Циркус, стр. 34

Паля вздохнула, слезла с маминых колен, сердито на всех посмотрела и сказала.

— Я сейчас пойду в свою комнату плакать потому, что очень мне все это обидно. Только вы туда не ходите, я одна хочу плакать. Ладно?

— Да, дочка, — сказали папа и мама и грустно посмотрели друг на друга, кухонная фея вспорхнула и полетела на кухню, а домовой слез со стула и полез в свою норку.

А Паля пошла в свою комнату, там она залезла на кровать, засунула голову в подушку и решила плакать, но только у неё ничего не получилось потому, что она услышала тоненький голос домовенка.

— Чуть меня совсем не придавила, — крикнул домовенок, вылезая из-под подушки. — Ты зачем на мою кровать залезла?

— Почему на твою? — спросила удивленно Паля. — Это моя кровать.

— Ничего она уже не твоя, — сказал он. — Это теперь моя кровать, а ты уже уезжаешь неизвестно куда.

— А ты уже, наверно, и обрадовался? — сказала Паля. — Только я ещё подумаю сначала, ехать мне, или не ехать.

— Нечего тут думать, — сказал домовенок. — Раньше надо было думать, когда с орками и троллями дралась, а теперь уже поедешь, и теперь я на этой кровати буду спать. Паля вздохнула.

— Но я же ещё никуда не уехала, я же ещё здесь, а ты меня уже прогоняешь.

— Так езжай уже, — сказал домовенок. — Тебе уже давно пора ехать.

— Как пора? — растерянно спросила Паля.

— Так и пора, — сказал домовенок. — Волшебники решили, что ты будешь учиться у одного чокнутого волшебника.

— Чокнутого? — удивилась Паля. — Почему чокнутого?

— А потому, что он уже давно из ума выжил. У него и дома нет.

— Как дома нет? — спросила Паля, настроение у неё совсем стало плохим.

— А он уже давно в пещере живет, так его домовой сказал. У него и есть нечего, ты там от голода умрешь, и эта кровать совсем будет моя. Так что давай уже вставай с моей кровати и уезжай.

— Ну, почему так? — вздохнула Паля. — Почему все меня прогоняют, как будто всем я мешаю? И зачем я только на свет родилась такая?

— Ага, — согласился домовенок. — Неправильно ты родилась. Надо было не волшебницей рождаться, а как я, домовым, и никто бы тебя никуда не отсылал.

— Не приставай к ней, — сказал старший домовой, появившись из норки. — Не видишь, девочка расстроена. А поедет она не сегодня, а только завтра, как только проснется. И уходи от неё. Домовенок подбежал к краю кровати и спустился вниз.

— Ты не расстраивайся очень-то, — крикнул он. — Я, может, к тебе в гости приходить буду. Паля проводила домовых взглядом и снова зарылась лицом в подушку.

— И почему я такая невезучая? — прошептала она. — Я же ещё маленькая, я с мамой и папой жить хочу, а не уезжать куда-то, неизвестно куда… Она заплакала и плакала долго, пока не заснула.

А потом…

А потом уже была совсем другая история.

Конец первой истории.

Вторая история

Глава первая

Это плохой день начался с того, что Паля сквозь сон услышала голос домовенка.

— Вставай, дылда, уже утро. Паля открыла глаза и увидела домовенка важно расхаживающего по её кровати.

— Ты зачем меня разбудил? — удивленно спросила Паля.

— Как зачем? — спросил домовенок. — Солнце светит, я проснулся, ты сегодня уезжаешь, поэтому вставай с моей кровати. Паля вздохнула.

— Зачем ты ко мне все время пристаешь? — спросила она. — Я же в твою норку не лезу, тебе в ухо не кричу, и у тебя кровать не отбираю.

— Ты и не сможешь залезть в норку, даже если очень захочешь, — сказал домовенок. — Ты вон какая уже большая дылда выросла, а норка маленькая, это мы — домовые везде можем пролезть.

— Как хорошо мне было, когда вы — домовые от меня прятались, когда я думала, что вы не существуете, — вздохнула Паля. — Так хорошо и спокойно я жила, просто я ещё тогда об этом не знала.

— Ты с кровати-то слезай, я потом в ней спать буду, — крикнул домовенок. — А сейчас мне некогда, я потом приду.

