Великосветский переполох, стр. 25

— Но почему же? — спросил Майлс. Сев на стул напротив нее, он наклонился вперед и приготовился слушать.

Аннабелла помолчала в нерешительности. Этот вопрос она часто задавала себе и даже немного стыдилась этого — но без всяких на то оснований, как всегда утверждала ее мать.

Она чуть нервно вздернула голову, обдумывая ответ.

— Конечно, в детстве у меня были подруги, — начала она. — Но с возрастом они исчезли. — Она опустила глаза, рассматривая свои руки, потом снова вскинула ресницы и посмотрела на Майлса своими великолепными голубыми глазами, в ее взгляде смешались вызов и мольба. — Понимаете, девушки… женщины… они потом из подруг превращаются в соперниц… когда начинают искать мужа. А эти поиски начинаются очень рано. Я, например, отправилась на свой первый бал в поместье, когда мне было шестнадцать. И другие девушки начали вести себя по отношению ко мне совсем по-другому.

— Потому что вы были окружены поклонниками? — спросил он мягко.

Она кивнула, вновь опустив глаза.

— Мама говорила, что я не должна воспринимать это как что-то личное, но я не могла. Меня это очень задевало. А потом… полагаю, я пыталась отплатить им той же монетой, еще больше привлекая внимание мужчин и молодых людей. И мне это удавалось! Предложений было как цветов весной. Особенно от тех джентльменов, на которых, как мне было известно, рассчитывали другие девушки. Но что-то я слишком разговорилась, — произнесла она весело, пытаясь скрыть свое неожиданное смущение. «Как глупо, должно быть, все это звучит, как жалко, ведь теперь я могу заинтересовать собой только докторов».

Она опустила голову, чтобы скрыть слезы, и достала из рукава платок.

— Пропади ты пропадом! — сказала она, всхлипывая. — Терпеть не могу эту сырость! Но такие беспричинные слезы неизбежны, когда выздоравливаешь, так по крайней мере говорит миссис Фарроу.

Он подождал, пока она успокоится, впрочем, и ему нужно было время, чтобы прийти в себя. То, что он услышал, его совсем не обрадовало. Нет, слезы были ни при чем. Новость о том, что у нее нет подруг. У большинства женщин они есть, даже у самых красивых. Еще один удар по его честолюбивым замыслам, еще одно доказательство того, что он совершил глупость, поторопившись с женитьбой. Он вступил в брак, рассчитывая помочь матери и сестре, но выбрал невесту, которая не ладит с женщинами. «Прекрасно, — поздравил он себя. — Так тебе и надо. Твоя красавица невеста утратила свою привлекательность, а другими достоинствами она, похоже, не обладает».

Но это было нечестно и несправедливо. Она обладала сильным характером, решительностью и смелостью. Она не жаловалась и не хныкала, когда была тяжело больна. И даже когда ей было тяжелее всего, она винила только себя. Это умная, интересная и проницательная женщина, она обладает потрясающим чувством юмора, ей нравится ловить рыбу; кто знает, какие еще достоинства он сможет открыть в ней? И ему необходимо это сделать, подумал он уныло, потому что надо хоть как-то спасать свой брак — ради нее, да и ради себя самого. Возможно, они совершили большую ошибку, но это не означает, что все потеряно.

Он знал ее так же плохо, как и она его. По крайней мере надо попытаться восполнить хоть этот пробел. Нужно побольше рассказывать ей о себе, может быть, это сподвигнет ее на собственные воспоминания. Он не будет спешить, он будет внимательно слушать и молить Бога, чтобы в ее рассказе обнаружилось что-то, что может стать фундаментом, на который они смогут опереться.

Глава 10

Майлс сидел и слушал, как потрескивают дрова в камине, ожидая, пока Аннабелла успокоится. Когда она засунула свой платочек обратно в рукав, он откинулся на спинку стула, сложил руки и произнес:

— Вы говорите, что у вас было не так-то много подруг в юности? Что до меня, то друзей было, пожалуй, слишком много.

— Правда? — спросила она заинтересованно.

