Иная терра.Трилогия, стр. 134

А Стас сидел, оцепенев, не в силах пошевелиться. Он даже почти не дышал — мир вокруг него рассыпался цветными осколками, стены, люди, небо и земля обращались в зеркала, в которых он видел себя — таким, каким был вчера, когда бросал в лицо Алексею отвратительные слова. Искренне и полностью веря в собственную правоту.

— Почему вы решили признать свою вину?

— Есть такое понятие, господин прокурор, — легко и беззаботно улыбнулся Каноров, и от этой улыбки Стасу стало очень светло и очень больно. — Оно называется «совесть».

— Не дерзите суду, — устало сказал судья.

— Прошу прощения.

— Почему вы не пришли раньше?

— Я имел неосторожность сообщить о своем намерении родителям. Они хорошие и честные люди, но слишком меня любят. Меня заперли в квартире, лишив средств связи, читали приходящие мне письма, без моего ведома перевели меня в другой институт, считая, что это поможет мне быстрее забыть друзей. Вчера мне удалось украсть из сумки матери запасной комплект ключей и выбраться из квартиры, когда она ушла.

— Но почему вы пришли только сегодня?

— Мне требовалось уладить некоторые дела.

— У вас есть адвокат?

— Нет, я в нем не нуждаюсь. Я полностью признаю свою вину.

— С какой целью вы взламывали комп Дориана Вертаска?

— Я подозревал, что Вертаск причастен к гибели моего лучшего друга, человека, которого я искренне любил. Он совершил самоубийство год назад. Кроме меня, он близко общался только с Вертаском, хотя я не знаю, что именно их связывало. Когда он покончил с собой, я заподозрил Вертаска и решил проверить. В том числе мне нужна была информация с его компа. В итоге мои подозрения не оправдались.

Он говорил спокойно, четкими, явно продуманными заранее фразами. Продуманными, заготовленными, отточенными — явно не сегодня и даже не вчера решил признать свою вину и спасти друга.

Стас, до боли сжимая пальцы на прочной решетке, люто и самозабвенно ненавидел самого себя.

— Эта история выглядит очень странной, — задумчиво произнес прокурор. — И освободиться из-под домашнего ареста вам удалось очень кстати…

— Я требую проверки с препаратом, — пожал плечами Леша.

— Препарат небезопасен.

— Я знаю. Однако продолжаю требовать проверки с препаратом. Согласно закону от четвертого мая две тысячи шестьдесят третьего года, гражданин, не находящийся под судом, вправе требовать такой проверки прямо в зале суда, если его слова незаконно ставят под сомнение.

— Я знаю закон, молодой человек, — поморщился прокурор. — Что ж… суд удовлетворит требование свидетеля?

— Суд удовлетворит требование, — кивнул судья.

Все происходило быстрее, чем Стас мог осознавать. Он только-только понял, на чем именно настоял Леша, а того уже закрепляли ремнями на специальном кресле, поднесли бумагу на подпись.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — Каноров поставил подпись, позволил зафиксировать правую руку. — Вводите, доктор.

Судебный врач быстро и безразлично сделал инъекцию. Выждал пять минут, проверил зрачки пациента, задал несколько вопросов и махнул прокурору.

— Начинайте. У вас двадцать минут, потом действие препарата закончится. Можно обойтись без начальных вопросов.

— Спасибо, но я предпочитаю классическую схему, — прокурор подошел к Канорову, закрепил на его воротнике микрофон. — Как вас зовут?

— Алексей Геннадиевич Каноров.

— Вы осознаете, где и зачем находитесь?

— Да. Я в зале суда, признаюсь в совершенном мною преступлении.

Вопросы сыпались один за другим, разные, но в сути похожие. Как, зачем, почему… Прокурор докопался до «лучшего друга», заставив Лешу признаться, как все было на самом деле, вынудил подробнейшим образом рассказать, как и что он делал, проникнув на комп Вертаска, что предпринял потом… Все шло по стандартной схеме. Кроме последнего вопроса.

— В результате ваших действий вы убедились в невиновности Вертаска?

