Пирамида Хуфу, стр. 48

Один Инар мог что-то сообщить, но мертвые хранят тайны. Строились многие предположения, но какое из них было верным? Шли дни, никаких сообщений не поступало. Полиция решила произвести обыски и на судах иноземных гостей. В это время на пристани находилась большая барка, прибывшая с островов Ханебу. Накануне отплытия полиция явилась на судно. Гордый хозяин судна иронически улыбнулся — на судне все было в образцовом порядке. Хозяин вежливо выслушал извинения полицейского и лишь презрительно пожал плечами.

Прошло еще несколько недель, и разговоры о беглых постепенно прекратились. Ни один человек ничего не мог сказать о них. И только рабы в каменоломнях иногда шептались между собой об исчезнувших. Удалось ли им бежать?

МЕСТЬ МЕРТВОМУ

После полуденного отдыха Руабен энергично шлифовал статую живого бога, когда к нему подошел Чечи. Он молча стоял с расстроенным лицом. Руабен внимательно посмотрел на него и озабоченно спросил:

— У тебя есть дурные вести?

— Есть, Руабен.

— Ну что ж, говори!

— Из каменоломен Туры убежала группа рабов.

— Это все?

— Нет, не все. Самое плохое не это. Ночью на реке один из лучников подстрелил Инара. Рабов не нашли до сих пор, но совсем непонятно, почему там был Инар. На реке он был один. Его подозревают в пособничестве беглецам. Говорят, он был с ними дружен.

Резец вывалился из рук Руабена. Он не в состоянии был произнести ни слова.

— Нам надо помочь произвести погребение, ведь он наш товарищ.

— Я поеду туда, чтобы забрать его останки, — наконец, отозвался Руабен.

— Поедем вместе.

Они пошли к начальнику мастерской, и тот разрешил им уйти на полдня.

Начальник каменоломен Туры принял их очень холодно. Он сидел злой, так как поиски беглых ни к чему не привели. Он выслушал просьбу Руабена о выдаче тела Инара и, криво усмехнувшись, ответил:

— Мы не сомневаемся, что преступник Инар, сын Анупу, участвовал в заговоре рабов. Выдать его труп мы не можем. В наказание за его подлое участие труп будет брошен в пустыню на съедение шакалам и гиенам. К нему будет приставлена стража, которая будет охранять его днем и ночью от всяких попыток похищения под страхом смертной казни.

Пораженные, скульпторы вышли. Им даже в голову не приходило, что мертвому можно мстить. Съеденный дикими зверями, он лишится своего земного облика. Его Ка не найдет своей земной оболочки. И он никогда не встретится в стране мертвых со своими близкими, родными. В их стране это было самым страшным. В этот же вечер они пришли к писцу, знакомому Чечи. Он работал в каменоломнях. Писец сообщил им еще более неприятные вести:

— Сегодня собрали всех рабов и для устрашения их произвели церемонию проклятия. На каменных сосудах было начертано имя преступника, а потом сосуды разбили, чтобы преступник был предан вечному проклятию.

Чечи смотрел широко раскрытыми глазами на писца. Такое он слышал впервые. Потом с возмущением произнес:

— Инар был прекрасный мастер и благороднейший человек. Мы все должны сделать, чтобы утешить его старого отца. Помоги нам. Во что бы то ни стало мы должны выручить его останки и по обычаям нашей родины предать погребению.

Писец отрицательно покачал головой.

— Это очень опасно и грозит смертью, тем более что беглых не поймали. Наш начальник рычит и бросается на всех, как разъяренный лев. Он же не ваш родственник, зачем вам подвергать себя опасности?

— Мы не родственники ему. Но для нас Инар, как родной брат, и мы сделаем для него все, что сделали бы для родного брата, — горячо возразил Чечи.

Руабен, угрюмо молчавший до сего времени, обратился к писцу:

— Ты — опытный человек, знаешь порядки в каменоломнях и знаешь как избежать опасности. Помоги нам, и боги будут к тебе милостивы за доброе дело. Не считай нашего друга преступником. Я думаю, что он не помогал беглым, а просто хотел навестить отца, ведь он не видел его два года. Мы хорошо расплатимся с тобой. Я могу тебе дать за это сорок локтей тонких тканей, двадцать мер зерна, пять каменных сосудов, кроме того, бирюзовое ожерелье, три электронных браслета. Подумай. Но время не терпит. В следующую ночь мы должны это сделать.

