Любовница понарошку, стр. 32

– Если нам предстоит опять ругаться, можно я хотя бы присяду?

Айрис без сил опустилась на огромную кровать, занимающую половину номера.

– Я очень сожалею, что тебе пришлось увидеть меня в таком состоянии…

– А ты можешь представить себе, что я почувствовал, когда вышел из ванной и обнаружил твою дурацкую записку? Пять минут, которые я прождал, показались мне вечностью.

Его голос был холоден, как лед.

– Когда я вышел на улицу и увидел полицейскую машину и толпу, я подумал, что ты погибла!

Плечо Айрис горело, ей ужасно хотелось лечь и закрыть глаза.

– Как видишь, все обошлось.

– В этом нет твоей заслуги. Тебе просто повезло. Почему ты не дождалась меня, а пошла шляться по улицам среди ночи?

Айрис сказала громко, стараясь унять дрожь в голосе:

– Я понимаю, что все это должно было напомнить тебе о той трагедии с Чесни, и поэтому ты так сердит. Но пожалей и меня, Джералд. Я ведь не специально попала в этот переплет. Я сто лет живу в Лондоне, и со мной никогда ничего не случалось.

– Да, ты права. Это действительно напомнило мне о Чесни. Обо всех тех уроках, которые я извлек из этой трагедии. И первый из них – не впускать никого в свою жизнь, потому что за любую привязанность приходится расплачиваться болью и нервным срывом. Я уже стал было забывать об этом. Но, к счастью, ты напомнила. Так что даже хорошо, что ты завтра уезжаешь в Нью-Йорк.

Плечо Айрис раскалывалось, а сердце ныло от холода. Ее гордость рассыпалась на мелкие кусочки, и она спросила неуверенно:

– Но мы ведь еще увидимся?

– Не думаю. Все было замечательно, но всему приходит конец. Так что давай разойдемся по-хорошему.

В дверь постучали. Джералд впустил седовласого мужчину в мокром плаще, который представился доктором Вистлером.

– Какое ужасное время, мадам. Сейчас небезопасно даже просто пройти по улице, – посетовал врач. – Где болит?

Врачи никогда раньше не называли ее «мадам». Доктор осмотрел рану на щеке и плечо. Айрис вдруг с удивлением обнаружила, что ей неловко раздеваться при Джералде. Ей было неприятно, что он видит ее в лифчике. Еще утром такие мысли показались бы ей абсурдными.

Врач порекомендовал постельный режим, холодные компрессы и болеутоляющие таблетки. Она вежливо его поблагодарила и, как только он ушел, сказал Джералду.

– Я приму душ и лягу спать.

– Заказать тебе что-нибудь поесть из ресторана?

– Спасибо, не надо. Завтра утром я вызову такси.

– Я сам отвезу тебя в аэропорт, – прошипел Джералд сквозь сцепленные зубы.

– Зачем? Не нужно. Разве ты не дал мне понять, что никак не дождешься, когда мы расстанемся? Просто закажи мне такси.

– Я не привык, чтобы мне приказывали, так что тебе придется смириться с моим присутствием в аэропорту.

– Ты хочешь, чтобы последнее слово всегда было за тобой? – вспылила Айрис. – Ты можешь ездить в Никарагуа и Эмираты, ты можешь давать мне указания, как мне тратить мои же деньги, ты можешь избавиться от меня, как только тебе заблагорассудится. Ну что ж, пусть так и будет. Но не надейся, что я еще хоть раз пущу тебя на порог.

Она не без труда поднялась и, пытаясь идти прямо, с высоко поднятой головой направилась в ванную. Впервые за последние дни она закрыла задвижку. Потом с опаской посмотрела в зеркало. Лицо было белым, как простыня, на щеке запеклась кровь.

Ей казалось, что в синяках не только ее тело, но и душа. Мир, который она получила в подарок от Джералда на Рождество, мир, который родился в экстазе, теперь разбился вдребезги. А еще вчера она верила в то, что удивительная близость, установившаяся между ней и Джералдом, может только усиливаться, связывая их все крепче и крепче с каждым днем.

Но она ошиблась. Он не захотел понять, как важна для нее ее работа, а это нелепое ограбление приблизило неизбежный уже конец.

