Мэгги и Джастина, стр. 78

Потом тишину нарушил такой долгий и несмолкаемый грохот, точно под напором неведомой силы внезапно рухнули кирпичные стены. Это был взрыв рукоплесканий, сотрясавших амфитеатр. Между тем из прилегавшего к часовне двора донеслись стук копыт и сухие удары палок о спины жалких кляч. Арена требовала новых пикадоров.

Где-то совсем близко раздался топот ног, оглушительно хлопнули двери, послышались голоса и прерывистое дыхание людей, изнемогающих под тяжестью ноши.

Джастина содрогнулась от ужаса и, не поворачиваясь, вперила в святую деву затуманенные глаза. Голова у нее снова закружилась, ей стало дурно. Нет, она не выдержит, рухнет на эти плиты, потеряет сознание, если останется в этой мрачной часовне. Ей хотелось воздуха, солнца.

Она вышла во двор и снова содрогнулась. Кругом была кровь: кровавые пятна на плитах, из ведер, смешиваясь вместе с кровью, лились потоки воды. Это с арены возвращались пикадоры, сидевшие верхом на окровавленных, искалеченных лошадях.

Джастина выскочила из часовни как ошпаренная, прикрывая глаза рукой, чтобы не смотреть на ужасающее зрелище. Она миновала стену амфитеатра и оказалась на улице.

А здесь по-прежнему светило солнце. Веселые, улыбающиеся прохожие рассказывали друг другу какие-то новости. В маленьких кафе сидели туристы и местные завсегдатаи. И все выглядело так, как будто ничего не происходило. Жизнь текла своим размеренным чередом, ничто не напоминало о крови, которую она — Джастина — только что видела.

Только сейчас Джастина осознала, как хорошо она сделала, что не взяла с собой в путешествие Дженнифер. Она думала об этом еще в Лондоне — поехать в Канберру забрать дочь и уж с ней отправляться путешествовать. Заодно можно было познакомиться с новым мужем матери. Но потом передумала. Знакомство можно отложить на потом, а девочке видеть ее метания ни к чему. Надо сначала прийти в себя и успокоиться.

45

После корриды в Мадридском цирке Джастина не выходила из номера в Гостинице «Дель соль» несколько дней. Она никак не могла прийти в себя. Ей казалось, что выйди она на улицу, ее снова будут окружать кровожадные любители боя быков, с которыми она сидела рядом в амфитеатре. Еще несколько лет назад Джастина не предполагала, что в душе ее могут проснуться такие чувства. Разумеется, раньше она уже видела кровь — иногда в Дрохеде резали овец — но никогда это не было столь отвратительным, отталкивающим зрелищем, как публичное убийство ни в чем не повинного животного.

Джастина даже потеряла аппетит. Она не спускалась вниз в ресторан, предпочитая заказывать лишь кофе и напитки в номер. Наверное, не меньше недели понадобилось ей, чтобы наконец постепенно забыть о пережитом отвращении.

Тем временем дни, оставшиеся до всеобщих выборов в Германии, стремительно пролетели, и наступило то самое воскресенье, которое должно было решить дальнейшую судьбу Джастины. Выиграют ли социал-демократы или представители христианско-демократического союза — для нее, собственно, не имело никакого существенного значения. Главное — найдется ли для Лиона место в большой политике.

В понедельник, когда еще не были известные результаты голосования в Западной Германии, Джастина спустилась в ресторан позавтракать. Очевидно, она провела в номере слишком много времени, потому что почти все места в зале оказались занятыми. Джастина была вынуждена подсесть к невысокому седому человеку в белом костюме. Несмотря на утро, перед ним стояла бутылка андалузского вина, и он неторопливо отпивал из стакана ярко-красную жидкость.

— Доктор Мендес, — представился он по-английски, когда услышал, что Джастина обращается к официанту на том же языке. — Вы, очевидно, американка?

Она покачала головой:

— Нет. Я последнее время жила в Англии, но по происхождению я австралийка.

Мендес кивнул.

— Очень любопытно.

Его английский был хоть и небезупречен, однако он говорил вполне грамотно и без акцента.

— А я учился в Америке, — сказал он, — в медицинском колледже Стэнфордского университета. Правда, это было давно. Сразу после войны.

