Свадьба Тоотса, стр. 2
– Дядюшки, который тут проживает, дома, как видно, нет, – произносит почтальон, – не передадите ли вы ему это письмо?
Молодой писатель ничего не имеет против, однако не успевает он взять письмо в руки, как в дверях, ведущих на улицу, появляется уже и сам «дядюшка», при виде письма он задирает бороду вверх.
– Аг-га – мне! – восклицает он. – Его-то я и ждал все время. Оно из Германии, от Энгельсвярка. Ну да, новый товар к празднику. Вот вам, почтальон, малость на выпивку, в другой раз приносите мне письма с утра пораньше – понимаете, торговые дела нужно проворачивать быстро.
В радостном оживлении бывший управляющий торговлей устремляется прямиком в комнату Лесты, садится на софу и разрывает конверт.
– Так, – произносит он при этом, – так, господин писатель, проворачивают торговые сделки. Все должно идти, как по писаному. Быстро заказано, быстро получено, еще быстрее продано – и вот уже делается новый заказ! Ну да, всеконечно, я же говорю, если я через год не стану поверенным Энгельсвярка в Тарту по всем трем губерниям то… то… По мере чтения лицо дельца вытягивается и борода опускается книзу.
– Что такое? – спрашивает Леста, заметив эту перемену.
– Гхм, – хмыкает бывший управляющий торговлей, – гхм, письмо вовсе не от Энгельсвярка. Проклятые шельмецы, чего же они тянут, почему не присылают товар?!
– в таком случае, откуда это письмо?
– Где ж мне знать, откуда оно.
– Кто пишет?
– Погодите, погодите, этого я тоже пока что не знаю. Аг-га, аг-га…
Ах вот оно что! Отгадайте, господин писатель, от кого это письмо?
– Ума не приложу, от кого. Неужели… неужели…
– Да, да, – улыбается бывший управляющий торговлей, – именно, именно!
– Что вы говорите! От Тали?
Молодой человек выхватывает письмо из рук торговца и, сгорая от нетерпения, читает. При этом глаза Пеэтера Лесты увлажняются, руки начинают дрожать.
«Господин Киппель! – пишет Арно Тали. – Некоторое время тому назад я отослал Лесте письмо, но ответа до сих пор не получил. Может быть, он съехал с моей квартиры? Поэтому обращаюсь к Вам с просьбой: возьмите мою квартиру (если хозяева еще не сдали ее заново) на свое попечение до той поры, пока я сам не приеду. Это будет скоро. Писать мне уже не имеет смысла. С приветом, Тали. Если Леста еще в Тарту и Вы его увидите – передайте поклон!»
– Нет, я же сразу сказал, – возобновляет разговор Киппель после некоторого молчания, – ведь человек не кошелек, чтобы вовсе потеряться. Так оно и вышло! Покойный Носов в свое время тоже уезжал за границу, был там два месяца. Но это не значило, будто он потерялся. Очень уж вы, господин писатель, нетерпеливы да и беспокойны.
– Бог тому свидетель! – восклицает Леста. – Никакого письма я от него не получал!
– Иной раз бывает и такое, – произносит Киппель спокойно, – письмо просто-напросто потерялось.
– Похоже, что так, но главное – он жив! Жив! Тали жив!
– А то как же, всеконечно! Ведь с того света писем уже не пишут.
– Правда?! – становится вдруг Леста дурашливым. – Неужели Носов вам не писал? Так пошлите же ему телеграмму: Преисподняя, котел № 77, знаменитому предпринимателю Носову, который при жизни обдирал три губернии, а на ободранные места сыпал соль. Сообщите ему, что Энгельсвярк решил выкинуть фортель и не высылает вам заказанный товар: две пары ножей и вилок, три ложки и пачку иголок.
– Позвольте, позвольте! – недовольно восклицает Киппель. – Речь идет не о двух или трех парах, а, если хотите знать, о пяти дюжинах. А все, что вы мне сейчас наговорили, пустые насмешки и вызов на скандал. Я бы мог ответить вам гораздо обстоятельнее, но у меня есть дела и поважнее. Перво-наперво мне нужно перетащить сюда свои манатки.
– Какие манатки? Куда? – переспрашивает Леста, предчувствуя недоброе.
