Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека, стр. 33

— Покупал, ворот был тесный, а теперь…

— А теперь шея, как у гуся, — сказал Чосек. — Ты, я вижу, голодаешь?

— Да, — признался Булькин. И снова оглянулся. — Попалась мне жена, женщина, в общем, хорошая, но панически боится голода и гражданской войны. Говорит как-то, с месяц назад: «Коль, поставь замок на холодильник, а то сын Вовка в холодильник залезет и замерзнет. Случаи такие были, я сама читала». Ну, мне страшно за Вовку, еще дурачок, три годика всего, я замок поставил и ключ супруге передал. А она теперь меня в холодильник не пускает. Товары нормирует… Правительство нормирует, пан Гымза нормирует, жена нормирует, — погибаю.

— Так ты сними замочек-то. Хочешь, я сам сниму?

— Нет, — говорит Булькин. — Не хочу жену обидеть. Человек она, в общем, хороший.

— Ну, что за люди, — удивился Чосек. — Черта перед собой увидят, а в святости и ему не откажут!.. Давай сделаем так: я в холодильник залезу и оттуда лекцию прочту твоей Марусе.

— Как же ты в холодильник проникнешь?

— Очень просто: заверни меня в пакет. Скажи жене: это пану Гымзе крольчатину передали, схорони до утра, мне за нее деньги получить надо. Завоняет крольчатина, двести рублей потеряем…

Сделал Булькин по слову Чосека. Всю ночь Чосек пролежал в холодильнике, а утром жена Булькина развернула пакет.

Чосек и спрашивает:

— Как тебя зовут, красна девица?

Та побледнела и дверку захлопнула. А потом то ли усомнилась, то ли любопытство взяло: опять открыла холодильник.

— Ты жена Булькина?

— Жена. А ты кто?

— Я смерть его. Пришла его забрать.

— Пощади! Ты же осиротишь его сына и меня сделаешь вдовой! Он же совсем молод!

— Пожалуй, и молод, но организм его истощен. Завтра он помрет от истощения.

— Что же делать? — испугалась женщина.

— Единственный выход: каждый день ставить на стол мясо. Чтоб Булькин ел и приговаривал: «Ем смерть свою!»

— Так ведь денег нет. Все, что имеется, — шуба и обручальное золотое кольцо, купленное еще при старом режиме.

— Продай шубу и кольцо! А то заберу Булькина!.. На следующий день женщина продала шубу и купила говядины: то-то обрадовался Булькин!

— Слушай, как же ты в таком холоде высидел и не околел?

— Высидел: новая демократия закалила. Ради друга чего ни сделаешь?

Голос с неба

Рассказывают и такое, хотя в это трудно поверить. Шел однажды пан Дыля с братьями по сельской дороге. Светило солнце, и небо было чистым. И вдруг сразу собрался дождь, и грозовые тучи наползли отовсюду. Половина пространства лежала как бы в сумерках, а другая неестественно светилась, хотя солнце исчезло.

И вот взвихрилась пыль, закружилась столбом и раздался ясный, твердый голос: «Ты одинок и нищ, человек, потому что отделен от Природы другими людьми, действующими от дьявола. Ты безутешен и попираем, потому что лишился Отечества, — находники правят в твоей Земле! Но тебе не осознать печаль: ты слушаешь, а не слышишь, глядишь, а не видишь, говоришь, а не понимаешь! Парализовали тебя суеверия. Дьявол переваривает тебя в своей слюне, и пасть, в которой пропадаешь ты, — страхи за завтрашний день и рубль, сделавшийся последним кумиром! И все же ты добьешься и счастья, и радости, едва вспомнишь сто раз повторявшееся тобою, что общество только тогда и заживет совершенной жизнью, если станет столь же свободным и согласованным в своих частях, как вольная Природа, или как тело совершенного человека, где и глаза, и мозг, и руки, и сердце — все подчинено единому замыслу, который сопрягает душу мироздания с каждой душою. Преобразованная на новый лад древняя община спасет, сбережет и успокоит тебя как колыбель человеческого единения и совести и условие действительной свободы, но ты об этом не ведаешь, впавший в психоз под кнутами дьявольской пропаганды, не видящий действительных проблем бытия за ложной пеленою губительного наваждения. Чтобы прожить достойно, без ежедневного плача и зубного скрежета, не поклоняйся мертвому, лишенному дыхания и роста, но поклоняйся живому, дающему и питающему жизнь! Кто говорит, что он посредник между богом и человеком, тот преступник! Кто затесался посредничать между властью и подчиненными, — негодяй! А кто посредничает между творцом и потребляющим его продукт, тот грабитель! Твоею заботой приблизится будущее, которое проклянет тех, кто помыслы о себе не простирает на всех, а помыслы обо всех не простирает на себя и своих близких! Каждый народ да управляется лучшими из народа, а нарушение заповеди множит бедствия и трагедии, грабит и ссорит народы, вместо того чтобы сближать и скреплять их. Глядите, управляются ли народы, в которых больше всех барабанят о правах для меньшинств, представителями других народов? Мира требует душа живого, и этот мир дает лишь Природа, а человек, забывший, что она всему начало, не дает мира! Повторяйте же мои слова трижды в день, и в урочный час разверзнется перед вами вся Правда и великая Тайна станет доступна!..»

