Иная терра.Трилогия, стр. 36

— Да! — перебил юноша.

И тут же умолк, почувствовав иррациональное желание сжаться в комочек под этим строгим и явно недовольным взглядом.

— Прежде чем соглашаться, ты должен услышать мои правила. Я буду учить тебя всему, что может быть тебе полезно. Многие дисциплины покажутся тебе вздором и ересью, но ты не станешь мне возражать и будешь учить все, что я скажу. Пусть не сразу, но ты поймешь: многое из того, что казалось тебе фантазиями и бредом, на самом деле гораздо важнее, чем знание политической обстановки в мире, миллиард евро на твоем счету или близкое знакомство с императором Германии. Из этого следует первое правило: ты должен выполнять мои распоряжения.

— Даже если считаю их совершенно неприемлемыми для себя?

— Я не заставлю тебя делать ничего такого, что было бы для тебя действительно неприемлемо. Обещаю, — Дориан подождал, пока собеседник кивнет, и продолжил: — Второе — я не терплю неуместной фамильярности. Ты можешь называть меня по имени и на «ты» в те моменты, когда я это позволю. Твое обучение начнется с той секунды, когда ты скажешь «согласен», и будет длиться до тех пор, пока я не признаю, что ты научился всему, чему я мог тебя научить. Все это время ты называешь меня на «вы» и «Учитель», не иначе. Про исключение я уже сказал.

Несколько секунд Велес сомневался. Но Повелитель верно разгадал происхождение его прозвища. Юноша, увлекающийся историей и мифологией, для таких Учитель — это некое высшее существо, а учитывая тот факт, что Дориан уже покорил его воображение и обрисовал такие перспективы, какие и в самых смелых мечтах не грезились, то на звание Учителя в глазах юного идеалиста он вполне имел право претендовать.

— Да, Учитель, — негромко вымолвил Велес, почтительно склонив голову.

— Правильный ответ, — по-отечески улыбнулся новоиспеченный наставник.

III. III

Как назло, как назло, как назло

Я понял слишком поздно…

— Витценко — скотина, — констатировал Гранд. — Нашел-таки способ и поручение выполнить, и не подставляться с нарушением им же составленных правил.

— Скотина, — согласно кивнул Стас, закуривая. — Но скотина хитрая и изворотливая. Мне скорее интересно, что теперь делать.

— Не знаю, — тот развел руками. — Пять штук евро… у меня сейчас денег нет, второй раз я просто не рискну с отцовской кредитки сумму больше штуки снимать. Если бы была хоть какая-то отсрочка — можно было бы что-нибудь придумать, а так, за сутки — не знаю.

— Может, кредит взять?

— Да кто его тебе даст, Стек! Ты ж несовершеннолетний.

— А если не в банке, а просто взять в долг у кого-нибудь?

— У тебя так много знакомых, кто может без поручительств и прочей фигни дать тебе пять штук? — Гранд невесело усмехнулся. — Я вообще не вижу вариантов, кроме как идти к папе.

«Папой» мальчишка с первого же дня начал называть Вениамина Андреевича, правда, только за глаза. Своего же родителя он именовал не иначе, как «батя» или холодно «отец».

— И что мне ему сказать?

— Не тебе, а нам. Вместе кашу заварили, вместе ее и хлебать будем, — докурив, он метким броском отправил бычок в урну. — А говорить — правду. Папа не тот человек, которому можно или нужно врать.

— Я вчера с ним поругался… — нехотя признался Стас.

— Вот заодно и помиритесь, — отрезал Гранд. — Пошли, чего тянуть кота за… хвост.

Выслушав историю благотворительной деятельности двух юных заговорщиков, Вениамин Андреевич только головой покачал.

— Ну, Стас, умеешь ты удивить. Пожалел, значит, соперника, а сам остался с носом.

— Ему было нужнее, наверное, — вдохнул юноша. Гранд демонстративно поморщился. — Только я не знаю, что теперь делать.

— Для начала — выяснить, откуда всплыла эта странная льготная программа. В наших институтах уже лет тридцать как ничего подобного не бывает.

— Ну так Гранд же…

— Алькано позаботился о том, чтобы взяли Черканова. Не более. И я нахожу удивительным, что ни одному из вас в голову не пришло во время разговора с ректором уточнить, чтобы поступили оба.

