Джоконда улыбается ворам, стр. 31
Андре подошел к окну и глянул вниз. Аполлинер с Пикассо выскочили из подъезда и широким шагом направились в сторону пролетки, дожидавшейся у соседнего дома. Энергично размахивая руками, они о чем-то возбужденно разговаривали.
Стремительно сбежав вниз, филер вышел из подъезда и, подозвав коротким свистком проезжавшую пролетку, плюхнулся в кресло.
– За тем экипажем! – скомандовал он. – Держись на расстоянии.
– Понимаю, господин полицейский, – с готовностью отозвался кучер. – Сделаю все в лучшем виде. – Энергично взмахнув скрученными поводьями, он прикрикнул: – Пошла, родимая!
Лошадка, мерно цокая подковами по булыжнику, спустилась с крутого склона и по извилистым узким улочкам Монмартра направилась в сторону набережной.
– Держи дистанцию! – предупредил Андре, когда возница, невольно увлекаясь быстрой ездой, принялся погонять лошадку тоненькой плеткой по крутому откормленному крупу.
– Да, господин полицейский, – ответил кучер и, натягивая на себя вожжи, дал экипажу удалиться на значительное расстояние.
Ночной Париж, подсвеченный уличными газовыми фонарями, выглядел таинственным, а знакомые улицы, окутанные ночным покрывалом, непривычными и чужими. Их можно было определить лишь по известным ориентирам – островерхим костелам да башенкам с часами на крышах домов.
Вскоре подъехали к набережной. Торопливее, чем следовало бы, Аполлинер выскочил из пролетки. Пабло Пикассо выбрался тяжеловато, держа под мышкой кожаный портфель.
Находясь в карете на значительном расстоянии, Андре видел, как оба приятеля подошли к гранитному ограждению. Некоторое время они о чем-то энергично разговаривали, явно переругиваясь, а потом Пикассо поднял над головой портфель и с размаху швырнул его в реку. Склонившись над водой, он некоторое время наблюдал за расходящимися кругами, как если бы рассчитывал, что портфель поплывет по течению, и, не дождавшись, с удовлетворенным видом отошел от парапета и направился к поджидавшей пролетке.
Неожиданно к ним подошел молодой человек, в котором филер без труда узнал копииста из Лувра Луи Дюбретона. Некоторое время они о чем-то бойко разговаривали, энергично жестикулируя. Оживленная беседа прерывалась иной раз громким смехом: было понятно, что повстречались старинные приятели и им есть что вспомнить. Потом втроем, устроившись на узких креслах пролетки, поторопили кучера в обратную дорогу.
Некоторое время Андре размышлял, не последовать ли дальше. Но, глянув на часы, распорядился:
– В сыскную полицию, любезнейший!
* * *
Дриу допоздна засиделся в своем кабинете. Вещественные улики, изъятые из квартиры Аполлинера, теперь стоявшие на его столе аккуратным рядком, заставляли задуматься. Отдельно, перетянутая бичевкой, лежала переписка с известным французским вором Марселем Габе, специализирующимся на музейных кражах. Представляясь крупным меценатом, тот разъезжал по лучшим музеям Европы и высматривал изделия, пользующиеся наибольшим спросом, после чего совершал кражу. Работал он строго по заказу, имея среди богатых и влиятельных людей обширную клиентуру. Так что не стоило удивляться тому, что до сих пор он находился на свободе. Марсель Габе даже не был ни разу пойман и как преуспевающий рантье проживал подле Версаля на процент от своих сбережений. Правда, он был склонен к риску, только так можно было воспринимать его появление в редакции «Пари-Журналь».
В одном из писем Аполлинер заказал Марселю Габе две египетские вотивные статуэтки для Пикассо, и в ответном письме, сейчас лежавшем на столе, вор давал тому подробный ответ, когда следует явиться за заказом. Так что этих писем будет вполне достаточно, чтобы упрятать господина Аполлинера на долгие годы. Завтра же следует провести обыск у художника Пабло Пикассо, будет ему урок за его невинные шалости в виде пальбы из пистолета.
В дверь негромко постучали. Инспектор Дриу посмотрел на часы – стрелка подбиралась к одиннадцати, – неужели в это время кто-то находится в здании?