Эта речь прозвучала за несколько секунд. Голос умолк, столб пыли упал на дорогу, а пан Дыля все стоял в недоумении и не ведал, как истолковать случившееся.

— Слышали ли вы Голос?

— Да, — кивнул Чосек, — слышал, и могу повторить услышанное. Как огненные гвозди, слова пробили душу, и сейчас я просветлен, будто ступаю вслед за незримым пророком. Он впереди, а я — за ним, и мне ничто уже не страшно.

— И у меня такое же состояние, — прибавил Гонзасек. — Большего блаженства я не испытывал ни разу в жизни!

— Кто же говорил с нами? — задумался пан Дыля. — В мире есть зримое и незримое, и незримое больше, чем зримое, невидимое сильнее, нежели видимое. Я не верю в сверхъестестественную силу, но верю, что наши знания ничтожно малы в сравнении с нашим невежеством.

— Возможно, кто-то, знающий больше, чем мы, сделал так, что звуки его речи без ущерба в громкости и ясности перенеслись на огромное расстояние, — предположил Гонзасек. — Но каково же в таком случае моральное могущество этого человека, если он сумел вызвать дождь и грозу!..

И тут, в самом деле, началась гроза и хлынул дождь, но ни единая дождинка не упала на друзей, пока они стояли на прежнем месте…

Критика за глаза

Гонзасек принес откуда-то заграничный журнал с фотографиями политических деятелей.

Чосек принялся разглядывать фотографии и вдруг расхохотался.

— И это люди, которые управляют другими людьми? Да здесь нет ни единого, который был бы способен управлять!

— А играть роль? — спросил пан Дыля, не поднимая головы. Он чинил обувь своих друзей. — Управляющие, которых мы видим на сцене, и управляющие, которых мы не видим, но которые дергают за веревочку и подсказывают суфлеру, — это две большие разницы. И все равно, Чосек, твой смех кажется мне непочтительным.

— Может быть, я заслуживаю осуждения, — согласился Чосек, — но я сделался легкомысленным не по своей вине. Когда я был неопытен и зелен, мне внушали: уважай этих людей, это наши вожди! Но шло время, и одни вожди изобличали других в глупости и авантюризме. И, разумеется, пришел день, когда не только я, но и множество других увидели в каждом из новых вождей глупцов и авантюристов… Ты как-то спросил, отчего у нас стали мало уважать стариков. Отвечу: по той же самой причине, ведь большинство наших вождей были стариками, не достойными уважения. Так безответственная голова чинит больше беды, чем безответственные руки… Вот какие связи существуют в государствах и обществах: прицелишься в дурачка, попадешь в умника. И кто владеет тайнами всех связей, тот управляет и управляющими… Извините, в журнале я вижу лишь несколько человеческих типов: тщеславцы, алкоголики, сластолюбцы, еще экзекуторы, которые за робость сказать «нет» князю какой-нибудь Комаринии нещадно секут своих домашних и подданных. Есть еще так называемые гурманы, готовые за подарки языком вылизывать бегемотов. И кто только подбирает наших вождей, оставляя каждый раз безголовой нацию? Кто расчислил и приготовил шаблоны?