказала первая мышь, — но не очень много, потому что вам снова захочется пить. — После сыра они накормили его овсяным печеньем и свежим маслом, а потом дали еще немножко вина.