— У вас частная практика? — спросила Джастина, отпивая горячий кофе.

Доктор Мендес неопределенно покачал головой.

— Можно сказать и так. В основном я работаю с тореадорами.

— Как это?

— А вы ни разу не были на корриде?

— Была. Неделю назад, а может быть, и больше. Я уже не помню, — ответила она. — Я не смогла выдержать до конца это зрелище. Наверное, у меня слишком слабые нервы. Во всяком случае, мне показалось это каким-то варварским наследием прошлого.

— Однако среди тореро вы найдете немало людей, достойных всяческого уважения, — возразил Мендес.

— Возможно и так, но мне это все показалось дикостью.

Мендес задумчиво помолчал, глядя на рыжеволосую собеседницу.

— Вам не кажется дикостью то, что животных убивают на бойнях электрическим током?

— Но там это все скрыто от человеческих глаз и никто не рукоплещет этому. А здесь… — Джастина закатила глаза. — Мне показалось, что я присутствую на церемонии публичного сожжения еретика Средневековья.

Похоже, что доктор Мендес был яростным сторонником корриды, потому что, услышав последние слова Джастины, он страдальчески искривил лицо и посмотрел на нее даже с некоторым сожалением.

— Ну что вы, — протянул он, — в те времена, когда в этой стране властвовала инквизиция, в Испании были куда более жестокие развлечения. Коррида по сравнению с ними все-таки более прогрессивное явление. Во всяком случае, она благотворно действует на нравы в стране.

Джастина изумленно подняла брови:

— Но разве бой быков не существовал в Испании в средние века?

— А, — не выпуская стакана из рук, Мендес начал рассказывать Джастине историю корриды. — Это не совсем так, будто бой быков существует в Испании с незапамятных времен. В Испании убивали животных для забавы — это верно, но раньше не было такого боя быков, который существует сейчас. Да, в рыцарских романах вы найдете немало упоминаний о том, как благородные дворяне убивали быков копьем, рыцари, мавры и крестьяне тоже занимались этим делом, но не было ни профессиональных тореро, ни строгих и четких правил, которым надлежало следовать…

Поскольку Джастина уже избавилась от навязчивых переживаний, оставшихся у нее от посещения корриды, у нее проснулся чисто технический интерес к этому развлечению. А доктор Мендес, хоть и был поклонником корриды, рассказывал об этом без пены на губах, не стремясь эмоционально подавить своего собеседника.

К тому же Джастина ждала известий из Германии о результатах выборов в бундестаг, и ей нужно было занять чем-то полдня, а потому она не без любопытства слушала доктора Мендеса, который воскрешал перед ней вековую историю национального праздника.

— …лишь в чрезвычайных случаях, когда венчались короли, заключался мир или открывалась новая часовня при храме, в ознаменование этих событий устраивались бои быков. Они происходили от случая к случаю. Профессиональных тореро в ту пору не было.

На арену выезжали кабальеро в дорогих шелковых нарядах на своих конях, чтобы на глазах у дам поразить быка ударом копья или кинжала.

Если быку удавалось сбросить всадника на землю, тот, обнажив шпагу, убивал животное с помощью своих слуг. Как придется, не следуя никаким законам.

Если объявлялась народная коррида, то на арену выходило множество людей, чтобы всем скопом напасть на быка, свалить и прикончить его ударами ножей.

— Такого боя быков, как сейчас, не было, — продолжал доктор, — существовала лишь охота на диких быков. Словом, у испанцев имелись другие празднества и забавы, в соответствии с потребностями той эпохи, и не было надобности заниматься усовершенствованиями корриды.

У воинственных испанцев была верная возможность проложить себе путь в жизни: в Европе не прекращались войны, а за океаном, в Америке, нужда в мужественных людях также была велика.

И, наконец, религия зачастую доставляла народу волнующие зрелища: человек дрожал от ужаса, созерцая гибель своего ближнего, и одновременно получал индульгенцию для своей грешной души. Аутодафея, на которых сжигали людей, доставляли такие острые ощущения, рядом с которыми охота на горных животных казалась детской игрой. Инквизиция устраивала огромные, грандиозные празднества.