Поиск в темноте, стр. 2

Только стукнуло легонько по крылу.

Машина остановилась, а водитель все еще сидел за рулем, и нога все еще продолжала прижимать педаль тормоза. Потом он заглушил мотор, толкнул дверку, выскочил. Обежал машину сзади. Он еще надеялся, что самого страшного не произошло, что девушка не попала под колесо, тогда бы тряхнуло (он бы услышал), он же видел, как ее крылом отбросило в сторону. То, что ее бампером ударило по голове, он – из-за капота – увидеть не мог.

Скомканная, смятая в комочек, она лежала у поребрика. Он опустился на колени возле нее, осторожно повернул ее, приподнял. Уже потом подумал, что, может быть, трогать ее не следовало. Горячие капли упали ему на руку, голова девушки неловко запрокинулась на твердом камне поребрика. Он сдернул с себя кепку, подложил ей под голову. Посмотрел на свою руку, вытер ее о куртку. Оглянулся и увидел телефонную будку.

Телефонная трубка все еще висела на шнуре, еще не подняв ее, шофер услыхал голос дежурного, упрямо повторявшего: «Говорите, я “ноль-два”, слушаю…»

Машина милиции прибыла даже раньше, чем «скорая». За «скорой» подкатил и дежурный ГАИ на желтых «Жигулях». Пока автоинспектор растягивал ленту рулетки, замеряя длину темных тормозных полос на асфальте, шофер опять присел возле девушки, но его отодвинули в сторону. Несколько раз сверкнула фотовспышка.

Потом врач потрогал голову девушки, приоткрыл ей веки, закрыл опять. Выпрямился.

– Что? – спросил шофер.

Врач только глянул на него и промолчал. Рядом поставили носилки. Шофер сам помог поднять девушку, осторожно придерживая ее, как бы боясь разбудить. Машина с красным крестом ушла.

Автоинспектор вытащил из сумки бланки протокольных дорожных происшествий, подозвал шофера. Тот глядел вслед уходящей «скорой» и не слыхал, инспектор окликнул его еще раз. Только тогда шофер повернулся к нему.

– Девочка совсем… чего ж это она?..

Новый сценарий полковника Приходько

Приказом по Управлению за успешное расследование дела Аллаховой и всей ее воровской «фирмы» мне, Евгении Сергеевне Грошевой, присвоили следующее звание старшего лейтенанта, и я уже рассчитывала надеть свою форму, пока хранившуюся в Управлении, и примерить новенькие погоны. Но у моего начальника – полковника Приходько, появились опять свои соображения.

– Успеете еще обрядиться в мундир, – сказал он. – Подумаешь, чин – один просвет три звездочки. Вот дослужитесь до двух просветов, станете «ваше высокоблагородие», тогда и наденете.

Пришлось вернуться на работу, на главный склад Торга, которым теперь, после Аллаховой, заведовала моя старая знакомая, Рита Петровна. Она провела меня товароведом по отделочным материалам, на полставки, так как я все еще числилась студенткой-заочницей Торгового института и липовая моя анкета по-прежнему лежала среди честных анкет прочих заочников, из списков меня не вычеркивали. Работа на складе много времени не занимала, и когда я отлучалась по делам «ведомства полковника Приходько», то мои «отделочные материалы»: разные там облицовочные плитки и сухие штукатурки – спокойно ожидали меня на складе. Рита Петровна – старый торговый работник – женщина была сообразительная и лишних вопросов мне не задавала, даже если они у нее и появлялись…

В ноябре советская милиция, как обычно, отмечала свой юбилейный день.

В просторный зал Театра музыкальной комедии собрались работники Управления и отделов милиции. Моего соседа по квартире – пенсионера Петра Ивановича – как бывшего журналиста, когда-то много занимавшегося милицейскими делами, пригласил сам полковник Приходько.

Меня, конечно, нет.

– Не хочу пока, чтобы вас среди работников милиции видели, – заявил он. – Вас Максим Крылов по гостевому проведет.

