Ищи на диком берегу, стр. 16
— Входи, Захар.
Деревянная нога Кускова постукивала по дощатому полу. Миновав несколько небольших, но уютных комнат, они подошли к деревянной лестнице.
— Там у нас комнатка наверху, — сказал Кусков. — Вообще мы держим на чердаке всякие припасы, но жить там вполне можно. Поднимайся-ка, брат, и располагайся как дома.
Удивленный и обрадованный, Захар пробормотал слова благодарности и стал подниматься по лестнице. Комнатка была маленькая, но славная. У коньковой балки крыша высоко поднималась над головой. Пахло сухим деревом, как на всех чердаках. Захар скинул полушубок, бросил тючок с пожитками на узкую койку с соломенным тюфяком. Из оконца падал столб света. Захар задумчиво глядел на пылинки, танцующие в солнечном луче.
Значит, так: отец опять уехал на край света. Да к тому же еще и женился, и на ком — на индианке! Ну что ж!
Захар спустился по лестнице и решительными шагами направился к северному блокгаузу.
Когда он подошел к воротам, из блокгауза вышел молодой светловолосый солдат. Захар спросил его, как найти дом Петрова.
— Дом Ивана Ивановича Петрова? — переспросил солдат с насмешливой церемонностью, забавно сморщив нос. — Пойдем, я покажу.
Он вывел Захара за ворота и показал на бревенчатую избу выше по склону:
— Вон там, наверху, за алеутскими хижинами.
За избой виднелись коричневые спины индейцев, работавших в поле. По всему склону были разбросаны как попало дощатые хижины; вокруг них стайками носились веселые ребятишки.
Захар перевел взгляд на круглолицего молодого солдата. Был он аккуратный, подтянутый, плотно сбитый, в хорошо отглаженном мундире, застегнутом на все пуговицы. Роста среднего, волосы соломенного цвета, глаза — самые синие, какие Захар когда-либо видел.
— Сержант Петр Борисович Гальван к вашим услугам, — представился он.
— Петров Захар Иванович, — улыбнулся в ответ Захар. — А вы отца моего знали?
— Конечно. Мы здесь все друг друга знаем.
— Каков-то он теперь? Мне его и вспомнить трудно, давно не видались.
— Н-ну… — Гальван замялся. — Он, как бы это сказать, очень, да, очень приятный, что ли.
Захар заметил заминку, вспомнил, как махнул рукой Кусков, говоря об отце. «Неужто отец как-то осрамился здесь?»
— Он веселый, — продолжал Гальван, — общительный. И жена у него славная.
— Славная! — Захар фыркнул. — Туземка!
Улыбка Гальвана померкла.
— Она славная, — повторил он. — Помо — славные люди.
— Да нет, я не то… я не думал… — смутился Захар.
— Конечно, всегда лучше подумать, а потом сказать.
Захар покраснел. Солдат продолжал более мягко:
— Мы ведь не испанцы, чтобы чваниться своей белой кожей. Мы здешних не обижаем, живем с ними мирно. И правитель наш платит индейцам за их труд вместо того, чтобы делать из них рабов, как испанцы.
— А как насчет шашней с туземцами? — Захар не собирался мириться с женитьбой отца.
— Если тебе приглянулась девушка и если ее семья не против, то и господин Кусков не возражает. Но тогда нужно жениться, без этого нельзя.
— Понятно…
— И мне недолго осталось ждать, — продолжал Гальван с мечтательной улыбкой. — Скоро выходит срок моей службы, и я женюсь. Вот погодите, сами увидите, какую я себе невесту присмотрел!
— Поздравляю, — пробормотал Захар.
Он начал уже подниматься по склону, когда Гальван окликнул его:
— А знаете, ведь моя невеста — Надина племянница!
Захар недоуменно оглянулся на него.
— Надя — это мачеха ваша, — объяснил солдат. — Когда я женюсь, мы вроде как бы породнимся, так ведь?
И он залился веселым смехом.
— Будешь нашему забору двоюродный плетень? — пошутил Захар.
