Красный Император. «Когда нас в бой пошлет товарищ Царь…», стр. 24
– А вы верите журналисту? Может быть, он страха нагоняет?
– Может быть. Только вспомните датскую кампанию 1867 года и то, как русские прорвали оборонительную линию, о которую бились прусские войска несколько месяцев. Сколько они тогда потеряли убитыми и ранеными? Не помните?
– Что-то вроде нескольких сотен человек.
– Вот именно. А ведь о подобные позиции несколькими месяцами раньше австрийцы бились лбом в Силезии, теряя десятки тысяч убитыми и будучи не в силах их захватить.
– Патрис, вы сгущаете краски, – улыбнулся Базен.
– Отнюдь. Морская битва при Бургасе. Слышали о ней? Флотилия русских канонерок топит турецкий броненосный флот. Где такое видано? Я боюсь, дорогой друг, что Хельмут прав и вступление России в эту войну приведет к совершенному разгрому Франции.
– А почему вы так уверены в том, что Александр вообще начнет войну с Францией? Пока он выдерживал нейтралитет.
– Вы думаете, Лондон просто так ввязался и ценой практически полной потери своего броненосного флота добился потопления сводной французской эскадры? Великобритания пошла на такой риск исключительно по одной причине – они боятся, что в войну вмешается Александр и захватит наш флот в качестве трофея. Ее очень сильно напугали русские канонерские лодки. Настолько, что в столь тяжелый для себя час Великобритания вступила в войну с непредсказуемым эффектом. Ведь это только броненосцы французского флота на дне, а фрегаты и корветы вполне на плаву и сейчас топят британские транспорты, идущие в Индию. Война продолжается. Им их поймать нужно.
– И все-таки, дорогой Патрис, вы сгущаете краски. Сколько Александр сможет перебросить войск для действий против нас? Как быстро? Боюсь, что Пруссия, которая уже сейчас дышит на ладан, с теми серьезными проблемами в экономике, что у нее образовались, затягивание войны может просто не пережить.
– Я думаю, что Александр вступит в войну довольно скоро и небольшими силами, причем на Итальянском фронте, где у нас у самих мало войск. Все-таки итальянцы не пруссаки. Даже одного корпуса русских хватит для того, чтобы на узком участке прорвать оборону и дестабилизировать фронт.
– Так ведь резерв на что?
– А он поможет? Резерв стоит под Лионом и Валансом. А русские могут начать наступать под Монако на Марсель. Да скорее всего там и начнут, это единственное относительно удобное направление для стремительного наступления. В этот прорыв итальянцы введут, безусловно, все свои свободные силы и начнут охватывать наши войска, наступая по дуге на Гренобль. И не стоит сильно рассчитывать на резерв, который состоит из необученных ополченцев. Они даже вооружены в основном старыми дульнозарядными винтовками. Да, возможно, чудом получится стабилизировать фронт по реке Рона и ее притокам, но надолго ли?
– Вы считаете, что наши войска на итальянском фронте будут быстро разгромлены после прибытия русских?
– Да. Парижский резерв на широких просторах Франции не сможет, скорее всего, разгромить превосходящие итальянские силы. Даже задержать. При этом я практически убежден, что Наполеон начнет отвод наших войск к Парижу после провала на юге. То есть мы вылезем из своих траншей и начнем отступать под давлением пруссаков, неся ежедневно серьезные потери.
– Они нас запрут в Париже и…
– Именно. Разгром будет полный. О чем нам Мольтке и твердил. Правда, вся слава будет опять присвоена этими русскими, а Пруссия остается ни с чем. Именно по этой причине он предлагал заключить мир сразу после того, как русские вступят в войну, что позволит выдвинуть на них всю мощь нашего северного фронта. Против десятикратного превосходства в живой силе Александру не выстоять. Да и итальянцам тоже.
– А Мольтке не обманет нас? Ведь как только мы снимемся со своих позиций…
– Не знаю. Пруссии это не выгодно, – развел руками Мак-Магон.
– Почему? Мы снялись с оборонительных позиций, двинулись маршевыми колоннами на юг, и тут он атакует нас, заставая врасплох. Разве нет? Берлину нужна слава победителя, а не половинчатый мир, который все будут воспринимать не как символ силы, а как символ хитрости. Никто не признает за Пруссией статуса Империи. Я думаю, они попытаются опередить Александра в стремлении взять Париж и только, а потому пойдут на любые ухищрения.