Журналиста Крылова полковник Приходько знал еще по делу Аллаховой. Завотделом районной газеты Максим Крылов был давним знакомым Петра Ивановича, даже его учеником. Раза два в неделю он приезжал к нам из Ордынки на своем «Запорожце» и до глубокой ночи сражался с Петром Иванычем в шахматы. По тому же делу Аллаховой я была обязана Максиму, можно сказать, жизнью, но отношения у нас так и остались просто дружеские, ни он, ни я не торопились их перевести в какие-либо другие, – у каждого из нас осталась недобрая память о своем семейном прошлом. Петр Иваныч, хитро поглядывая на нас, советовал еще раз прочитать рассказ Джека Лондона «Когда боги смеются».

Но пока боги не смеялись, слава богам – им было не до нас…

Мы с Максимом последними пробрались в зал, когда торжественная часть уже началась, и примостились на самом заднем ряду. Петр Иваныч сидел вместе с полковником Приходько в президиуме, среди начальников отделов и гостей, приглашенных на торжество. После всех официальных поздравлений Петра Иваныча тоже попросили сказать несколько слов.

Все выступавшие, как обычно, зачитывали с трибуны свои приветствия, вписанные в аккуратные красные папки.

Петр Иванович выступал экспромтом.

– Вы – пограничники! – обратился он в зрительный зал. – Вы стоите на рубеже, на границах взаимоотношений гражданина и общества, человека и закона. Все издержки нашего школьного, семейного и общественного воспитания, все конфликты, которые в быту не решаются мирным порядком, сваливаются на вас. За вами уже никого нет, поэтому именно вам и приходится расхлебывать наши личные и общественные грехи.

Петр Иванович замолчал, потер подбородок, собираясь с мыслями.

Я заметила, как полковник Приходько посмотрел на него со своего места искоса и как бы с неким любопытством.

Максим шепнул мне на ухо:

– Беспокоится полковник, как бы Петр Иваныч чего бы такое, к празднику не подходящее, не произнес.

Конечно, Петр Иваныч и сегодня нарушил строгую программу заседания. Он задумчиво посмотрел в угол зала, где стоял стенд с фотографиями награжденных за добрую службу в милиции.

– Как известно, Бог создал человека без запасных частей, – сказал он без улыбки. – И жизнь у него одна. У работника милиции она одна тоже. И когда он, защищая, кого ему доверено защищать, бросает эту единственную жизнь навстречу пуле бандита или под колеса пьяной автомашины – он совершает подвиг, достойный памятника.

Мы с Максимом похлопали вместе со всеми. На этом торжественная часть закончилась, мы выбрались из зала и направились домой.

Я прошла на кухню готовить свои «фирменные» гренки к кофе. Максим заявил, что ему скучно сидеть в комнате одному, поэтому пристроился на кухне в уголке, за холодильником, – единственное место, где он мог сидеть так, чтобы я не запиналась за его ноги.

– Леший бы их побрал, архитекторов-строителей, – ворчала я, лавируя, как конькобежец, между электроплитой, холодильником и кухонным столом. – Надо же, спроектировали, построили целый микрорайон, тысячи квартир, и все вот с такими кухоньками. Сколько семей они лишили удовольствия по-человечески принять товарища, знакомого, забежавшего на огонек! Что, им было невдомек, что по современному скоростному образу жизни кухня – это и столовая, и гостиная, и, бывает, нет ни времени, ни желания каждый раз накрывать в комнате и таскать посуду из кухни?

Максим соглашался, конечно, и подбирал ноги под табурет.

Мы не ожидали скоро Петра Иваныча, но он появился, как только я сняла сковороду с плиты.

– Что это? – удивилась я. – А банкет?

– Какой там мне банкет… – прокряхтел Петр Иванович. – А что, разве помешал?

– Нет, не особенно!

– Полковник на своей машине велел подбросить. Сказал, Евгения Сергеевна, поди, там скучает в одиночестве. Скучает?! Я уж промолчал.

– И вам это удалось?

Петр Иваныч осторожно вытащил из внутреннего кармана пиджака пластмассовый фунтик, развернул и подул на лепестки великолепной белой хризантемы.

– Сам полковник из вазы на столе вытащил и просил передать.

Полковник Приходько позвонил мне утром на следующий же день…