Копия Афродиты (повести), стр. 54

Княжеский чародей почти на коленях вполз в шалаш. Присел рядом с Игорем Васильковичем, приготовился слушать.

— Отчего горят эти камни? — князь достал один из них из кармана.

— Мне неведомо, — ответил волхв. — В писаниях об этом нигде не сказано. Только варяги толковали, что такие камни есть. Светятся, как тленное древо. Но редко кто их находит.

— Бог молитву мою услышал, — загадочно сказал князь. — Вот что, Благовест: о камнях…

— Твое веление, князь.

— Завтра всех отправим на охоту, а сами сходим в нору.

Плохо спал этой ночью князь. Ворочался с боку на бок, вскакивал, выходил из шалаша, осматривал, серо-светлое небо и снова ложился. Он еще не видел пещеры, но представлял, сколько богатства находится в ней.

— Дорогу эту не забыть бы, — шептал Марфиньке князь ночью. — Надо крепко запомнить. Украшений из этого камня я нигде и ни у кого не видал. Это наша находка. Твоя, княгиня. Добро, что взял тебя с собой. Счастливая ты. И род будет счастливый. Нельзя, чтобы дружинники узнали о камнях, чтобы не набрали их с собой. Тогда камни потеряют ценность. Они должны быть только у нас. А в следующий раз за ними можно будет послать Гаврилу Храброго с отрядом. Только за ними. Волшебные камни дороже мехов. Но как сделать, чтобы об этом никто не догадался?

— Не спишь чего? — тихо спросила Марфинька.

— Не могу, — признался князь. — Червь душу точит.

— Плохо, — она приподнялась на локоть, — когда в душе поселилось беспокойство. Жадность — плохой спутник в жизни.

Князь на это не ответил. Только тяжело вздохнул, обнял ее и уложил на медвежью шкуру. Сам прилег рядом.

— Плохо, — согласился он. — Но душу-то не ценят. Ценят силу и статок.

На зорьке раздался свист Гаврилы. Охотники, наскоро поев оставшейся от вечера жареной дичи, направились по реке вниз. Альдаген, все время увивавшийся возле князя, как-то нерешительно остановился у шалаша. Князь не выходил.

— Занемог князь, — сказал Благовест. — Нынче без него иди.

Альдаген недоверчиво посмотрел на волхва. Почуял что-то неладное, хотел заглянуть в шалаш, но Благовест легонько подтолкнул его в спину:

— Зелье варить буду. Видишь, сосуд на костре. Благовест брал живицу 33, бросал в сосуд, разогревал.

Когда ушел Альдаген, пропитал ею паклю, навернул на шест.

Черная копоть от горящего факела быстро наполняла пещеру. От сквозняка пламя металось в стороны, светлые пятна и тени мелькали по стенам грота. Князь долго всматривался в эти стены, в сплошную каменную нору, а затем взял две секиры и начал долбить. Глухой звук отдавался в темных ходах, натыкался на препятствия и снова возвращался. Отколотые камни падали на дол. Благовест тут же подбирал их и складывал в кучу. Горка волшебного камня вырастала на глазах.

— Крепок камень, — в передышке говорил князь, — за то дорог, — и снова брался за секиры.

Благовест, глядя на своего господина, завидовал. Завидовал упорству, физической силе, гибкости мысли. Молод, а решителен. Такие ни перед чем не отступятся. К смерти относятся с презрением. В молодости и он думал так же. Но всегда оказывался один на один со своим несчастьем, и все шло прахом. И, ничего не достигнув, состарился, прибился к княжескому двору, как сухая щепка к берегу. Судьба. Только судьба властна над человеком. Ее не купишь ни богатством, не заставишь подчиниться мечом. Какая же у князя судьба?

Игорь Василькович работал без устали. Догорал третий факел, едкий дым висел под сводом грота, а осколки камней все летели и летели вниз.

— Остановись, князь! — просила Марфинька. — Кони не увезут.

— На плечах понесем, — сквозь зубы сказал князь. — Нам только до лагеря. Такое бывает раз в жизни.

Пополудни отколотые от стен и валявшиеся на полу камни собрали в одну кучу. Князь прикинул: будет полных два мешка. Груз для одного коня. Два других повезут пушнину и шкуры. Четвертый — оружие. Запасных коней больше не было.

