Под удельною властью, стр. 16
После ужина молодая девушка, находившаяся все еще под обаянием таинственных слов чудного старика, рассказала Мирону о своей встрече. Крепко задумался старый…
— Не простой это человек, Максимушка! Перст Божий виден на нем… Вещие слова прорицает!..
Помолившись перед иконой, старик крепко заснул, а девушка все еще сидела, раздумывая о словах старого нищего.
XXXII
Князь Андрей был прав: хотя воевать ни с кем не предвиделось, но в верной дружине появилась надобность. Недолго торжествовали новгородцы свою победу; весь удел Новгородский еще до осады Новгорода был разорен суздальскими войсками. Крестьяне разбежались, села и деревни опустели, некому было возделывать землю.
Наступил голод.
Новгороду неоткуда было получать хлеба, и волей-неволей новгородцам пришлось обратиться за ним в Суздальскую область.
— Поволишь отпустить новгородцам хлеба? — спросили князя Андрея его крестьяне.
Князь не велел давать хлеба.
Заволновался Новгород… Не раз собиралось вече, но ничего не могли придумать.
— Ишь, оно дело-то какое выходит, — говорил Лука, — умирать без хлеба приходится…
— Кажись, все у нас в Новгороде имеется!
— Всего-то много, а хлеба нет…
— Эх, у мира животы и тонки, да долги…
— Сами виноваты! Не нужно было с князем суздальским в ссору идти!
— Князь и посадник у нас умные, выручат! — успокаивал Лука.
— Чего тут, дядя, выручать, коли жрать нечего!
— Одно слово, идти прямо к суздальскому князю и просить по чести!
Разговаривавшие обратились к посаднику Якуну.
— Не даст он, други, хлеба нам, пока сидит в Новгороде нелюбый ему князь! — ответил последний.
— Не погибать же Новгороду из-за князя! Коль не мог нам помочь, пусть подобру от нас уходит… Пойдемте просить в Суздаль, пусть дадут нам князя, который им люб!
Роман Мстиславич поневоле должен был оставить Новгород. Тем временем отец его Мстислав скончался, и он поехал в Василев на его стол. Новгородцы сейчас же послали послов в Суздаль просить нового князя. Андрей знал великую нужду Новгорода в хлебе и, как опытный политик, не сразу согласился.
— Как давать-то вам князя! — насмешливо проговорил Андрей. — Опять не люб вам станет, опять прогоните!
Сознавая свою вину, новгородцы молчали.
— Теперь ведь голод заставил вас прийти ко мне, а чуть животы набьете, опять кричать станете: «Умрем за святую Софию!»
Тяжело было слушать новгородцам насмешливые слова князя. Это хорошо понимал и сам Андрей.
— Аль дать уж вам? — вдруг смилостивился он. — Только, чур, не ссорьтесь с ним! Пошлю вам Рюрика Ростиславича, чай, знаете, поди?
Потупились новгородские послы, не люб был им предлагаемый князь: он был в числе князей, нападавших на Новгород. Кроме того, они отлично знали мстительный характер Ростиславичей и боялись.
Другого исхода не было, пришлось согласиться.
— Голод не тетка! — насмешливо проговорил Харлампий Краюга, когда вернувшееся посольство объявило на вече о выборе нового князя.
— Подкормимся — так и переменим! — сказал кто-то из новгородцев.
Ту же надежду питали и все новгородцы. По-прежнему собирались они тайно, судили и рядили о поступках своего князя и ждали только случая, чтобы сменить его.
Старик Акинфий не раз говорил на вече:
— Какого же еще вам князя нужно? Сами своей волей правите, князь из нее не выходит, а вы все недовольны!
— Эх, дедушка! Не привык Осударь Великий Новгород в путах ходить!
— Не по душе нам князь: строптив больно! — добавил Лука.
— Жгуча крапива родится, да во щах уварится! — сказал старый гость.
Понял и Рюрик, что не усидеть ему на новгородском столе, и когда брат его Роман, после смерти Глеба Юрьевича, был поставлен Андреем киевским князем, он перебрался к нему на юг.
— Вот толковал, дядя, о крапиве-то! — шутил Краю-га. — Она и сама по себе и вымерзла…
Снова задумались новгородцы и обратились к Андрею за новым князем. Андрей не стал долго томить их и посадил на новгородский стол сына своего, Юрия.