Писец внимательно слушал. Глаза его заблестели.

— Ты хорошую плату даешь. Но и риск велик. Кроме того... Я ведь не могу один взяться за это дело. Платить надо будет и другим участникам.

— То, что я тебе предлагаю, заработано многими месяцами, — ответил Руабен. — Мы добавим еще, только сделай. Просим тебя.

Писец заколебался.

— Хорошо, дай подумать, как это сделать. Завтра в ночь будет дежурить около него Меси. Днем — тоже мой хороший друг. С ними можно столковаться.

Писец углубился в размышления.

— Пожалуй, можно будет сделать. Сейчас я схожу к Меси и поговорю с ним. Без него это невозможно сделать. Но только вам придется добавить еще. Для меня же... — писец замялся.

— Ну, говори, чего ты хочешь? Нечего время терять, — заметил с досадой Чечи.

— Вы оба мастера по камню. Для себя я хотел бы... хороший саркофаг.

— Сделаем. Только сам добудешь для себя алебастровую глыбу. Вдвоем сделаем в течение года. Раньше нам не успеть, да ты и не собираешься в страну мертвых.

Писец сообщил им свой план.

— Теперь же идите договаривайтесь с парасхитом* [36]. Куда вы денетесь с трупом, если он вас не примет? Я иду к Меси. В полночь зайдите ко мне, решим все окончательно.

Руабен и Чечи направились к парасхиту. Угрюмый человек неуважаемого тяжелого ремесла, он выслушал их осторожное вступление, а затем сказал:

— За большую плату могу выполнить ваш заказ, иначе какой толк рисковать? Иной раз и у нас полиция ищет кое-что.

И он назвал целый ряд вещей и продуктов за свою работу.

Друзья вздохнули, переглянулись и согласились.

— Как только мы расплатимся со всеми? Все на нашей беде наживаются, — с горечью проворчал Чечи.

— Соберем кое-что у друзей и родственников, в долг возьмем, — ответил Руабен.

Парасхит обещал ждать всю ночь на месте своей невеселой работы.

Полдня друзья затратили на сбор необходимых вещей и продуктов. Брат Инара, Аму, сходил к Тети, она отдала все украшения, которые остались в доме отца. К вечеру все было собрано.

ТИЯ

Ловкие руки молодой служанки бережно скользили по стройному телу юной госпожи. После ванны Тия принимала умащение. Она сидела, рассеянно посматривая в окно, и терпеливо ждала окончания процедуры, когда в комнату торопливо вошла Ипут.

Старшая молча ответила кивком на приветствие сестры. Ипут села на мягкую, обитую кожей скамейку.

— Мы скоро кончим, подожди немного!

— Хорошо! Мне надо поговорить с тобой! — ответила Ипут, любуясь прелестной наготой сестры.

За прошедшие два года Ипут выросла и была в расцвете юности. Рослая, гибкая и сильная, она немного пополнела, оттого ее жесты приобрели пластичность. Резковатая живость подростка сменилась мягкой женственностью. Чуть вздернутый носик придавал задор ее круглому личику. Совсем недавно Ипут вышла замуж и старалась держать себя более солидно, но беззаботность детства часто пробивалась в ее поведении. Молодую госпожу очень баловали, новизна положения ей нравилась; обязанностей пока было мало, и она проводила время весело и бездумно.

Тия внимательно взглянула на сестру и заметила, что Ипут на сей раз чем-то озабочена, даже более того, встревожена. На ее лице было несвойственное ему выражение. У сестер часто бывали свои маленькие тайны, в которые они не посвящали никого. И на этот раз Тия, не желая вести разговор при служанке, промолчала.

Наконец, умащение было окончено. Тия стала одеваться. Она ходила почти всегда в белых платьях, оттого ее красота казалась строгой. Служанка застегнула на шее ожерелье. Широкое, из крупных сердоликовых и ониксовых бус, оно доходило до низкого выреза платья. На середине ожерелья нанизаны были три блестящих синих рыбки из лазурита головками вниз. Их разделяли золотые длинные капли.

вернуться

36

парасхиты — древнеегипетские бальзамировщики