Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека, стр. 8

— А вдруг сработал мой рецепт? — заволновался Чосек. — Ведь случалось не раз, что алхимики делали эпохальные открытия!..

А еще через день пришел слуга и сказал, что пан Гымза прилетел и зовет Чосека расписаться в ведомости за важную услугу.

— Слыхали? Это, конечно, за густую шевелюру! Сотенку получу как нечего делать!

Но Чосека обманули радужные ожидания. В кабинете он увидел пана Гымзу с забинтованной головой.

— Входи, входи, мерзавец! — вскричал пан Гымза. — Сейчас распишешься в ведомости на крупную сумму!

И слуги пана Гымзы вздули Чосека пучком крапивы, да так сильно, что он месяц не мог сесть и все подкладывал под себя ладони: «Ой-ей-ей, мамочки-папочки, у меня, наверное, хвост растет!.. И кто только выдумал эту крапиву! Не лучше ли было бы посадить кругом бананы!..»

Однажды осенью

Как-то друзья оказались в Бресте на вокзале. И вдруг зарядил сильный дождь.

Дело было осенью, а осенние дожди холодны и невеселы.

Укрылись под товарным вагоном. Вокруг шумела и хлюпала вода, и настроение было самое прескверное.

От нечего делать Чосек поднял с земли оправленную целлофаном коробочку для сигарет, загадав, что если в ней окажется рубль, то он сбегает за хлебом.

Конечно, коробочка оказалась пустой. Чосек приметил еще бумажку, дотянулся до нее: то был листок из какой-то книги.

— Испортили книгу, — пожалел Чосек и прочел вслух: «Жил некий царь. Он до того любил маленьких собачек, которые звонко лают, что разрешал им спать у себя на коленях и на коленях же кормил. Собачки привыкли так спать и есть и нигде больше не хотели лежать, а лапы свои клали царю на шею. Ему же это нравилось, и он забавлялся собачками. Глядя на все это, осел рассуждал сам с собою: «Если я буду петь и плясать перед царем и положу на шею ему ноги, он будет давать мне лакомства и позволит спать на своей постели». С такими думами он вышел из своего стойла, вошел в залу и начал петь и танцевать перед царем, а затем подбежал и положил ему ноги на шею. Слуги, увидя это, подумали, что осел взбесился, схватили его, примерно отлупили и отвели обратно в стойло».

— Интересная история, — сказал Гонзасек. — И смысла много: что одному хорошо, то другому совсем не обязательно.

— Глубже, глубже суть рассказа, — задумчиво заметил пан Дыля. — Осел отказался от своей природной судьбы и был за то наказан.

Гонзасек повернулся к пану Дыле:

— Послушай, отчего бы тебе не написать книжку? Грамотой ты владеешь отменно, а придумать всякие забавные или поучительные истории мы бы тебе помогли. Все была бы копейка.

— Нет, — отозвался пан Дыля, — настоящего писателя из меня не получится: я не знаю сути всех событий, стало быть, мне придется лгать и унижаться. Я на это не способен.

— Но вот же Чосек изображал из себя астролога и добился успеха?

— Он лгал. Пусть беззлобно. Пусть искренне, жалея людей, но лгал.

— Почему же это я лгал? — запротестовал Чосек. — Я говорил людям сущую правду!

— Нет, мой друг. Если бы ты хотел и мог сказать людям истинную правду, тебе нужно было бы говорить не об их индивидуальных судьбах, а о причинах бедственного положения всех. Однако тебя бы арестовали за это, а если бы и не арестовали, то каким-либо иным способом заткнули бы тебе глотку. Разве не так?.. Представьте, человеку нужно пройти сто или двести метров. Нынешний писака напишет: «Такой-то отправился в путь…» Но одно дело, когда расстояние преодолевает здоровый и сытый человек, другое — когда больной и голодный, и третье — когда обессилевший, лишенный надежды…

— И все равно каждый, кто жил на свете, должен описать свои приключения. Описывая, он судит свои и чужие поступки и, стало быть, становится совершеннее, — сказал Гонзасек.

— Давайте поклянемся, что и мы напишем о своих судьбах, — предложил Чосек. — А если двум из нас суждено будет погибнуть, пусть эту нашу волю исполнит третий.

— Спорить не стану, — кивнул пан Дыля.