– Да, возможно, вы правы, – Мак-Магон задумался. – И что вы предлагаете?
– Ничего. Если все так, как вы говорите, то у нас нет шанса даже достойно выйти из этой войны. Нас разобьют. Поэтому предлагаю изложить наши размышления на бумаге и послать их в Генеральный штаб, дабы они начали укрепление столицы. Лишние редуты, люнеты и прочие гостинцы будут очень кстати, как и серьезные запасы продовольствия. Нужно уничтожить как можно больше противников на подступах к Парижу. А если повезет, то заключить мир, избежав его падения.
– Вы думаете, Наполеон с его амбициями примет этот план?
– Нам остается только уповать на волю Господа, чтобы он озарил нашего Императора хотя бы каплей разума.
– Вы говорите опасные вещи, Франсуа.
– А вы разве нет? Предложение заключить перемирие с Пруссией за спиной Императора – это разве нормальное предложение офицера? Мы оба с вами поставлены в неудобное положение. Да что мы! Вся Франция сейчас в нем находится из-за амбиций этого клоуна! И дай бог, чтобы она вообще сохранила целостность после всех тех испытаний, что ее ждут. Впрочем, не будем терять время, извольте, у меня в карете хватит мест для нас обоих. По пути до моего штаба как раз будет время обсудить меры, потребные для укрепления обороны столицы. Возможно, даже стоит перевести туда часть войск с нашего фронта заранее и не отступать, а держать пруссаков тут. Я считаю, что вполне допустимо ослабить линейную оборону, так как Берлин истощен войной и вряд ли в ближайшее время предпримет новое наступление. Да и когда эти пивные кружки прорывали хотя бы первую линию траншей?
– Что же, почему нет? По крайней мере, это все, что мы сейчас можем сделать.
Глава 5
Прапорщик Синицын не спеша шел по улицам еще недавно пышного города.
– Да. Дела, – задумчиво он произнес, рассматривая закопченные сажей кирпичные стены домов.
– Что, Никифор Степанович, не радует Царьград? – решил немного съязвить капрал Ильин.
– Какой это к черту Царьград? Одни руины и гниющие трупы повсюду.
– Это да… – сокрушенно покачал головой капрал. – Мы их били. Это понятно. Но друг дружку-то они зачем так немилосердно резали? Эко у них тут должно было получиться осиное гнездо, если только дали волю, так и сосед на соседа с ножом пошел, не жалея ни женщин, ни детей, ни стариков.
– И не говори, – покачал головой Синицын.
– Погоди-ка, – насторожился Ильин.
– Что?
– Тише, Никифор Степанович, – сказал капрал и, прислушиваясь, стал вертеть головой. И прапорщик Синицын, и боец Клюев насторожились. Андрей даже снял с плеча винтовку и подошел к обгоревшему проему того, что когда-то было довольно крупным особняком. – Андрей, прикрой. Там что-то шевелится, нужно проверить.
– Куда ты лезешь? Малахольный! – попытался его остановить прапорщик, но было уже поздно. Иван Аркадьевич Ильин вытащил трофейный револьвер, не положенный ему по уставу, повесил на плечо винтовку и полез внутрь. Так что волей-неволей Синицын и Клюев последовали за капралом. Не бросать же его одного.
Тихо перешагивая через сгоревшие балки, они стали продвигаться внутрь особняка. Пролеты этажа в основном обвалились, поэтому дневной свет все очень хорошо освещал внутри. Но идти приходилось очень осторожно, опасаясь наткнуться на гвоздь, укрытый золой, или еще какую неприятность. Толковые кожаные сапоги, которые имелись у всего личного состава русской армии, участвовавшей в войне с Османской Империей, конечно, давали защиту, но испытывать судьбу, безусловно, никто не желал.
Рядовой Клюев был оставлен приказом прапорщика прямо у входа:
– Так. Андрей. Ты стоишь вот тут. Внутрь не входи, так как я опасаюсь обвала, если нас завалит – хоть кто-то сможет привести помощь. Хм. Если засада – поддержишь огнем из винтовки. Вот. Только нас с перепугу не постреляй, герой. – Клюев улыбнулся. – Все ясно?