Иная терра.Трилогия, стр. 26

— Я не звезда, — тихо сказал Стас. — Но я стану звездой! И я буду биться в унисон с этим животворным дыханием Вселенной!

И эти слова не прозвучали пафосным, бессмысленным бредом. Просто потому, что он и вправду принял решение. Лучше прожить коротко и ярко, по-настоящему, с целью и ради цели, чем медленно истлеть, обманывая себя бессилием.

— Я стану звездой! — разнесся по всему Мирозданию отчаянный мальчишеский крик.

И Мироздание его услышало.

II. VI

Мы не знаем, кто мы — дети красной звезды?

Дети черной звезды, или новых могил?

Двенадцать ударов маятника возвестили о начале нового цикла. Но сегодня Коста не стал выполнять свой ритуал полностью. Донесения и новости остались без внимания, да и медитацией он пренебрег — лишь в тысячный раз воскресил в памяти каждое лицо, не позволяя себе даже на секунду забыть о своем преступлении.

В пятнадцать минут первого крылатый взмыл в небо. Сегодняшняя встреча отличалась крайней важностью и непредсказуемостью, и на место следовало прибыть заранее.

В полукилометре от цели он снизился до самых верхушек деревьев и почти сразу приземлился, присмотрев удобную поляну. Уже пешком дошел до берега озера, огляделся — все чисто. Нашел затененное место, удобно устроился меж переплетающихся корней огромной сосны, закрыл глаза. Сейчас основным органом чувств являлось не зрение и даже не слух.

Деревья едва различимо волновались. Вчувствовавшись, он услышал их чуть встревоженный шепот — здесь был чужак. Коста был одним из очень немногих жителей Терры, кто мог насладиться тишиной природы в полной мере — его присутствие не тревожило ее покой, к нему приходили животные и прилетали птицы, а деревья никогда и никому не выдавали его присутствия. Вторжение же любого другого человека вызывало настороженность. Звери разбегались, птицы прятались в высоких ветках — они помнили, что сотворил человек с этим миром, и не доверяли ему. Когда-то они не доверяли Косте — чувствовали его чудовищную природу, видели кровь на его руках. Но — прошло время. Не забыли, нет, но простили. Его все простили. Кроме него самого.

«Чужак пришел один, и чужак не использовал никакой энергии, — сообщили крылатому жители леса. — Чужак приехал на грохочущей вонючей повозке, но оставил ее у шоссе и пошел к озеру пешком, — каркнул на ухо ворон. — Останься со мной пока что, — попросил Коста, и ворон согласно наклонил голову».

Июльская полночь, богатая на звезды и ароматы трав, окутывала его со всех сторон. Он любил находиться на природе, особенно ночью и в одиночестве — но не сегодня. Сегодня живой мир вокруг отчего-то ощущался враждебным. Он не пытался атаковать, но готов был в любой момент ударить в ответ. Сегодня лес его не любил. И не только по своей воле.

Оставив флаер у шоссе, к озеру он пошел пешком и уже успел пожалеть об этом. Сегодня — не стоило. Пятикилометровая прогулка не подняла настроения и не прибавила душевных сил, только наоборот — измотала немолодое уже тело и вселила в разум потаенный, сокрытый страх, готовый пробудиться в любой миг и охватить сознание, подчиняя его слепой панике.

Почти идеальной формы овальное лесное зеркало раскинуло перед ним свои темные воды. В иной раз он обязательно погрузился бы в эту теплую негу, пахнущую травами и торфом, нырнул бы в самую глубь и прошелся бы по прохладному коричневому песку, но не сегодня.

Сегодня лес не принимал его. Лес уже принял кого-то другого.

Остановившись у самой воды, он взглянул на часы. Ровно два. Он всегда отличался редкостной пунктуальностью. Как и тот, с кем было назначено рандеву в столь странный час и в столь странном месте.

— Ты здесь. Я знаю это, и ты знаешь, что я знаю. К чему прятаться?

Голос приглушал высокий воротник легкого летнего плаща, скрывающий лицо до самых глаз, голову и лоб прятал капюшон. Было жарко, но важнее было скрыть свою личность.

— Я знаю, кто ты. Но ты этого не знал, — с холодной усмешкой отозвался собеседник, выступая из тени.

