Любовь против правил, стр. 7

– Вам всегда нравились имена Гиацинт и Александр.

– Да, верно. Гиацинт и Александр Фицхью, – прошептала она, и слезы подступили к ее глазам.

Изабелл снова села. Солнечные лучи заливали комнату сквозь раздвинутые занавески, вспыхивая искрами в золотом узоре блюдец. Она принялась вертеть чашку на блюдце, снова и снова. Изабелл никогда не могла долго оставаться в покое.

А затем она посмотрела на него, отважная, решительная Изабелл, какой он всегда ее помнил.

– Неужели уже слишком поздно вернуть себе часть того, что мы могли бы иметь?

Как будто нужно было его спрашивать. Как будто он не думал о том же самом все время, с тех пор как получил ее первое письмо. Как будто он не готов был ухватиться за этот исключительный, бесценный второй шанс обеими руками и больше никогда его не упускать.

– Нет, – сказал он. – Еще не слишком поздно.

Глава 3

Договор

1888 год

Две недели спустя после званого обеда поверенные с обеих сторон еще раз уселись за стол переговоров. Но хотя новый граф вынужден был склонить голову перед требованиями, предъявляемыми к нему его положением, цена, которую он запросил за свою капитуляцию, была высока, как гора Маттерхорн.

Таково уж воздействие юности и красоты, что мистер Грейвз лишь слегка посетовал по поводу необходимости платить вдвое за этого графа. Переговоры завершились быстро, и Милли снова была помолвлена.

Все это время она не получала никаких вестей от лорда Фицхью. Не было ни записок, ни цветов, ни обручальных колец. Ссылаясь на занятость, он отклонил приглашение на второй званый обед у Грейвзов. На четвертое июня, самый большой праздник в Итоне, когда все родственники и друзья учащихся стекаются в школу, Грейвзы не получили ни единого приглашения на торжества.

И почему бы он должен был вести себя иначе? На месте лорда Фицхью Милли тоже бы бурно веселилась, наслаждаясь последними днями свободы, и не стала бы тратить ни одной драгоценной секунды на тех, к кому вскоре будет прикована на всю оставшуюся жизнь.

Но понимание причин его холодности и отстраненности только ухудшало положение дел. Когда Милли не страдала от горя, ее переполнял стыд. Для будущего мужа она всегда будет символизировать все непривлекательное, что сопутствует совершеннолетию, – сокрушительное бремя долга, отсутствие выбора и ужасную необходимость отказаться от мечты, чтобы заплатить кредиторам.

Безразличие мистера Фицхью, однако, не помешало миссис Грейвз потащить Милли на крикетный стадион «Лордс» в день, когда встречались команды Итона и Харроу.

Крикет был популярной игрой, ею увлекались и молодые, и старые, и джентльмены, и простолюдины. Даже некоторые неравнодушные к такому зрелищу священники иногда присоединялись к своим прихожанам на воскресном послеполуденном матче. И конечно же, эта игра занимала важное место в жизни учащихся престижных школ.

Встреча команд Итона и Харроу на стадионе «Лордс», однако, была не совсем спортивным мероприятием. Или, вернее, спортивным, но также и поводом для всего общества устроить веселый пикник и провести целый день на свежем воздухе под ярким летним солнцем. И поскольку на стадион никаких приглашений не требовалось, это была также одна из немногих возможностей для людей просто богатых поприсутствовать среди титулованной знати.

По этой причине миссис Грейвз всегда начинала еще за несколько месяцев до знаменательного события планировать, как они с дочерью будут одеты. Но два года подряд им пришлось воздержаться. Сначала из-за смерти дедушки Милли со стороны матери, а второй раз из-за желудочного недомогания мистера Грейвза, нуждавшегося в нежной заботе жены и дочери.

В этом году, поскольку никто не испустил дух и даже не занемог, Милли оставалось только безучастно наблюдать, как миссис Грейвз с кипучим энтузиазмом готовится к выходу в свет.

