Джоконда улыбается ворам, стр. 20

– Ваша светлость, вы сегодня великолепны как никогда!

В действительности дело обстояло с точностью до наоборот. Великолепный Лоренцо испытывал жесточайший приступ подагры – у него немилосердно ломило суставы, и он порой просто кривился от подступающей боли. Даже лицо, в обычные дни светлое и румяное, будто наливное яблоко, в такие минуты покрылось нездоровой желтизной.

– Да будет вам, – устало отмахнулся герцог на откровенную лесть. – У меня к вам, господин префект, такой вопрос: как долго будет продолжаться расследование по делу Леонардо да Винчи?

– Оно рассыпается, ваша светлость. Заявитель, несмотря не все наши усилия, так и не был найден. Свидетелей этого дела мы также не выявили.

– А что же сам пострадавший? – спросил герцог.

Губы префекта застыли в усмешке.

– Самое скверное, что тот не выглядит пострадавшим. Даже более того, он испытывает перед господами художниками чувство вины.

– Дело придется закрыть из-за отсутствия состава преступления, – распорядился герцог. – Но если обвинитель вновь о себе как-то заявит, то нужно будет разобраться с этим делом со всей строгостью.

– Слушаюсь, ваша светлость, – с готовностью произнес префект.

– А теперь ступайте.

Когда за префектом закрылась дверь, герцог поднял со стола письмо, накануне полученное от понтифика, и перечитал его вновь. А потом, позвонив в колокольчик, позвал секретаря.

– Приведите ко мне Леонардо.

– Слушаюсь, ваша светлость.

Еще через десять минут Леонардо да Винчи доставили в кабинет герцога.

– Надеюсь, вы не очень скучали в темнице.

– О, нет, ваша светлость! Мне было не до того, – ровно отвечал Леонардо, – я был занят делом. Рисовал по вашему приказу обнаженную натуру.

– Позвольте взглянуть.

– Пожалуйста, ваша светлость.

Взяв протянутые рисунки, Лоренцо спросил у художника:

– Здесь все рисунки?

– Да, ваша светлость, – учтиво поклонился художник, – даже немного больше. Их тут сто восемнадцать. И все они Венеры!

– Надеюсь.

Осмотрев каждый из рисунков внимательнейшим образом, герцог сказал:

– Хочу вам сделать комплимент, ваши рисунки куда реалистичнее, чем у ваших коллег. Глядя на эти рисунки, могу сказать, что вы знаете толк в женском теле, и вряд ли такой мужчина способен заниматься содомией.

– Возможно… Но я и сейчас хочу заявить, что мужское тело куда прекраснее женского.

Герцог внимательно посмотрел на художника:

– Весьма спорное суждение.

– Меня больше интересуют женские лица. В них имеется какое-то таинство, когда они улыбаются.

– Не могу с вами не согласиться. Вы свободны, Леонардо, вижу, что казематы вам пошли на пользу, – улыбнулся герцог.

Глава 12. 24 августа 1911 года. Париж. Краденая статуэтка

Все газеты Парижа вышли с сенсационной новостью: из Лувра была похищена картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза»! Одна из главных достопримечательностей Франции, такая же, как собор Парижской Богоматери, Секре-Кер или, собственно, сам Лувр.

Журналистка Жаклин Ле Корбюзье, славившаяся острым словом, не без сарказма писала о том, что еще совсем недавно директор музея Лувра господин Омоль Теофиль уверял всех в том, что кража великой картины столь же нереальна, как кража колокольни собора Парижской Богоматери. И вот немыслимое случилось.

Во Франции никто уже более не сомневался в том, что на посту директора Лувра он не продержится и недели. Газета «Пари-Журналь», где на первой странице была напечатана огромная фотография с места ограбления, предлагала объявить национальный траур. Стена, на которой прежде висела картина великого тосканца, теперь зияла отвратительной черной пустотой, если, конечно же, не считать тех четырех колышков, с которых была снята «Мона Лиза». Весьма унылое зрелище!