– Войдите, – разрешил инспектор.
Дверь широко распахнулась и в кабинет вошел филер.
– Что-нибудь случилось, Андре? – удивился Дриу. – Я ждал тебя с докладом завтра утром.
– Кое-что произошло, господин инспектор. Аполлинер заехал к Пикассо, а оттуда на пролетке они поехали на набережную Сены. Некоторое время они о чем-то разговаривали, а потом Пикассо бросил в Сену портфель, набитый чем-то тяжелым.
– Почему ты решил, что «тяжелым»?
– Был сильный всплеск.
– Ты думаешь, он избавился от улик?
– Полагаю, что да.
Инспектор нахмурился. Этот Аполлинер оказался весьма расторопным малым. А ведь поначалу думалось, что, кроме вина и женщин, его ничего не интересует. Едва полицейские ушли, как он тотчас бросился предупреждать приятеля об опасности. Вряд ли обыск у Пикассо что-то даст.
– А что за портфель? – в задумчивости протянул инспектор.
– Портфель был старый, затертый и в краске. Но, видно, он им дорожил, я так подумал… Когда они возвращались к своей пролетке, то повстречали господина Луи Дюбретона. Потом они долго разговаривали и смеялись. Думаю, что они хорошие знакомцы.
Инспектор Дриу призадумался: ничто так не объединяет людей, как творчество и бедность. Весьма знаковые величины. Неудивительно, что они приятельствуют. У людей их круга много общего: выпивка, женщины. Вот разве что в связи с похищением «Моны Лизы» их дружба может принять неожиданный оборот.
– А это уже интересно. Мне нужно знать все об этом господине Луи Дюбретоне. Он меня заинтриговал.
Часть II. Где «Мона Лиза»?
Глава 17. 1482 год. Милан. Гроты любви, или прекрасная цецилия
Герцог Милана Лодовико Сфорца оказался мужчиной немногим за тридцать, с невероятно смуглой кожей, за что среди придворных получил нелестное прозвище Мавр. Одет он был в синее платье из сукна, затканного серебряными нитями; стоячий воротничок был закреплен тонкой пластинкой золота. На голове у герцога была черная шапочка с широким шлейфом, закрывающим шею. Лицо у Лодовико было слегка полноватым с прямым носом, лишенным какого бы то ни было аристократизма. Внешне он больше походил на удачливого булочника, нежели на правителя одного из могущественнейших и богатейших герцогств Италии.
Титул герцога он получил не сразу. После смерти отца и старшего брата он попытался стать регентом при своем племяннике – Джане Галеаццо, но его заговор был раскрыт и он с позором был изгнан из Милана. Деятельная натура Сфорца искала выхода, и вскоре ему удалось не только помириться с матерью наследника, Боной Савойской, но и отправить на плаху главного своего недоброжелателя – Чиччо Симонетту. После чего Сфорца добился желанного регентства, а от императора Священной Римской империи получил титула герцога, позволивший ему на законных основаниях узурпировать в Ломбардии власть. Затем он завязал тесные отношения с правителем Флоренции Лоренцо Медичи Великолепным, королем Неаполя Фердинандом Первым, Папой Римским Александром Шестым. Малолетний Джане Галеаццо политикой не интересовался, для него куда интереснее была охота и рыцарские турниры.
– Я получил ваше письмо, любезнейший…
– Леонардо, – подсказал художник.
– Леонардо, – милостиво улыбнулся герцог. – В нем вы рекомендуетесь как военный эксперт…
– Именно так, ваша светлость, – с готовностью отозвался Леонардо да Винчи. – Я сконструировал механические приспособления, которыми можно разрушать крепости или какие-нибудь другие каменные укрепления… Если они, конечно, не поставлены на скале… У меня есть чертежи мостов, легких и прочных, пригодных к переносу. Благодаря таким мостам можно в кратчайшие сроки преодолеть любую преграду, – с загоревшимися глазами принялся убеждать Леонардо. – Я могу создать катапульту, баллисту или всякую другую машину невероятной силы. Я могу сконструировать закрытые колесницы, безопасные и неприступные, которые своей артиллерией могут ворваться в строй противника, и не найдется людей, которые сумели бы им противостоять.