Я не заплачу, ни за что не заплачу, подумала она. Может быть, завтра вечером. Но только не сейчас, не перед Джералдом.

А может, я вообще не стану плакать, а порадуюсь, что так легко отделалась от человека, которого не отпускает прошлое.

Она горько усмехнулась. Айрис, кого ты хочешь обмануть? Конечно, она выплачет все глаза, как только останется одна. Но никто никогда об этом не узнает.

16

Было пять часов утра. Айрис встала, взбила смятую подушку и раздвинула шторы. У нее болела голова, потому что седьмую ночь подряд она засыпала в слезах. У нее так болело сердце, что она уже подумывала, а не обратиться ли к врачу. Она чувствовала себя разбитой, несчастной и брошенной. И очень одинокой.

Как она могла за такое короткое время настолько привыкнуть к ощущению его тела подле себя, к ритму его дыхания в ночи? К его усмешке, к его острому уму и язвительному чувству юмора? Конечно, когда он провожал ее в аэропорту, чувство юмора явно ему отказало. Он выглядел так, будто не может дождаться, когда же она наконец улетит. Может, он потому и пошел ее провожать, что хотел своими глазами убедиться, что она уехала.

Она не получала от него никаких известий. Можно поспорить, что он вряд ли лежит без сна, думая о ней. Для него игра закончена. Возможно, он себе уже кого-то нашел. А может, вернулся к той Снежной Королеве… Как там ее звали? Мелани. Уж там-то он точно не испытает переизбытка эмоций.

Мысли снова и снова возвращались к Джералду. В полшестого Айрис выпила целый кофейник крепчайшего кофе и оделась. Она растерянно взглянула на кучу металлических опилок и деревянных чурбаков в углу комнаты. Ей нужно было найти выход для эмоций. Она внезапно вспомнила, что перед рождеством купила глину. Работа с глиной всегда доставляла ей настоящее наслаждение. Она надела старый хлопковый фартук и-села за стол, поставив чашку с кофе неподалеку.

Через три часа Айрис наконец встала из-за стола. Бюст, над которым она работала, уже более или менее приобрел форму. Казалось, он родился сам по себе, а она только помогла ему вылупиться из бесформенного куска глины. Это был скульптурный портрет Джерадда, полный его энергии и решительности, такой похожий на него, передавший и своеобразную линию скул, и жесткую линию рта… Его глаза, казалось, смотрели ей прямо в душу, видя и понимая все ее внутренние колебания. Я ведь люблю тебя, дурачок, подумала Айрис и проговорила вслух:

– Я люблю тебя, Джералд Стоктон!

Если это неправда, почему тогда она плачет навзрыд ночами? Даже удачная продажа своей главной работы музею не обрадовала ее. Полгода назад она бы прыгала до потолка. Но не сейчас. Ей хотелось, чтобы Джералд разделил с ней эту радость. Ей так не хватало его!

А он ее не любил. Неожиданно ей в голову пришла догадка, что он просто боится влюбиться. Если так, то становится понятной эта ссора по поводу ее отлета. Душевная близость, которая только начинала зарождаться в их отношениях, должно быть, до смерти испугала его. Иначе почему он смотрел на нее с таким страхом там, возле отеля, при свете фар полицейской машины? Айрис вспомнила, что его руки дрожали, и, чтобы они не выдали его состояния, он спрятал их в карманы плаща.

Неужели это правда? Неужели Джералд отправил ее от греха подальше, чтобы не влюбиться в нее окончательно и бесповоротно? Или она опять строит воздушные замки, потому что не в силах перенести горькую правду?

Ее сердце забилось в груди, будто пойманная птица, и на секунду ей стало трудно дышать. Узнать правду можно только одним путем – спросить у него самого. Или сказать, что она его любит, и посмотреть, как он поведет себя.

Айрис стала мерить шагами студию, мысли мелькали в ее голове так быстро, что она не могла сосредоточиться на какой-то одной. Ну разве она не полная идиотка, что позволяет себе надеяться на что-то? Разве ей мало быть отвергнутой однажды, и она хочет испытать это волнующее чувство еще раз?

Недолго думая, она бросилась к телефону и набрала номер офиса Джека.

– Джек! – Она сразу же взяла быка за рога. – Как ты думаешь, существует ли хоть малейшая возможность того что Джералд мог влюбиться в меня?