— В принципе, я могу снова позвонить Витценко, — задумчиво проговорил Гранд. — Голосовая программа с настройкой голоса отца у меня сохранилась, так что…

— Даже не думайте, молодой человек, — строго оборвал его Вениамин Андреевич. — Если на первый раз вам повезло, это вовсе не означает, что такое ваше везение повторится. Не стоит считать Витценко идиотом. Повторный звонок с таким дополнительным требованием наверняка вызовет подозрения.

— Но ведь первый не вызвал!

— Я полагаю, ректор счел протеже господина Гильермо внебрачным сыном этого господина или что-то еще в том же духе. Тогда подобная просьба вполне логична и понятна. Но если объявится еще один такой же протеже, да еще и примерно того же возраста, и поступающий на тот же факультет — это не может не вызвать подозрений.

— И что с того? Что он сделает-то?

— Он вполне может позвонить вашему отцу — как будто чтобы уточнить какие-либо детали, касающиеся обучения Черканова.

— Я в разговоре предупредил, чтобы он не заговаривал на эту тему первым.

— Что тоже вполне могло вызвать подозрения. Витценко достаточно будет просто произнести фамилию Олега в разговоре с вашим отцом.

— Гранд, Вениамин Андреевич прав. Повторно звонить ни в коем случае нельзя, — вклинился в разговор Стас. — Но я не представляю себе, что делать.

— Сейчас? Ложиться спать. Тебе завтра еще на работу идти с утра, а потом в институт, да и Алькано возвращаться уже пора. Завтра утром на свежую голову что-нибудь придумаем.

— Но…

— Никаких «но», Стас! — строго оборвал его инженер. — Алькано, вы останетесь на ужин?

— Нет, спасибо, но мне действительно домой пора.

— В таком случае я вас провожу, — он поднялся из кресла, вздохнул, посмотрел на приемного сына. — Стас, пожалуйста, разогрей ужин.

— Да, конечно, — вздохнув еще тяжелее, юноша попрощался с другом и поплелся на кухню.

Когда Стас проснулся, завтрак уже стоял на столе, а Вениамин Андреевич, в костюме и при галстуке, складывал в старомодный портфель какие-то рабочие документы.

— Доброе утро.

— Доброе, — пробормотал юноша, протирая глаза. Всю ночь ему снились какие-то невнятные полукошмары и чувствовал он себя совершенно разбитым. — А что вы… то есть, ты так рано?

— Мне нужно до работы кое-куда заехать, — уклончиво ответил инженер.

— Понятно…

— Кстати, я бы советовал тебе после окончания твоего рабочего дня поискать для себя новое место. С курьерской должности тебе придется уволиться, как только начнутся занятия, и лучше будет, если ты сделаешь это сам, не дожидаясь, пока объявят «сентябрьское сокращение», — «сентябрьским сокращением» называли ежегодное увольнение студентов в первые дни учебного года.

— Подожди, а как же…

— Стас, вы с Алькано уже достаточно натворили дел. Будь добр, займись своей работой, раз уж ты так упорно хочешь совмещать ее с учебой, — мягко проговорил Вениамин Андреевич. — С твоим институтом я сам разберусь.

Юноша виновато вздохнул, и поплелся в ванную. Вчера во время ужина они довольно долго разговаривали, обсуждая всю эту историю. Приемный отец не укорял и не обвинял Стаса, хоть и не одобрял чрезмерного альтруизма.

— Мотивацию твою я понимаю и с ней согласен. Но сработали вы с Алькано грубо и топорно. Честное слово, лучше бы с самого начала мне рассказали — вместе мы бы что-нибудь придумали, а так сам видишь, что получилось, — говорил инженер, и Стасу нечего было ему возразить.

Первое сентября в этом году выпало на понедельник, и всю последнюю пятницу августа Ветровский-младший решал вопросы с работой. Сперва поехал в офис «Гермеса», забрать документы и последнюю зарплату — заявление на увольнение по собственному желанию он написал еще две недели назад и уже отработал положенный срок. Виктор Михайлович, выдавший бывшему работнику довольно лестные характеристики, заодно и намекнул на то, что следующим летом, если Стас пожелает вновь потрудиться на благо корпорации, его примут безо всякого испытательного срока и сразу на полную зарплату. Тот вежливо поблагодарил и обещал запомнить.