В первый день матча их прекрасное ландо, багажник которого был загружен корзинками для пикника, еще до рассвета отправили в Сент-Джонс-Вуд, чтобы заранее занять место для почтенных леди рядом с игровым полем. Сами же леди покинули дом только в одиннадцать часов, одетые по последней моде в платья от самых дорогих парижских модисток.

Крикет их мало интересовал. Основная цель состояла в том, чтобы на других посмотреть и себя показать. А это лучше всего было сделать за ленчем.

Они прибыли как раз в тот момент, когда игроки покидали поле. С проворством, опровергавшим ее постоянные жалобы на больные суставы, миссис Грейвз выпрыгнула из кареты, доставившей их к стадиону, окруженному теперь припаркованными каретами, теснившимися в три, а кое-где и в пять рядов. Увлекая за собой Милли, она присоединилась к толпе зрителей, поспешно направлявшихся к игровому полю, только что покинутому обеими командами.

Голубое небо было безупречно чистым, ярко зеленел аккуратно подстриженный газон. Тысячи леди в лучших весенних нарядах прогуливались по траве. Куда ни погляди – пятна пастельных тонов, контрастно выделяющиеся на фоне темных дневных костюмов джентльменов, подобно драгоценностям, сверкающим на черном бархате ларца.

Великолепное зрелище, если вы настроены весело провести день. Однако Милли не испытывала радости. Она была не из тех, кто любит находиться в центре общественного внимания. В особенности ее тяготили косые взгляды исподтишка, которые она притягивала к себе в своем экстравагантном наряде, оказавшемся не по средствам многим высокородным леди. А хуже всего то, что миссис Грейвз неожиданно выступила в роли парвеню [1].

Обычно она так себя не вела. Миссис Грейвз гордилась своей принадлежностью к классу респектабельной состоятельной буржуазии. Восхождение по социальной лестнице не казалось ей первостепенной задачей. Однако она разделяла стремление мужа исполнить долг перед родственниками, в особенности перед его покойными отцом и братом, которые жаждали породниться с аристократическим семейством.

Но в данном конкретном случае у нее, видно, закружилась голова. Она заранее оповещала тех, кто оказывался рядом, что ее дочь, сочетающаяся браком с обаятельным графом Фицхью, непременно покорит все светское общество. «О, моя Милли неподражаема в танцевальном зале. О, моя Милли умеет искусно поддерживать светскую беседу. О, даже завзятые снобы будут очарованы моей Милли, и все двери будут перед ней открыты».

Протесты Милли, настаивавшей на собственной заурядности, только побуждали миссис Грейвз прибегнуть к еще большим преувеличениям.

В конце концов миссис Грейвз столкнулась со старым другом, который все знал о предстоящем превращении Милли в графиню Фицхью и не сомневался, что она достигнет высшего уровня популярности, заняв заметное место в свете. В результате их беседа свелась к обсуждению приданого Милли, предстоящего свадебного завтрака и медового месяца.

В тот момент, когда миссис Грейвз восторженно воспевала грядущий медовый месяц в Риме, от которого сама она была бы в полном восторге, если бы не яростные возражения мистера Грейвза, отказавшегося питаться одними лишь макаронами в течение двух долгих недель, толпа расступилась, открыв взглядам лорда Фицхью.

Он стоял в группе одетых в униформу учащихся Итона и их ярких, как бабочки, сестер. Девушек было по меньшей мере пять, но он смотрел только на одну, прекрасную молодую леди с угольно-черными волосами и изумительными розовыми губами, цвета любимых пионов миссис Грейвз.

Милли почувствовала укол ревности, но сначала не слишком встревожилась. Обычно красивые молодые женщины всегда притягивают внимание молодых мужчин. Но затем она заметила во взгляде графа не просто интерес, а безысходную тоску. Так смотрит узник, томящийся в темнице, на крошечный доступный ему квадратик неба.

Это потрясло Милли. А что, если ее суженый вовсе не желает жениться на ней? Не исключено, что он влюблен в кого-то еще. И вот реальное тому доказательство. Судя по его безутешному взгляду, лорд Фицхью очень несчастлив из-за потери возлюбленной.