— Придется, княгиня, и тебе пешком идти, — невесело сказал князь.

— Сил на это у меня хватит, — успокоила его Марфинька.

Он с благодарностью посмотрел на нее.

Перед наступлением вечера собрались все охотники. Добыча обильная. Настроение у дружинников было прекрасное. Княгиня с князем осматривали свежие меха, шутили. Альдаген, больше всех добывший песца, подошел к Игорю Васильковичу, томным и недоверчивым взглядом скользнул по его лицу. Незаметно было, чтобы князю нездоровилось. Ладони у князя натружены до мозолей, горят, словно побывали в кипятке. Князь, заметив на себе пристальное внимание нового дружинника, почувствовал к нему какую-то неприязнь. Не любил князь, когда его рассматривали открыто, с любопытством. Отозвав в сторону Гаврилу, Игорь Василькович спросил предводителя:

— Как Альдаген?

— Старается, — успокоил воевода. — Больше всех старается. И тропы ведает, и места, богатые добычею. Глаз наметан, что у коршуна.

— Вижу, — неопределенно сказал князь. — Глаз, как у коршуна…

Князь дал указание сытно и вдоволь накормить лошадей. Сделать запас корма на переход. Гаврила не спрашивал, на какой переход. Но все чувствовали — время покидать эти места.

В земле саамской наступил зенит лета. Отцветали травы и ягодники, на них появилась зеленая завязь. Она будто торопилась вырасти, быстро наливалась соком, увеличивалась на глазах. Но погода была капризной. Утро могло быть солнечным и ласковым, к вечеру — ливень. Холодный ветер мог неожиданно принести мокрые хлопья снега, а через час все стихало и выглядывало из-за туч ласковое и подобревшее солнце. Такие непредвиденные перемены были непривычны для дреговичей. Но и они уже с этим свыклись, не роптали, не жаловались. Трудились вдохновенно, и этот ежедневный тяжелый труд приносил им радость и удовлетворение.

Марфинька целыми днями находилась на стоянке, собирала травы и цветы, прогуливалась по берегам озера и речки. Благовест неотступно находился с ней. Он учил ее лекарским тайнам: какие травы и цветы от каких болезней, как их срывать и сушить, как готовить из них зелье. Эту мудрость за день-два постичь было невозможно, но Марфинька уже многое знала и дала себе слово, что, приехав домой, обязательно научится лекарскому знахарству.

Каждый раз поражала Марфиньку речка. Под водой скрывались пороги, и вода, перекатываясь через них, бугрилась, пенилась, будто старалась снести со своего пути препятствия. Но так повторяется каждый день, каждый час, пороги стояли, вода сопротивлялась, и это казалось вечным, непреодолимым.

Вечером, когда все работы были закончены и дружинники собрались на отдых, князь вышел из шалаша и объявил:

— Други мои! Послушайте княжеский указ. Хорошо потрудились вы в походе. Но всему бывает конец. Завтра в последний раз все едем на охоту, и каждый, что добудет, забирает себе. Это личная добыча, прощальная. Последняя в саамской земле. Послезавтра с зарей уходим отсюда, возвращаемся в княжество. Обратный путь всегда короче. В своем родном княжестве мы вместе отпразднуем день Великого Перуна.

Наступила торжественная тишина. Лица дружинников озарились улыбками. И вдруг одинокий голос нарушил эту тишину:

— Слава князю осовецкому!

— Слава!!! — поддержал многогласный крик. — Слава!!!

Князь низко поклонился своей дружине. Марфиньке показалось, что только Альдаген был недоволен сообщением.

10. РОКОВОЙ ДЕНЬ

Игорь Василькович торопился.

День предвещал быть солнечным и теплым. Утро ясное, прохладное, на траве обильная роса. Комары и мошки летают роем. Значит, быть погоде. Дружинники раньше обычного ушли на охоту.

Благовест привел коня, забросил на него пустые мешки и направился в нору. Князь уже работал там, сортировал камни, брал каждый из них в руки, будто взвешивал. Марфинька стала помогать ему. Наполнив камнями два мешка, вынесли на улицу. Перевязав их сыромятиной, чтоб удобнее взвалить на коня и закрепить, они уже приподняли их, как из-за горы выскочил гридин Ивор, весь в грязи, бледный, и, заметив князя с Благовестом, крикнул: