Французский садовник, стр. 52

Потом они лежали рядом, опьяненные пережитыми мгновениями близости.

— Ты доставила мне невероятное наслаждение, милая! — воскликнул Дэвид. — А теперь я вручу тебе награду. — Он вскочил с постели и голым вышел в гардеробную. Миранда накрылась простыней, ожидая подарка.

— Надеюсь, ты не потерял голову! — крикнула она. В «Тео Феннелл» легко лишиться рассудка.

— Ради тебя можно пойти на любое безумство. Разве ты этого не заслуживаешь, дорогая? Я оставляю тебя одну на всю неделю, мы почти не видимся. Это лишь знак того, как я ценю тебя и люблю. — Дэвид вышел из гардеробной с красной коробкой в руках. Миранда мгновенно поняла, что подарок куплен не в «Тео Феннелл»: у них коробки розовые с черным. Она ощутила укол разочарования, но постаралась этого не показать. — Счастливого Рождества, милая.

— Спасибо. — Она нерешительно замерла, прежде чем открыть коробку. — Что же ты мне купил?

— Открой, — нетерпеливо улыбнулся Дэвид.

Внутри коробки лежал бриллиантовый кулон в форме сердечка. Если бы не звонок из «Тео Феннелл», Миранда пришла бы в восторг. Да и какая женщина не обрадуется бриллиантам? Но теперь все ее мысли занимало украшение, на котором Дэвид заказал гравировку. Если оно предназначалось не ей, то кому же?

Весна

Глава 21

Как изумительно красива красная верба. Первые крохотные ростки бледно-желтых нарциссов пробиваются из-под земли

«Хартингтон, 1980 год. Смена времени года породила перемену и во мне. Это было брожение соков, расцветание, словно чудесный бутон неожиданно проглянул сквозь снег. Внешне ничто не изменилось, я держалась так, будто между нами не было никакого объяснения, но в душе не могла забыть признание М.Ф. Внезапно то, над чем я раньше никогда не задумывалась, стало занимать все мои мысли, словно морковка перед мордой ослика, который прежде скромно довольствовался травой. Мне следовало отослать М.Ф. домой, тогда мы оба избежали бы ужасных страданий и боли. Но откуда мне было знать, что нас ожидает, ведь в те дни я испытывала к нему всего лишь дружескую привязанность. Когда на смену морозам пришла оттепель, я вдруг обнаружила, что все больше думаю о нем. Если прежде мысли мои рассеянно скользили, ни на чем не останавливаясь, то теперь я все чаще представляла себе его смех и широкую заразительную улыбку, от которой у меня замирало сердце. Ночи стали для меня мучением, а днем нас окутывала тяжелая давящая тишина, наполненная электричеством, как бывает летом перед грозой. Возможно, если бы Филипп больше бывал дома, ничего не произошло бы. Но он почти все время отсутствовал. Мне было одиноко. Постоянные отлучки Филиппа еще больше сблизили нас с М.Ф. Наконец, измученная одиночеством, я позволила этому случиться. Я боролась с чувством вины. Меня охватывали то радость, то ярость и отчаяние, когда я сидела на скамейке в нашем садике, размышляя о безнадежности этой запретной любви. Каждый раз, стоило мне отдаться несбыточным мечтам, как лица детей вставали передо мной, мгновенно возвращая меня к ужасной реальности, убивая всякую надежду. Я любила М.Ф., но детей любила больше.

Филипп был все так же бодр и доволен жизнью, целыми неделями пропадая то во Франции, то в Испании. В бесконечных поисках новых вин ему случалось забираться еще дальше, в Аргентину и Чили. Увлеченный своими исследованиями, он не замечал, как крохотное зернышко любви к другому прорастает в моем сердце. Поначалу я притворялась, что не вижу его, потом пыталась скрывать, но семечко все росло. Дерзкое зернышко любви, посеянное М.Ф. в тот день в лесу».

Аву терзало смятение. Как можно любить двух мужчин одновременно? Ее любовь к Филиппу нисколько не уменьшилась, не ослабела, но и чувство к Жан-Полю с каждым днем разгоралось все сильнее. Раньше она думала, что романы на стороне возникают, лишь когда брак уже дал трещину. Но их с Филиппом союз был счастливым. Его не омрачали ни ссоры, ни даже скука. Так откуда же это влечение к Жан-Полю?

Вначале она пробовала отдалиться от Жан-Поля. Отсылала его в дальние уголки сада, но и там, невидимый, недосягаемый, он постоянно присутствовал в ее мыслях. Затем она попыталась внушить себе, что ее любовь всего лишь сестринская привязанность. В конце концов, они проработали в саду бок о бок почти полгода, и вполне естественно, что она чувствует себя старшей сестрой француза. Но когда началась оттепель, из земли показались первые подснежники и нарциссы, Ава больше не могла лгать себе. Теперь она знала: эта любовь не что иное, как страсть, ее все больше влекло к Жан-Полю.

