Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека, стр. 24
— Есть план: не мешать мальчишке и в то же время контролировать его действия.
— Интересно, — Гымза отставил чашку кофе. — Я знаю, ты опять без работы, но я готов за хорошую идею накормить тебя обедом для рабочих приусадебного участка.
— Вы всегда были щедрым, — не без иронии ответил Чосек. — Но вы знаете, что я не сажусь за стол без своих друзей. Три порции обеда, и я выкладываю идею.
— Идет, — согласился пан Гымза. — Но только в том случае, если я приму идею!
— Итак, нужно поставить в детской нечто вроде второго туалета с широким трубоводом и замысловатым приводом. Внизу разместить пружинящую сетку с датчиком: при попадании какого-либо предмета должен включаться магнитофон, воспроизводящий шум мощного водостока… Ваш внук станет бросать отвинченное и разломанное именно в этот «туалет». Специальный дежурный соберет все предметы, а со временем вы сможете урезонить внука видом вещей, которые он обрек на гибель.
— Превосходно! — восхитился миллионер. — Завтра приходи с друзьями на кухню, где получишь обед, а послезавтра начнешь работать дежурным у этой самой пружинящей сетки! Я знаю твою честность и хочу доверить работу именно тебе! Условия: половина того, что я плачу Гонзасеку!..
Через день сделали «туалет». И тотчас на сетку посыпались фарфоровые статуэтки, карандаши, шлепанцы пана Гымзы, его очки и даже аквариум с рыбками…
Через неделю пан Дыля спросил у Чосека:
— Что это ты такой хмурый? Платят, конечно, жалкие гроши, но ведь безработица для того и придумана. Вопреки всему надо жить и радоваться тому, что нас еще не превратили в говорящий скот!
— Я бы радовался, — ответил Чосек, — но паршивцу-мальчишке очень понравилось слушать рев водного потока. Он не только сам использует мое изобретение в качестве туалета, но заставляет пользоваться им всех домочадцев. Мало того, что бьют по душе, — валят еще на голову!
— Но это как раз та «свобода», которую обещали народу! — усмехнулся пан Дыля. — Не спасший душу не убережет головы!
В поисках заработка
— Нашел, нашел! — закричал Чосек, просматривая брошенную Гонзасеком газету. — Вот сообщение: завтра в город прибывают на постой турецкий механизированный батальон и рота шотландских снайперов! Они проведут совместные с нашими полицейскими маневры. Переводчики им, разумеется, не потребуются, но кто же будет караулить грузовики с продовольствием?
— Стибрить или слямзить у них ничего не удастся, — предупредил пан Дыля. — Они нарочно будут провоцировать, чтобы учинить побоище. И постреляют голодных, глазом не моргнут… Вижу, вы, ребята, сделались совсем нервными, это мне не нравится. Будни засасывают, губят все высокие порывы. Но кто не умеет противостоять будням, тот вырождается в рабочий скот. А скотина только и ждет сена, пойла и бесплатного стойла…
Однажды в поезде
Чосек ехал в поезде. Рядом с ним на полке сидел какой-то рыжий тип в темных очках. Глядя за окно, рыжий ел мандарины.
Чосеку захотелось отведать хотя бы дольку. Он громко сказал:
— Самое главное — философия жизни. Она разделяет людей больше, чем то, что они едят и пьют… Вот вы, любезный сосед, какова ваша философия!
Рыжий снисходительно повернул голову:
— На этот вопрос я не ответил бы и прокурору. Но вам, так и быть, отвечу. Когда торжествуют мои интересы, это демократия и свобода. Если же верх пытаются взять интересы других людей, — это фашизм, диктатура, тоталитаризм и все такое прочее. Другие люди — это враги. Их надо относить к самой гнусной категории негодяев, высмеивать их, унижать, оскорблять, и тогда, выведенные из себя, они сделают ошибки, которые можно использовать против них.
— Гм, — удивился Чосек, видя, что рыжий не из тех, кто способен угостить попутчика. — Вы, кажется, забыли о правах человека.