— Я тоже согласен, — присоединился Гонзасек. — И начать рассказ нужно с того, как мы сидели под вагоном и читали чьи-то строки…

Граф Пуховичский

Задолго до того, как погибло королевство, короля Дундука Дундуковича посещали разные хитрые заморские гости, испытывали его на прочность. Раньше всё оружием пытались, да ничего не получилось: войско Дундука Дундуковича было столь храбрым и искусным, что без труда разбивало отряды находников. Стали испытывать другие средства. И опоить колдовскими винами старались, чтобы в пьяном-то виде уговорить подписать какую-либо дурость, — король устоял. И «шемаханских цариц» привозили, чтобы разрушить королевскую семью, а вместе с нею и духовные опоры властелина. И с богатейшими подарками совались. Как ни мешковат был Дундук Дундукович, а все же себя уважал и заморскими цацками не прельстился. Тогда в заморье стали заманивать — погостить с королевой и детками, — не поехал. Подсылали самых ловких магов-охмурял, пытаясь вызвать умопомрачение, — не поддался, держась за веру и обычаи предков, как за единственную верную дорогу. Недруги же продолжали изощряться: стали внушать королю, что нет у него сметливых, храбрых и сноровистых слуг, все больше, мол, трусы, завистники, лентяи, никакого дела хорошо не умеют.

Прислали из дальней страны барона Пшика Обормотовича, которого специально двадцать лет обучали верховой езде, стрельбе из пистолета и умению владеть шпагой.

Барон и говорит:

— Был я вчера на приеме в твоем дворце, великий и мудрый король, все кругом какой-то заспанный, неуклюжий люд, угодливый до омерзения. Я одному в рыло плюнул, так он утерся и говорит: «Понял вас, мусью, готов сделать по вашей заявке!» Я ему доллар дал: «Проглоти!» Он и проглотил. Вот какие у тебя слуги — ни единственного настоящего дворянина! Гони-ка ты их всех в шею, я тебе из-за моря других выпишу, те дело куда как знают! Им только заплати!

— Что-то я тебя не понимаю, барон, — ответил король. — Ты заставил человека доллар проглотить, я же могу заставить твоих умельцев по тысяче глотать, велика ли тут разница? Да и то мне понятно, что свои, если их не развращать, не бить мордой об стол за всякую промашку, никогда не продадут, а твои-то люди чужие интересы блюсти станут, от интриг спасу не будет.

Побурел от досады барон.

— Я тебе, король, пуд золота дам, если хоть один из твоих слуг победит меня в делах, достойных лишь самых благородных: в стрельбе из пистолета, фехтовании и скачках. А если не найдешь достойного соперника, то через три дня гони мне два пуда золота!

— Ловкий ты бизнесмен, барон, — засмеялся король. — Вот и спор мне навязал, хотя я спорить не собирался. И справедливость свою показал: хочешь с собой два пуда золота упереть, ни единого пуда на кон не поставив… Это верно, что в моей стране твоими благородными делами никто нынче не занимается, другие страсти волнуют подданных. Ну, да погоди куражиться. Авось сыщется тебе какой-либо соперник, и ты озолотишься за счет моих крестьян.

Король понял смысл затеянной игры и повелел генералам найти трех витязей, которые были бы готовы сразиться и победить.

На следующий день на поле перед королевским дворцом вышли три офицера-гвардейца. Они по очереди вступили в поединок с бароном, но все потерпели неудачу, поскольку вид состязания каждый раз устанавливал на правах гостя барон, каким-то образом узнававший про слабые стороны своих соперников.

Первый гвардеец, отменный стрелок, вынужден был начать с фехтованья и был насмерть заколот бароном.

Второй, способный победить в бою на шпагах, начал со скачек, упал со взбесившейся отчего-то лошади и сломал себе руку.

Третий победил на скачках и не уступил в умении фехтовать, но при стрельбе у него трижды вышла осечка, и барон прострелил ему сердце.

Опечалился Дундук Дундукович. А его вельможи внушали: «Не следует сопротивляться, ваше величество. У них за морем все такие воины. Лучше дать Пшику Обормотовичу не только два пуда золота, но и вашу дочь. Из семени барона проистечет потомство лучших придворных!.. А то и сразу всем сдаться, чтобы войны избежать!..»