Она наблюдала, как Жан-Поль преображается у нее на глазах. Он приехал к ней в дом осенью заносчивым, самоуверенным, беспечным молодым человеком. Но мало-помалу сад изменил его. Ава даже не представляла себе, какую важную роль в этой перемене сыграла она сама. Жан-Поль неустанно наблюдал за ней. Ава представала перед ним в окружении растений и животных, в обществе детей и мужа или одна, не сознавая, что обладает редкой волшебной силой. Была ли то магия Авы или ее сада, но Жан-Поль действительно изменился к лучшему. Он стал мудрее, к нему пришло понимание красоты, способность тонко чувствовать окружающий мир. И источником этих перемен, конечно же, была любовь. Чем больше любви носил он в своем сердце, тем добрее и человечнее становился.

Однажды в марте Жан-Поль предложил съездить на полдня к морю.

— Мы могли бы пообедать в каком-нибудь пабе. Мне бы хотелось получше познакомиться с Дорсетом. — Он протянул вперед руку ладонью вверх и пожал плечами. — Зарядил мелкий дождь. Мы мало что сумеем сделать в такую погоду. — Жан-Поль умоляюще улыбнулся, и Ава не смогла ему отказать.

— Прекрасная мысль, — отозвалась она, стараясь скрыть охватившее ее беспокойство. Одно дело оставаться наедине с Жан-Полем в собственном саду, и совсем другое — провести весь день вдвоем на взморье. Это было бы неправильно. — Я скажу Филиппу. Возможно, он захочет поехать. — Жан-Поль помрачнел. — Наверное, он слишком занят, но нам все же стоит его спросить — я знаю, ему будет приятно, — поспешно добавила Ава, направляясь к дому.

Филипп сидел у себя в кабинете. Собаки свернулись на коврике у камина, магнитофон на низком шкафу негромко играл классическую музыку. Филипп так глубоко погрузился в чтение, что не услышал приближения жены.

— Милый, — тихо позвала Ава, встав возле мужа. — Прости, что помешала тебе. — Филипп поднял глаза и рассеянно моргнул, все еще поглощенный мыслями о книге, но, увидев Аву, ласково улыбнулся.

— Ты никогда мне не мешаешь, Кустик, — сказал он, положив книгу на колени.

— Жан-Поль предлагает съездить к морю. Ему хочется увидеть Дорсет. Погода дождливая, в саду делать нечего. Мы могли бы заскочить в паб пообедать. Почему бы тебе к нам не присоединиться? Будет весело.

— Хотя предложение прокатиться с женой к морю под моросящим дождем кажется мне чертовски соблазнительным, я вынужден отказаться, — проговорил Филипп, и Ава, к собственному ужасу, испытала облегчение. Пытаясь приглушить чувство вины, она сделала разочарованное лицо и поцеловала мужа в щеку. — Я вижу тебя насквозь, Кустик, — рассмеялся Филипп.

— Насквозь? — покраснев, повторила Ава.

— Ну да. — Филипп внимательно вгляделся в лицо жены. — Ты боишься, что одной тебе будет скучно с Жан-Полем, верно?

— Вовсе нет.

— Я тебя знаю, Кустик. Ты для меня открытая книга, самый захватывающий бестселлер. — Он добродушно рассмеялся. — Боюсь, тебе придется поехать одной. Уверен, ты справишься.

— Ну ты и чудовище! — воскликнула Ава. — Вечно бросаешь меня, а я должна возиться с ним. Имей в виду, ты у меня в долгу. Надеюсь, тебе это известно.

— Проси у меня все, что пожелаешь.

— Я тебе это припомню.

Филипп привлек жену к себе и поцеловал в лоб.

— Надеюсь.

Ава вышла из комнаты, тихо затворив за собой дверь.

Жан-Поль с Авой ехали по узкой извилистой дороге к побережью, и она чувствовала непривычное смятение, словно подросток на первом свидании. Жан-Поль, напротив, держался свободно, откровенно радуясь обществу Авы и любуясь картинами ранней весны. Движущиеся «дворники» с регулярностью часового механизма сметали дождевые капли с ветрового стекла: «тик-так, тик-так», — и Ава вдруг необычайно остро ощутила быстротечность времени. Любовь обрушилась на нее как торнадо, оторвала от земли, унесла и забросила неведомо куда. В конце лета Жан-Поль вернется во Францию, и оба они исцелятся от этого безрассудного увлечения. Но, размышляя о том, что могло бы случиться и не случилось, она всегда будет повторять себе, что не могла поступить иначе. Как замужняя женщина она должна была отвергнуть Жан-Поля.