Лабиринт, стр. 30

— А эти мумии кто такие? — сплевывая и снова закуривая, кивнул в сторону пацанов, стоящих за Ариной, Кирилл. — Случаем, не Чума с Чижом?

— Нет, это мои корешки, Паша и Саша, выросли в одном дворе, — посмеиваясь, просто ответила Арина. — Мальчики, обнародуйтесь.

Паша и Саша послушно скинули шлемы и поклонились хозяевам.

— А это, — объявила Арина, широким жестом представляя Дикаря и Лынду, — здешние мои дружки, Кирилл и Валик. Как говорится, будем знакомы.

— Будем, коли не шутишь, — насупился Кирилл. — В принципе у нас и своих мальчиков хватает. Нам девочки нужны, а где они?..

— Эти юноши, — отразила атаку Арина, — порядок знают. Они меня проводили и отвалят восвояси, а девочек ты приглашал на завтра, так?

— Я слышал, пока лез сюда, — сказал, как отрубил, один из пацанов, — вам мот нужен. Поднимитесь наверх, возьмите любой из наших. Это вам взнос за Василия. Но предупреждаем: если ее зацепите, с Романом будете иметь дело.

— А кто такой этот Роман и тем более Василий? Чихать мы на них хотели и на тебя тоже. Вали отсюда, пока не прибили, — сделал первый шаг к парню Дикарь. Но Лында, будто надумал прикурить от сигареты Дикаря, случайно подвернулся ему под ноги.

— Василий, — успел пояснить в этот момент предложивший им мотоцикл парень, — это Аринка. Она же Васильева, вот мы ее в детстве и прозвали Василием. А Роман — наш пахан, он за Аришку голову оторвет и чихать красными, как флаги, соплями заставит. Ясно? Нам воевать нет причин. Вася теперь здесь живет, и ей с вами надо входить в компанию. Берите мот и не обижайте ее. Лады? — Парень протянул руку Кириллу.

Кирилл отвернулся, не разглядел протянутой руки. Лында перехватил и поспешно пожал руку мотоциклиста, оказал:

— Мой кореш сегодня не в духе — со шнурком не поладил. Вы его извините, а за вашего Василия нервы себе не трепите. И пахану вашему передайте, мы ее тут пригреем. Я, Лында, в ответе. А за тачку, если не блефуете, мы вам по гроб не забудем.

— Вы только это, — строго, но вполне миролюбиво посмотрел на Лынду разговорчивый приятель Арины, — мотик причешите, как положено: МОА замените на МОД, тройку перекрасьте в восьмерку, единичку — в семерку. Василий знает как. И с концами!..

Мотоциклисты, пропустив Арину вперед, стали первыми безбоязненно взбираться наверх. Дикарь и Лында потянулись за ними.

— Ключики, — тихо позвала Арина, когда они уже поднялись, — а как же вы без мотика? Вы тогда возьмите мой — у матери.

— Обойдемся, — пообещал тот, что до сих пор молчал. — Гешевт провернем. Пашка заявит, что «Белку» сперли, и страховку получит. Ясно? — несильно хлопнул он по плечу Арину. — Звоните! Пишите! Ждем привета, как соловей лета! — Они сели на оставшийся мотоцикл вдвоем и укатили.

— А ты, — все еще не смирясь с вынужденной зависимостью, попытался уколоть Арину Кирилл, — ты у них за спиной ездишь или для красоты шлем напялила?

— Пошел к матери! — разозлилась Арина и кивком головы пригласила Лынду: — Садись! Прокачу с ветерком! Куда вам отпереть мот?

— Вези к себе в сараюху, — посоветовал Лынде, как приказал, Дикарь. — И не забудь потом девочку проводить до дому, а то дело будешь иметь с Романом.

— Поехали! — сказала Арина. — А этот гусь пусть подышит свежим воздухом!

Дикарь едко ухмыльнулся: «Бой-девка!» Подождав, пока шум мотоцикла затих, и, огладываясь, не стережёт ли его кто, снова спустился в бомбоубежище. Для него и для всех них начиналась новая, неведомая пока жизнь в бункере, построенном для защиты от врагов и похожем на неприступный и путаный лабиринт.

Часть вторая. Столкновение

1

Ближе к Новому году, когда все надежды на настоящую зиму выветрились, ударили вдруг морозы. А снег, которого ждали как манну с небес, задерживался, и в бесснежье холода ощущались особенно.