Он шел и думал, какой славный малый этот Гальван. Хорошо бы сойтись с ним поближе.
6. ИНДЕЙСКИЙ ВОЖДЬ
А мне милей гроза небес,
чем грозный взгляд отцовский.
— Сын Ивана, здравствуй! — воскликнула она, тщательно выговаривая русские слова. — О, здравствуй, сын Ивана!
Это была крепко сложенная молодая женщина, ростом чуть ниже Захара. Широкое мясистое лицо казалось вылепленным из коричневой глины. Полные губы, глубокая ямочка в подбородке. Она приветственно протянула навстречу ему руки.
Захар глядел на нее отчужденно. Перед его глазами промелькнул образ матери. Мать была тоненькая, стройная, с белой веснушчатой кожей, а волосы у нее были словно золотая пена. И эта толстуха, этот кусок сырой глины в полосатом чехле, норовит занять ее место!
Он осторожно сжал кончики ее коричневых пальцев в коротком рукопожатии.
— Здравствуйте! — чопорно сказал он и добавил: — Как вы меня узнали?
— Уже все люди знают, что ты приехал, сын Ивана. — Она жадно вглядывалась в его лицо. — Потом, ты очень похожий на моего мужа. Только волосы у тебя коричневые, не черные. И ты такой большой! — Ее теплая улыбка постепенно угасала под его холодным пристальным взглядом. — Идем в дом.
Он вошел за ней следом в просторную комнату, где черты русского и индейского быта причудливо смешивались. Стены были увешаны оленьими шкурами, корзины всех форм и размеров стояли на полу или свисали со стропил. В очаге из дикого камня над тлеющими угольями висел железный котел. Скамья и несколько стульев окружали чистый стол из красновато-коричневого дерева. Медный самовар на столе отражал солнечные блики. Захар неохотно признал про себя, что в доме опрятно и уютно.
Внутренняя дверь вела в маленькую спальню, на стенах которой висела мужская одежда.
— Отцовские вещи? — спросил Захар.
— Да. Пойди посмотри.
В спаленке только и было места, что для кровати и сундука. На колышках висели несколько старых рубах, куртка, штаны. Он погладил потертую куртку, взял в руки рубашку и понюхал ее, но учуял только запах чистой хлопчатой ткани. В самом деле, смешно: неужели он надеялся вспомнить отцовский запах?
— Чай будешь пить? — спросила его женщина, когда он вернулся в большую комнату.
— Выпью. — Захар уселся за стол. — Меня зовут Захар. А тебя как звать?
— Надя. Это мое русское имя, твой отец зовет меня так. Мое настоящее имя внутреннее — тайное.
Шлепая смуглыми ногами по полу, она принесла две жестяные кружки, поставила на стол колотый сахар.
Захар пил горячий, крепкий чай вприкуску, покряхтывая от удовольствия, и скупо отвечал на вопросы Нади о себе, о путешествии, о поисках отца.
Когда Надя рассказывала о его отце, у Захара все сжималось внутри. Беззаветная, почти собачья преданность и в то же время какое-то чувство собственничества звучали в ее голосе, во всем, что она говорила. То и дело она повторяла: «мой муж сказал», «мой муж сделал». Она ни капли не сомневалась, что ее муж вернется.
— Через шесть месяцев, — твердо сказала она. — Не больше.
Челюсть ее выступала вперед, как упрямый коричневый кулак, на смуглой коже в уголках угольно-черных глаз вырисовывались косые морщинки.
— Как ваш народ-то зовут? — лениво спросил Захар, потягивая чай.
— Помо, — ответила она, — по-вашему это и будет «народ, люди». Весь этот берег — земля помо. Наша земля начинается далеко на север отсюда, а на юг идет до залива, который испанцы зовут Бодега. То, что вы зовете Росс, — это часть нашей деревни Метени. Нас, индейцев помо из этих мест, зовут кашайя. Это значит «горячие игроки», мы очень любим азартные игры.
— А отец у тебя кто — тойон?
— Да. Так русские его зовут. Наше слово «хоину» — «вождь, вожак, большой человек».