— На этот раз даю вам сына в князи, не забижайте его!
Этот выбор князя пришелся по душе новгородцам.
XXXIII
Вместе с молодым князем перебрались в Новгород Фока и Василько. Отправляя сына на княжение, Андрей обратился с наказом к сопровождавшим его дружинникам:
— Служите сыну моему, как и мне! Не давайте его в обиду новгородцам! А коли что — ко мне вы шлите весть: я с Новгородом справиться сумею!
На этот раз Новгород принял своего нового князя «с ласкою великою». Еще далеко за городом били челом ему посадник Якун, бояре и именитые граждане.
Старик Акинфий был очень обрадован возвращением Фоки.
— Привел Господь нам с тобой опять свидеться! — радостно приветствовал он дружинника. — То-то внучка обрадуется тебя увидеть! Ты у нас и живи.
— Аль опять меня в боковушку засадить хочешь?
— Теперь ты с князем сюда приехал, а не на разор… Гостем нашим будешь!
Фока скоро прибежал в дом Акинфия: его неудержимо тянуло повидаться с Евфимией, которая своею ласкою так скрасила его плен. Как маков цвет зарделась девушка, увидя нежданного гостя. Она с волнением смотрела на него.
— Неужто и впрямь это ты, парень? — удивленно-радостно воскликнула наконец девушка. — Вот не чаяла тебя видеть!..
— Беседуйте, милые, промеж себя! — ласково улыбаясь, сказал старик.
Он давно заметил сближение молодых людей и радовался этому.
«Хорошая была бы парочка, если б поженить их!» — думалось Акинфию. В возвращении Фоки он видел указание свыше.
Василько тоже понравилась эта девушка, он сейчас же сказал товарищу:
— Вот для тебя и невеста!
В эту минуту далекий образ Марины предстал перед его глазами.
«Где-то она теперь? — тоскливо подумал он. — Неужели мы для того встретились, чтобы никогда больше не увидеться?»
Оба названые брата сделались частыми гостями в доме Акинфия. Поселиться у последнего Фоке не пришлось. Дружинники помещались на княжем дворе, и князь, несмотря на просьбы Фоки, не разрешил ему жить в другом месте.
Василько особенно полюбился работник Кузьма. Кряжистый молодой дружинник давно искал себе достойного противника, последнего он нашел в Кузьме. Частенько они боролись на просторном дворе дома, причем победа была на стороне то одного, то другого. Не всегда удавалось громадному новгородцу уложить кряжистого суздальца. При виде их борьбы загорались старческие глаза Акинфия. Вспоминал он в эту минуту, как в былое время плавал на ладьях далеко по Ильменю, с ливонцами меткой стрелой переведывался, охраняя свои товары, как разил мечом врагов Осударя Великого Новгорода… все вспоминал в это время старый гость новгородский.
— Эх, — говорил он борцам, — был и у меня сынок, да сразила его стрела вражеская! Умерла с тоски и жена его, оставив малютку Евфимию на мое попечение… Недолго мне и самому жить осталось! — вздыхал старик. — На кого тогда моя сиротка останется? Нашелся бы при жизни моей добрый молодец, друг ей по сердцу, — выдал бы я внучку за него… Тогда бы мне и умереть было легко!..
Внимательно слушал Василько слова старика и как-то раз, сидя с ним вдвоем, решился ему сказать:
— А что, дедушка Акинфий, какую думу про моего товарища Фоку ты держишь?
— Неча сказать… и лицом, и разумом вышел… Смирен больно… Да ты с чего меня пытать-то вздумал? — усмехнувшись, спросил он Василько.
Тот замялся.
— Товар, дедушка, у тебя водится, так я купца тебе нашел!
Старик пытливо взглянул на собеседника.
— Ишь ты, парень, какой разговор завел… Такое дело круг пальца не обведешь… Подумать нужно!..
— Да что тут думать, дедушка! Сам, поди, видишь! — и Василько указал на оживленно беседующих молодых людей.
Старик ничего не ответил. Истово перекрестившись на образ Спаса, он подошел к внучке.
— Люб тебе Фока аль нет? — обратился Акинфий к ней.