Вода и слякоть под ногами превратись в сплошной каток. За улицами давно никто не следил. Старая порода дворников вывелась. Новоиспечённым, не воспринимающим своё дело как профессию, на все и всех было наплевать. Обледеневшие тротуары не посыпали ни песком, ни солью, и торопливые пешеходы, падая, ломая рёбра, ноги, руки.

Обычная предновогодняя суета на этот раз не доставляла Лине радости, напротив, усиливала впечатление всеобщего безумия. В уличной людской круговерти Лине постоянно хотелось остановиться, замереть, как поступает букашка, почуявшая опасность. Но её вместе со всеми тащило в чёртово колесо жизни, и выпрыгнуть из него она не умела.

С изумлением и страхом вглядывалась Лина в усталые, почти безумные лица прохожих с блуждающими, невидящими глазами и содрогнулась. Что же случилось?..

Словно канатоходцы, балансировали люди по льду, но при этом не смотрели ни под ноги, ни вокруг себя. То ли житейские проблемы заматывали всех в свой тугой клубок, то ли желание отвлечься от этих нудных проблем подстёгивало хотя бы на улице повитать в облаках. И все натыкались друг на друга, ударялись о чужие локти и плечи и, озлобляясь, перебранивались.

Липе тоже хотелось с досады наброситься на кого-нибудь и отругать, все равно за что, лить бы скинуть нервное напряжение и заглушить растерянность от взбаламученной жизни.

— Почему, ну почему я не могу, как другие, погулять на скверике вечером? — обрушилась Лина на родителей, едва дождавшись их после работы. — Мне уже четырнадцать! Я взрослая! Вы до пенсии будете держать меня на привязи? Я озверею от вашего поводка.

Бушуя, Лина украдкой наблюдала за произведенным ею впечатлением и не могла не заметить, что мама, не привыкшая к скандальным сценам, покрывается испариной и тяжело дышит, а папа до белизны сжимает губы и тоже нервничает.

— Сегодня в Доме ученых любопытный вечер, — старательно маскируя волнение и не отвечая впрямую на вопрос, объявил папа. — Флеров в лаборатории говорил, что будут показывать знаменитый американский фильм. Они придут с Павликом. Мне кажется, Линуська, ты ему нравишься…

— Плевать мне на вашего Павлика! — заорала Лина, никогда, как и все в этом доме, не повышающая голоса. — И на ваш знаменитый фильм мне наплевать! И на дурдом, где все говорят и никто никого не слушает! А этому флеровскому дебильному Павлику до ста лет не снимут передничек, так и будут всю жизнь с ложечки кормить манной кашей! Я что, не имею права сама выбирать себе друзей? Хороши борцы за права человека!

— А кто твои друзья, Васенка? — мягко спросила мама, называя Лину ее детским домашним именем. — Не те ли парни со скверика, которые избили вчера самого преданного тебе человека, Боба Катырева?..

— Опять про Боба? — снова закипела Лина. — Мы что, с ним сиамские близнецы? Прикажете мне до старости сидеть с ним на соседнем горшке? И, взявшись за руки, со счастливыми улыбками, прямо на горшках въехать в Дом престарелых или сразу на кладбище?! Пусть учится драться, тюфяк нескладный! Мне нравятся мужчины, которые умеют постоять за себя и свою даму!

— Не хочешь же ты сказать, Васенка, — не теряя равновесия, стойко держалась мама, — что тебе нравится этот грубый и бесчеловечный Дикарь? Ты же сама рассказывала, как в школе он издевался над кошками, колошматил малышей. И девушку, которая якобы приглянулась ему, он тоже не пожалеет…

— Почему приглянулась «якобы»? — будто только это услышав, взбеленилась Лина. — Он влюбился в меня! И без всякого «якобы»! Он ревнует меня к Катыреву, попятно? И драку затеял из-за меня! Вы же не осуждаете мушкетеров, а они то и дело ввязывались в потасовки из-за женщин!

— Ну, положим, не в потасовки, — не поддалась штурму мама. — Мушкетеры дрались на шпагах. Только с теми, кто так же хорошо, как и они, владел оружием. У мушкетеров были свои принципы, идеалы. Они были благородными людьми…

— Значит, время им выпало благородное, — безудержно наступала Лина. — А у нас какие идеалы? Всем идеалам вы спели похоронный марш. Вы постарались. Разве не так?..

— Ну, хорошо, — принял удар на себя папа. — Тебе правится этот Дикарь. Ты больше не боишься его. Так пригласи в дом. В нашей семье так принято. И помимо этого, сейчас холодно, вы замерзнете на скверике…