Под статьей было помещено обращение к вору, в котором говорилось, что вряд ли тот сумеет продать знаменитое полотно и вряд ли отыщется смельчак, отважившийся его купить. А потому неизвестному похитителю предлагалась сумма в двести тысяч франков (разумеется, с полнейшей гарантией конфиденциальности), если он доставит картину в редакцию журнала.

А ниже более крупным текстом было приписано, что редакция журнала готова выделить в качестве премиальных три тысячи франков тому, кто предоставит о ней хотя бы малейшую информацию, способствующую пролить свет на исчезновение великой картины.

Корреспондент журнала «Матэн», имеющего весьма солидную репутацию, неожиданно обратился за помощью к популярному ясновидящему, чтобы тот призвал высшие силы посодействовать в розыске украденной картины. Во Франции не оставалось газеты и журнала, что не откликнулись бы на новость о пропаже «Моны Лизы». Все это напоминало общенациональную истерию.

Жаклин сидела у распахнутого окна и, посматривая на бульвар Жери Пьер, тонкими изящными пальчиками набирала на клавиатуре печатной машинки продолжение своей статьи, вызвавшей большой общественный резонанс. Неожиданно бесшумно приоткрылась дверь и в проем просунулась взлохмаченная голова главного редактора – Жана Лекавалье.

– Жаклин, что-нибудь конкретное имеется?

– Ничего стоящего, господин Лекавалье. Звонят исключительно одни сумасшедшие. Если их послушать, то «Мона Лиза» появлялась одновременно в полусотне мест Парижа. С вашего разрешения я отправляла по этим адресам корреспондентов, но выяснить так ничего и не удалось.

Жан Лекавалье принадлежал к богатейшей буржуазной фамилии Франции, занимавшейся сталелитейным производством. Два его старших брата, унаследовав несколько заводов, уверенно расширяли семейное производство, нацеленное на бурно развивающуюся немецкую промышленность. А Жан Лекавалье, как это нередко случается в состоятельных домах, к семейному бизнесу поостыл и намеревался продать металлопрокатный завод, оставшийся за ним, воспринимая его как явную обузу. Всю свою неисчерпаемую энергию Жан направил в творческое русло: сочинял стихи, ставил пьесы, а с недавнего времени у него появилось новое увлечение – издание журнала. Надо признать, что на этом поприще он преуспел – его журнал в короткий срок сделался популярным и расходился далеко за пределами Парижа. Так что Жан Лекавалье стремительно увеличивал тираж, рассчитывая стать одним из самых влиятельных людей в газетном бизнесе.

– Мы не должны оставить без внимания ни один звонок, ни одного посетителя! Я найду репортеров столько, сколько нужно. Денег у нас хватит… Пусть идут по следу каждого сообщения. Мы должны отыскать картину раньше, чем это сделает полиция. Вы понимаете, о чем я говорю, Жаклин?

– Конечно, господин Лекавалье.

– Если одному из репортеров удастся напасть на след «Моны Лизы», то он получит от меня вознаграждение в размере пяти тысяч франков, – торжественно объявил главный редактор.

– Вы невероятно щедры, господин Лекавалье, – заметила Жаклин.

– Когда речь идет о чести Франции, то скупиться не приходится. Вы согласны со мной?

– Полностью с вами согласна, господин главный редактор, – охотно ответила журналистка.

Не попрощавшись, Лекавалье вышел. Жаклин почувствовала облегчение и поправила листок на печатной машинке.

Итак, о чем это она… Ага…

«…Прошло уже сорок восемь часов с момента пропажи «Моны Лизы», а полиция так и не вышла на след преступника…» – бодро застучала девушка по клавишам.

Неожиданно в дверь постучали.

– Войдите, – громко произнесла Жаклин.

Порог комнаты перешагнул нескладный долговязый человек с опущенными плечами. На тощую шею с вызывающе торчащим кадыком была нелепо посажена маленькая голова, опасливо озирающаяся по сторонам. Держался он таким образом, будто в каждом углу поджидала неприятность. Заметив сидящую у окна Жаклин, с любопытством посматривающую, его губы разжались, изобразив нечто похожее на улыбку.

– Что вам угодно, месье? – доброжелательно поинтересовалась Жаклин, уже заранее зная цель визита посетителя.