– Боже святый, но ведь здесь, в письме, написано, что я должен взять квартиру Тали на свое попечение до той поры, пока он сам не приедет домой. А если я возьму его квартиру на свое попечение, то не могу же я, в самом деле, оставить собственное имущество на попечение Господа Бога. Вентеря и сеть-путанка и без того уже разодраны, черт знает, будет ли от них еще какой-нибудь прок. Тем не менее, надо спасти то, что можно спасти.
– Хорошо же, но… – Леста в растерянности опускает глаза, – но ведь тут цветы, они не выдержат вашего табачного дыма, вашей трубки.
– Не опасайтесь, – возражает Киппель, – мне с цветами и прежде приходилось иметь дело. Табачный дым цветам только на пользу.
Стремясь избавиться от беспокойного соседства, Леста находит еще и другие доводы, но всё напрасно, – Киппель в этот же день перебирается в квартиру Тали со всеми своими «манатками» и чувствует себя в ней полновластным хозяином. В сущности, Леста и не имеет ничего против охваченного радостной деятельностью торговца, только вот плакали теперь его, Лесты, тихие ночи, когда он мог читать и писать, пока в глазах не помутится. Теперь бывший управляющий по вечерам обычно тоже сидит возле стола, перебирает какие-то счета, что-то подытоживает – «калькулирует», как он сам называет свое занятие, и беспрестанно курит либо свою ужасную трубку, либо огрызок какой-нибудь отвратительной сигары. Леста со вздохом посматривает на пальму и в один из особенно дымных вечеров пишет Тали: «Арно, приезжай скорее, не то от твоих цветов останутся одни высохшие скелеты».
Вновь день проходит за днем, но долгожданный хозяин квартиры все не появляется на горизонте.
III
Cловно бы возмещая отсутствие хозяина, в один из обеденных часов в дверь квартиры Тали-Лесты-Киппеля просовывается некий житель деревни Паунвере, некоторое время сопит возле входа, затем произносит жалобным голосом:
– Ну так здрасьте!
– Здрасьте, здрасьте! – удивленно отвечает Леста. – Как это ты в городе очутился? А вообще-то ты, Кийр, пришел очень кстати, я уже давненько не видел никого из наших. Скидывай, скидывай шубу и расскажи, как вы там, в Паунвере, живете-можете?
– Как можем, так и живем, – отвечает бывший соученик Пеэтера Лесты, – полегоньку да помаленьку. Приехал в город сделать кое-какие покупки к рождеству, да и для портновской работы то да сё нужно, ну, вот и зашел к тебе, чтобы… Не знаю, стоит ли снимать шубу, у меня времени в обрез, надо еще кое-куда зайти и…
– Как знаешь. Тогда хоть присядь. Дай ногам отдых.
Кийр садится на краешек стула и оглядывает комнату. Портной схватывает своими зоркими глазами любую мелочь, как кошка, которая попала в незнакомое помещение. Даже трубка Киппеля на печном карнизе не остается незамеченной.
– Никак ты начал рыбу ловить да и курить тоже?
– Нет, в этой комнате и впрямь живет великий рыболов и куряка, но это не я. Это знаменитый торговец Киппель, ты, наверное, о нем наслышан.
– Впервые слышу. А разве Тали еще не вернулся?
– Не вернулся.
Кийр криво усмехается, обстоятельно прочищает нос и произносит, словно бы сам для себя:
– А всё из-за девицы.
– Вот как? С чего это ты взял?
– Знаю. – Кийр косо вытягивает шею. – В Паунвере уже давно ни для кого не новость, что он из-за девицы ушел. Да, да, впереди шла девица, а Тали – следом за нею! Хи-хи, интересно, докуда они успели дойти? Может, уже в Америке?
Леста хмуро молчит, взгляд у него отсутствующий.
– А ты служителя Митта помнишь? – внезапно спрашивает Кийр. Леста утвердительно кивает головой, пристально взглянув на бывшего однокашника.
– Видишь ли, этот самый Митт знает всю эту историю с начала и до конца.
– Как же он ее узнал?
– Видишь ли, это опять же не известно мне. А ему известно.
– Ну ладно, – произносит Леста через некоторое время, – а что поделывает Йоозеп Тоотс?
– А чего ему делать, – отвечает рыжеголовый портной с кислой улыбкой, – пьет да куролесит так же, как прежде. Ах да, говорят, затевает на рождество свадьбу. Я-то не знаю, я его самого уже давненько не видел, но люди болтают. Поди, разберись, у больших господ и дела большие. Ах да, небось, ты еще и того не знаешь, что Яан Имелик отбыл из Паунвере.