— Да, по крайней мере так говорила моя матушка. Я вырос в деревне. Не в Холлифилдсе — это поместье моего покойного дядюшки, оно гораздо роскошнее. Нет, я вырос в более скромном поместье в одном из графств к западу от Лондона. Когда-нибудь мы обязательно съездим туда. Я люблю это место, но понимаю, что жить в Холлифилдсе — значит иметь вес и влияние в обществе, а это именно то, в чем семья сейчас нуждается. Наше имение представляло собой небольшое владение, этакое отдаленное дворянско-фермерское поместье. Мой отец позволял мне бегать повсюду. «Без присмотра, но под разумным надзором» — как он выражался. Отец говорил, что поскольку я вырасту и выйду в меняющийся мир, мне следует лучше познакомиться с этим миром, не ограничивая знакомство с ним рамками поместья и школы. Поэтому он позволял мне играть с местными ребятишками: сыновьями кузнецов, фермеров, с кем угодно. Я проводил все лето и все каникулы в шумных, веселых играх со всеми мальчишками поместья и деревни, по сути, я учился у них. Я научился большему, чем ожидал мой отец… но, я думаю, ему это было известно, и это было именно то, чего он хотел. — На лице Майлса появилась улыбка, вызванная воспоминаниями. — Мой отец тоже брал меня на рыбалку, но настоящей рыбной ловле меня обучили привратник и его сын. Точно так же, как сыновья кузнеца показали мне, где можно увидеть местных контрабандистов, которые как раз в наших краях разгружали вино, а сын местного фермера впервые рассказал мне правду о женщинах и мужчинах и о тех загадочных вещах, которыми они занимаются вместе. Они и другие соседские ребята были моими близкими товарищами и лучшими друзьями, и они показали мне разные стороны этого мира, и плохие и хорошие. Моим самым закадычным другом был сын викария, что оказалось весьма кстати, когда… — Выражение его лица изменилось. Майлс, запнувшись, откашлялся и продолжил: — …наступили трудные времена. Она совершенно позабыла про свои слезы, все ее внимание было поглощено его рассказом.

— Какие трудные времена?

Он сделал глубокий вдох и ответил, продолжая смотреть на свои сжатые руки:

— Очень трудные. Когда отец умер, моя мать снова вступила в брак. Ее новый муж оказался негодяем; это вам должно быть известно. Она вступила в новый брак столь же поспешно, как и мать Гамлета, только, слава Богу, Питер Проктор не был нам кровным родственником. И отца моего он не убивал, хотя не сомневаюсь, что сделал бы это, если бы знал его и догадывался, какую выгоду он извлечет, женившись на его вдове.

И точно так же, как несчастный датский принц, — продолжил Майлс слишком бодрым голосом, который никак не соответствовал горькому сарказму, звучавшему в его словах, — я вернулся из школы домой, чтобы утешить мою мать, но обнаружил, что она вновь вышла замуж. Я пришел в ужас. Но осмеливался питать надежду. Поначалу этот тип казался неплохим человеком.—Майлс поднялся, подошел к окну и продолжил свой рассказ: — Проктор довольно красивый мужчина, если вам нравится такой тип: крупный, крепкий, румяный. Очень общительный и уверенный в себе. Вероятно, матери он казался человеком, на которого можно опереться. Моя матушка не очень-то самостоятельна, — сказал он, бросив взгляд на Аннабеллу. — Она была большой красавицей и привыкла к тому, что мужчины делали для нее все. Так делал мой отец. Единственное, чего он требовал от жены, — это чтобы она эдаким красивым цветком сидела дома, украшала его жизнь и чувствовала себя счастливой. Да и ее собственный отец не готовил ее ни к чему другому. Но разве много вы найдете мужчин нашего круга, которые требуют большего от своих дочерей или жен? — спросил он ее с улыбкой, напоминающей гримасу. — Матушка думала, что Проктор — мужчина того же типа, что был ее отец и мой, так мне кажется. Но как выяснилось, она допустила огромную ошибку.

Аннабелла, охваченная неожиданной тревогой, сидела абсолютно прямо. Понимает ли он, что описание его матери звучит как критика в ее собственный адрес? А может, таким образом Майлс порицает ее? Но казалось, что он всецело поглощен своим рассказом.

— Проктор тоже хотел, чтобы жена была его украшением, — продолжил Майлс, — а еще он хотел получить деньги моего отца. Когда он до них добрался, причем поразительно быстро, он нашел, как еще можно использовать мою мать, вернее, ее имя и положение в обществе. Именно они обеспечили ему доступ в лучшие дома, поскольку, несмотря на то что у него имелись кое-какие фамильные связи, он не был принят в свете, а ему хотелось проникнуть в высший свет, чтобы иметь возможность выуживать у людей их деньги. То, что он разорял нас, еще можно было вынести, но то, что он нас позорил, было невыносимо. — Майлс помолчал. — Извините за нечаянный каламбур. Действительно невыносимо. Точнее — нестерпимо. Я покинул страну, потому что не мог более его терпеть, а он не мог, да и не хотел обеспечивать меня, впрочем, похоже, он не мог обеспечивать и свою семью. Его денежные махинации открылись, прошел слух, что чистокровные верховые лошади, которых он так удачно продал по непомерно высокой цене, на самом деле принадлежат кому-то другому, повсюду шептались о его шулерстве за карточным столом и при игре в кости. На наши деньги ему становилось все труднее вести тот образ жизни, к которому он привык. А деньги эти покидали его так же быстро, как и удача за игорным столом.