Иная терра.Трилогия, стр. 195

Чаша в его руках медленно наклонялась, еще несколько секунд — и алый пряный глинтвейн потечет на землю…

Чужие ладони легли поверх его пальцев.

Он поднял голову, и поймал страдающий взгляд Виктора.

— Я прощаю тебя, — хрипло проговорил тот. Пригубил вино, вернул чашу. — И ты, если можешь, прости меня за то, что я сомневался.

— Я прощаю тебя… — губы стали непослушными,

Стас снова почти ничего не видел — но не считал нужным скрывать свои чувства сейчас. Следующей оказалась Инга.

— Стас, прости… я такая дура…

— Ты прощаешь меня? — спросил он в ответ, пригубил.

— Конечно…

Саша… Азамат… Еще Саша…Женька… Алик просто молча улыбнулся и отпил глоток. Последним был Гранд. Взял чашу, посмотрел на нее. Ухмыльнулся, прижал к губам чашу, и не отрывался, пока глинтвейна не остался буквально один глоток.

— Я тебя еще четыре дня назад по морде простил, — заявил он, возвращая остатки.

Стас автоматически допил. Потом выронил чашу, сел на землю, и истерически расхохотался. Теперь. Все. Будет. Хорошо.

Четвертая часть

IV. I

Было ли во сне, или наяву?

Было — или ветер листву качал?

Серые будни легко и радостно окрашиваются осенне-ярким кленовым цветом, когда жизнь, еще недавно тоскливая и каждый день одинаково тошная, внезапно делает резкий поворот. Уже почти забытое прошлое подходит на перекрестке, приветливо улыбается и предлагает сказку — современную, в которую можно поверить здесь и сейчас.

Интересная, хоть и несколько неоднозначная, работа по специальности, достаточно высокооплачиваемая, чтобы можно было снять небольшую квартирку в общежитии и еще оставалось бы на жизнь.

Привлекательный, умный, обеспеченный молодой человек, во взгляде которого читается не только дружеский и профессиональный интерес, но который при этом не позволяет себе ничего выходящего за рамки приличия.

О чем еще может мечтать молодая девушка, не склонная влюбляться без памяти, решившая если и строить отношения с мужчиной, то исключительно серьезные и долгие?

К встрече с Олегом Марина готовилась обстоятельно. Надела лучший — и, по правде сказать, единственный — строгий костюм с приталенным пиджаком и прямой юбкой до колена, серебристо-серую блузку из искусственного шелка, и даже разорилась на покупку новых туфель на невысоком каблуке. Заглянула к приятельнице-парикмахеру, за символические деньги сделавшей ей симпатичную стрижку. Почти час Марина посвятила макияжу, пытаясь максимально замаскировать собственную некрасивость.

Выходя из дома, она бросила быстрый, но придирчивый взгляд в зеркало, и улыбнулась — пожалуй, так хорошо она выглядела разве что на собственное шестнадцатилетие, и то лишь потому, что семь лет назад девушка просто была привлекательнее. Когда Велагина подходила к отелю, в котором ей предстояло работать, позвонил Олег. Извинился, предупредил, что задержится минут на десять, и попросил подождать его в вестибюле.

С первого взгляда отель Марине понравился. Сразу же бросалось в глаза, что здесь поработал талантливый дизайнер — изысканная и непошлая роскошь завораживала взгляд; чувствовался грамотный подбор кадров — все работники были естественны и приветливы, но без подобострастия и каждый был занят делом.

Олег появился ровно через десять минут. Он не скрывал, что рад видеть девушку, хотя держался почему-то довольно отчужденно. Еще раз попросил прощения за опоздание, и предложил не тянуть с делом. Для начала показал Марине ее будущий кабинет. Это была небольшая, уютная комната с французским окном во всю стену, из которого открывался вид на Неву — при необходимости окно затягивала песочно-золотистая штора, сквозь которую почти не пробивался свет. У окна стоял стол с проекционным блоком компа, напротив него — удобное кресло, чуть дальше у примыкающей к окну стены — кушетка. Кабинет был оснащен великолепной стереосистемой, обеспечивающей объемный звук. Еще одна стена, за столом, была полностью закрыта разделенным на две части — для одежды и для документов и книг — шкафом. Мебель, ковер, стены — все оформлено в мягких песочных тонах, не раздражающих взгляд и успокаивающих сознание.