Стальные крылья распущены за спиной на манер плаща. Как и всегда, обнажен по пояс, волосы рассыпались по спине и груди.

«Кромки перьев — острее бритвы. Как он не обрезает себе волосы?»

— Знаешь ли? — в голосе не звучит должной уверенности. Теперь — знает.

— Мне назвать имя?

— Не стоит, — с тенью досады проговорил прибывший, откидывая капюшон и расстегивая воротник плаща. Тонкая легкая ткань соскользнула на траву. Жарко. — Кто начнет?

— Не я был инициатором встречи.

— Ты назначил время и место. Ты вышел на меня. Ты связался со мной через…

— Лишь после того, как ты безуспешно пытался выйти на меня. Говори, — голос крылатого почти что безэмоционален, но в нем можно уловить нотки скуки. Это становится опасно.

— Хорошо. Я — член Братства Повелителей.

— Мне это известно.

— Я знаю. Так вот, я — член Братства Повелителей. И я пришел к тебе для того, чтобы уничтожить Братство.

— Зачем тебе это нужно?

— Братство опасно. Братству нужен мир, и желательно — весь. Даже нет, не «желательно» — обязательно. На меньшее они не согласятся. Но почему-то никому из них не приходит в голову задать себе такой простой вопрос: а нужны ли они — Миру? Изначально Братство создавалось с целью поиска новых знаний. Потом еще основатель его решил возложить на Повелителей контролирующую функцию — мир нуждался в присмотре. Но братья не справились, и доказательство тому — катастрофа две тысячи двадцатого года. Извержения вулканов, землетрясения, наводнения, смерчи, чудовищные и необъяснимые перепады температур — мир желал исторгнуть болезнь под названием «люди». Но люди выжили. И не выполнившее свою задачу Братство — тоже. Но Повелители еще могли вернуть себе право на существование, если бы направили свои силы в нужное русло, однако они предпочли борьбу за власть. Позже им было дано второе предупреждение, когда некто неизвестный уничтожил тех, кто был в особенности опасен для мира. Отчего ты оставил в живых Вацлава Пражски? — он неожиданно оборвал свой монолог вопросом.

— Пражски должен был удержать Братство от распада. Мир еще нуждался в нем, — был короткий ответ.

— Допустим. Но почему ты сейчас позволяешь Братству существовать?

— По той же причине. Мир шаток и неустойчив. Достаточно одного потрясения, чтобы все то, что удалось спасти после катастрофы, вновь обрушилось в бездну — уже безвозвратно.

— Ты считаешь, Братство может и далее выполнять функцию страховки? Или, может, даже функцию контроля?

— Нет. Но предложи мне альтернативу.

— Ты.

— Нет. Я не возьму это на себя. Я убийца, палач, каратель. Не спаситель и не строитель светлого будущего, — Коста покачал головой. — Ты знаешь, кто я, Теодор. И я не понимаю, почему ты предлагаешь мне то, от чего отказался сам.

— Мы оба по горло в крови, — согласно кивнул основатель Братства. — И еще неизвестно, на ком крови больше.

— На тебе, — это было не обвинением, а всего лишь констатацией факта. — Ты участвовал в войне, и под твоим командованием…

— Я помню, — поморщился Теодор. — Пожалуй, ты прав. И все же, вернемся к Братству. Я не знаю, каковы их цели в ближайшем будущем, но уверен в том, что они уже бесполезны и даже вредны для этого мира. И только нам с тобой теперь решать их судьбу.

— Кейтаро-дону, — произнес Коста.

— Что?

— Ты забыл упомянуть Кейтаро-дону.

— Когда ты его видел в последний раз? — сорвавшаяся с губ усмешка отдавала горечью. — А я его видел еще раньше. Решать нам с тобой, Коста. И решать сейчас.

— Кто мы такие, чтобы решать судьбу мира? — произнес крылатый.

Произнес так, что было ясно — он знает ответ, знает этот своеобразный ритуал.

— Мы? Мы дети этого мира. Или дети этого ада, называй как хочешь. И кроме нас, решать некому.

— Альтернативы Братству у тебя нет. У меня тоже. Поговорим об этом, когда она появится, — крылатый развернулся и расправил крылья, готовясь взлететь.