Алексей вздрогнул. В его взгляде, до того спокойном и даже почти равнодушном, заметался страх.

— Я… не… не хочу… Нет.

— Что? — потрясенно переспросил прокурор.

— Нет, не убедился.

— Это уже не относится к делу, господин прокурор, — властно, но слегка нервозно перебил судья. — Если у вас еще есть вопросы по существу — задавайте их, времени осталось мало.

Вопросов больше не было. Через пять минут действие препарата закончилось, на Канорова надели наручники и увели. Выглядел Леша страшно — его слегка трясло, взгляд не мог сфокусироваться, ноги заплетались. И ему было очень страшно. Если физическое состояние объяснялось побочным действием препарата, то страх явно имел совершенно иную причину. И причина эта звалась — Дориан Вертаск.

— Подсудимый, встаньте! С вас снято обвинение в покушении на жизнь, здоровье, безопасность и право на коммерческую тайну путем сетевого проникновения. Вы обвиняетесь в распространении запрещенной министерством безопасности литературы, и в сознательном и злонамеренном использовании поддельных документов и поддельного идентификационного чипа. Вам есть что сказать в свое оправдание?

— Нет, — хрипло ответил Стас. — Я признаю свою вину и ожидаю решения суда.

— Суд удаляется на совещание.

Вот и все.

Пятая часть

V.I

Что такое ад? Каждый представляет себе его по-своему. Кому-то видятся котлы с кипящим маслом, где черти варят грешников, кому-то — ледяные пустыни и острые пики, на которые нанизаны изнывающие от холода и боли люди, кто-то думает о терзании голодом и жаждой на манер Тантала, когда в изобилии есть вода и пища, но стоит к ним потянуться, и они исчезают. Кто-то более оригинален, и переносит в ад то, что ненавистно в жизни — бюрократию, вопиющую безвкусицу, недвижимые часами дорожные пробки или даже собственного непосредственного начальника. Стас об устройстве ада никогда не задумывался. До сегодняшнего дня. Теперь, когда приговор был оглашен, в голову полезли непрошеные воспоминания о рассказах старых знакомых, еще трущобных. Парни, кому удалось выбраться, бледнели при упоминании заключения, хоть не боялись ни бога, ни черта, ни полиции. Помещение отдела тестирования осужденных — ОТО — находилось все в том же здании следственного изолятора. Сразу после суда молодого человека перевели в ведение ОТО.

— Имя, фамилия, статьи, срок заключения? — безразлично поинтересовался толстый усатый мужик в сержантских погонах, сидевший за большим монитором.

— Станислав Ветровский, шесть-три-один, пункт «би», и семь-два-ноль, пункт «си», пять лет.

Сержант удивленно поднял взгляд.

— Я смотрю, тебя по полной закрыли, парень, — почти с сочувствием сказал он. — Ладно, что теперь… Профессия, навыки вождения, особые умения?

— Обучался на психолога, почти окончил второй курс. Вожу гравицикл по правам, умею водить автомобиль, но прав нет. Особые умения — влипать в неприятности, — максимально равнодушно проговорил Стас.

Он понимал, что нарываться не стоило, но интуиция подсказывала, что этот человек сам по себе ему зла не желает, и даже чуть жалеет.

— Ты особо не зубоскаль тут, а то и без зубов остаться можно, — сержант даже не улыбнулся. — Здесь у меня почти все такие… с особым умением влипать в неприятности. Одна ошибка — ты не влип, ты вляпался по самую макушку. И от того, как ты себя здесь поведешь и покажешь, зависит то, в каких условиях ты проведешь остаток жизни. А ты молодой, сильный, лет тридцать выдержишь, поприносишь пользу… государству.

— Я приговорен к пяти годам, — поправил Стас.

— Ага, именно. А за год набираешь взысканий примерно на год. Вот и считай: год сидишь — год добавляется, год сидишь — год прибавляется. Так что…

— Но ведь выходят некоторые!

— А если хочешь выйти, и вовсе слушайся меня больше, чем отца родного!

— Я сирота.