Потом обсудили условия. Олег готов был платить начинающему психологу сразу же четыре тысячи в месяц, что составляло чуть больше двух зарплат на ее прежнем месте работы. График — тридцать и более часов в неделю, которые можно распределить по собственному выбору на четыре и более дня. Все «более» оставались полностью на усмотрение Марины, главное, соблюсти минимум.

Испытательный срок — один месяц, который не пойдет в зачет в случае ее отрицательного решения по его истечении, но будет зачитан, если девушка согласится продолжить работу. Видя, что Велагина уже практически согласна, Олег познакомил ее с частью персонала — в первую очередь, с управляющим отеля, серьезным молодым человеком, просившим называть его просто Михаил, без отчества, Динарой, полной светловолосой женщиной лет сорока, заведовавшей «девочками», и шестидесятилетней Ириной Витальевной, старшей горничной.

Пообщавшись с ними — о возможной работе, о коллективе, в котором ей предстоит трудиться, о клиентах и сотрудниках, и, заодно, просто о жизни, Марина все-таки согласилась.

Через полчаса они с Олегом подписали предварительный трудовой договор, и Велагина получила работу. Дальше последовали занявшие почти час подробные инструкции, от которых у девушки пошла голова кругом, и она мысленно сделала себе пометку — перечитать специальную литературу. А потом Олег, глубоко вдохнув и выдохнув, внезапно улыбнулся так, как улыбался при их предыдущей встрече — легко и искренне — и сказал:

— Ну что же, с делами покончено. Могу я теперь пригласить тебя поужинать со мной?

— Разумеется, можешь, — недоуменно посмотрела на него Марина.

— Тогда я приглашаю, — Черканов улыбнулся уголками губ.

В чешском ресторанчике на Адмиралтейской набережной оказалось очень уютно, хоть и несколько шумновато, но главное — шеф-поваром этого заведения уже десять лет был немолодой чех, до того долго работавший на той же должности в Праге.

— Единственное в Петербурге место, где можно отведать настоящую чешскую кухню, — рассказывал Олег. — Есть еще очень неплохие рестораны, но там не то. Не знаю, как местным поварам это удается, но вкус блюд, что здесь подают, ничуть не отличается от аналогичных блюд, поданных в Праге. Это ресторан для настоящих ценителей чешской кухни.

— А ты — настоящий ценитель? — лукаво уточнила Марина, аккуратно отрезая кусочек свиного окорока и утаскивая его с деревянной доски на тарелку.

— Если честно, то не совсем. Мне больше по душе французская и итальянская кухня, но иногда их изыски надоедают, и я иду, к примеру, сюда.

— А я не понимаю французской кухни. Эти лягушачьи лапки и гусиные печенки, крохотные кусочки еды в обрамлении тонких листьев салата на огромных тарелках… зачем это все? Зачем придумывать какие-то непонятные изыски и возводить в ранг национального блюда этих… лягушек? Главное, потом сами ведь обижаются, когда их лягушатниками называют.

Олег рассмеялся, разлил по высоким кружкам темное пиво из пузатой глиняной бутыли.

— В следующий раз пойдем во французский ресторан, если ты не против. Я покажу тебе, что такое настоящая французская кухня.

— Следующий раз? Ты так уверен в том, что он будет?

Черканов пригубил пенный напиток, поставил бокал на стол. Взгляд его стал серьезным.

— Нет. Мы встречаемся с тобой всего лишь второй раз, и я уже начинаю бояться, что ты откажешь мне в следующем совместном ужине. Тем более, что у тебя на это есть целая куча причин, начиная с того, что я, наверное, слишком развязно себя веду, и заканчивая тем, что у тебя есть гордость, которая мешает тебе спокойно принимать мои подарки и ходить со мной в рестораны, к которым я привык, потому что это все по твоим меркам очень дорого. А я… я просто устал ужинать либо в одиночестве, либо с деловыми партнерами. Иногда хочется просто пообщаться с интересным и близким мне человеком, только и всего. При этом я избалован своим статусом, вернее — тем, чего требует этот статус, и совершенно не желаю портить хороший вечер дрянной кухней в дешевой забегаловке.