Он почему-то быстро спрыгнул с кровати и юркнул в норку. Потом Паля услышала в коридоре шаги, дверь открылась, и в комнату вошла мама, глаза у неё были грустные и усталые.

— Доброе утро, дочка, — сказала она.

— Здравствуй, мама, — сказала Паля. — Ты почему такая грустная? Мама улыбнулась, но глаза её стали совсем черными, как бывали всегда, когда она сердилась.

— Мне на самом деле грустно, дочка, потому что сегодня ты уйдешь от нас, а мы с папой останемся одни, нам будет плохо без тебя и очень одиноко.

— Я не хочу никуда уходить, я хочу жить с вами, — сказала Паля.

— Я знаю, дочка, — мама грустно улыбнулась и погладила Палю по голове. — Но ты уже выросла, и тебе надо учиться волшебству.

— Ну, если и вы не хотите, и я не хочу, то давайте я никуда и не буду уходить? — предложила Паля. Мама покачала головой.

— Нет, дочка, это как платье, ты из него вырастаешь и уже никогда не сможешь его одеть. Вот так ты понемногу выросла из нашего дома, теперь перед тобой открывается весь мир…

— Ничего я ещё не выросла, — сказала Паля, и у неё от обиды даже задрожал голос.

— Мы, дочка, волшебники, и от нас слишком многое зависит в этом мире, — вздохнула мама. — Мы не можем поступать так, как обычные люди. Ты должна учиться, потому что у тебя оказались и мои способности к волшебству, и папины, а может быть ещё и кого-то из наших дальних родственников. А среди них были великие волшебники. И о том, что они сделали давным-давно, помнят и сейчас.

— А что в этом плохого, что человек стал волшебником? — спросила Паля. — Ну, может, ещё не человек, а совсем маленькая девочка. Мама улыбнулась.

— Плохого в этом ничего нет, — сказала мама. — Это хорошо, но человек с такими способностями обязательно должен учиться, иначе может случиться так, что он использует свои способности во вред всем. У Гракса были неплохие способности, но он их использовал только для того, чтобы собрать вокруг себя разных чудищ, чтобы пугать людей и отбирать у них все, что они имели.

— А может быть так, что никаких способностей у меня нет, что у меня это просто случайно получилось? — спросила Паля. — А может быть я совсем обыкновенная девочка, а вы меня куда-то отправляете?

— Может быть, дочка, — сказала мама и погладила Палю по голове. — Вот ты и уйдешь к одному старому мудрому волшебнику, он посмотрит на тебя, определит твои способности, и если они у тебя есть, то он будет учить тебя волшебству, а, если у тебя нет никаких способностей, то ты вернешься обратно.

— Но я не хочу никуда уходить… Мама вздохнула.

— Я тоже не хочу, чтобы моя самая красивая и умная дочка отправилась куда-то одна, без меня. Я хочу каждое утро видеть её, разговаривать с ней, и радоваться, видя, как она растет с каждым днем.

Но, если ты останешься с нами, и вдруг получится так, что ты случайно сделаешь что-нибудь такое, о чем потом будешь горько сожалеть? А что ещё хуже, сделаешь такое, о чем пожалеют все, кто живет в этом мире? И мы с папой никогда не сможем себе этого простить.

— А я не буду ничего такого делать, — сказала Паля. — Я уже решила, что совсем не буду волшебницей, мне это уже не нравится. Мама ласково погладила Палю по голове.

— Давно известно, кто хоть раз в жизни сотворил волшебство, тот будет делать его и дальше. Обязательно случится так, что ты опять воспользуешься своей магической силой, может быть просто спасая свою жизнь от орка, или какого другого злого существа…

— А почему вы меня сами не можете учить? — спросила Паля. — Вы же уже учили меня, и у вас хорошо получилось, раз все про меня узнали…

— Ты не стала хорошей волшебницей, дочка, — вздохнула мама. — Ты только показала всем, что у тебя есть магическая сила. И мы не учили тебя, а только дали тебе свои книги, чтобы узнать, способна ли ты к магии. И кроме того у волшебников родителям самим не разрешается учить детей волшебству…

— Почему? Мама улыбнулась.

— Потому, что мы тебя любим и поэтому не сможем быть с тобой строгими, когда это будет нужно…