— Бормочете чепуху, — нагло сказал рыжий. — Кроме себя самого и моих друзей, я не знаю человеков. Все остальные — люди. Они должны пользоваться не правами человека, а правами людей!
«Да, это большая разница», — подумал Чосек и потерял интерес и к рыжему попутчику, и к его мандаринам.
Король на приеме у пана Дыли
Рассказывают и такое: вскоре после своего изгнания из дворца король приходил в шалаш к пану Дыле и его друзьям.
— Народ думает, что король дурак и ничего не понимает, — сказал король. — А я не дурак и кое-что понимаю, хотя, если бы был умнее, давно знал бы то, о чем узнал только теперь, когда стал безголосым, как остальные люди. Облапошили меня просто, совсем просто… Приезжает однажды князь Мукедонский. Три дня за мой счет харчевался, а на четвертый говорит, прослезившись, будто от умиления: «Великий мудрец живет в твоем королевстве — Сэр Сэрыч Иванов. Скажу как друг: если возьмешь его в помощники, он разрешит все твои проблемы!»
Уехал князь Мукедонский, явился барон Хранцузский: «Ваше величество, просвещенный мир боится только одного человека — величайшего мудреца Сэра Сэрыча Иванова!»
Мне бы заподозрить неладное, учитывая, что оба гостя — мои недруги, да слишком далеко зашло дело. Какой журнал ни открою, везде написано: «Эту проблему более всех освоил Сэр Сэрыч Иванов… В этой области у нас только один толковый специалист: Сэр Сэрыч Иванов…»
Короче, задурили мне голову, и однажды я не выдержал: «Позвать Иванова! Кто таков?..»
Приводят. Плюгавец — метр двадцать, если с папахой. Никакой не Сэр Сэрыч Иванов, а Семен Семенович Семенов. Это по последнему паспорту, а он их с десяток поменял.
— Зачем маскировка? — спрашиваю.
— Устал от славы, ваше величество. Я для королевства славы хочу, а они все мне лично приписывают, вот и скрываюсь. Я, извольте знать, хотя академий не кончал и только курсы шахматной игры за плечами, тем не менее профессор околовсяческих наук. В какой науке ни выступлю, сразу эпохальные открытия совершаю. Гены у меня такие…
— А что, если я тебя ко двору призову? Сможешь сделать что-либо эпохальное для королевства?
— Непременно, — мерзавец встал на колени и облобызал мои туфли. — Я, извольте знать, патриот из патриотов. Вы меня сразу в штат не берите и денег не давайте, я согласен попахать простым консультантом. А когда увидите, что получается, что вам подходит моя работа, тогда подумаем о должности и окладе.
Вот так подъехал, пронюхав, что я экономлю на всем, даже на домашних шлепанцах, чтобы лишнюю копейку на нужды народного образования пустить. Не понимал я еще, что и здесь Сэр Сэрыч «попахал» и потому ничего расти не будет.
— Что тебе поручить? За что возьмешься?
— За что прикажете. Но хотел бы за самое тяжелое.
И называет, негодяй, самым тяжелым распределение средств из государственной казны, ссылаясь на то, что у него теща была бухгалтером. Мол, всех ублажу, лишнего не дам и сэкономлю, сколько необходимо. А это все, действительно, зубная боль в королевском деле. Мне бы спохватиться, что другому не перепоручают ни мочиться, ни обедать, ни на боку спать. Но я же каждый день, как угорелый, прорехи затыкаю. Некогда догадаться, что народ оттого беден, что в начальниках сплошь взяточники и проходимцы, а взяточники и проходимцы — для того, чтобы другим было вольготно обирать народ. Ну, я и согласился, потому что верных помощников у меня раз, два и обчелся.
И что же сделал прохвост, который орудовал со своей шайкой, о которой я и не подозревал? Подкупил на казенное золото придворных, говоря каждому: «Я тебе еще дам, но и ты помоги: когда король соберет Государственный Совет, говори, что Сэр Сэрыч — финансовый гений и требуй — во имя спокойствия подданных — еще и передачи Сэру Сэрычу всех газет, всех телестудий и всех радиопрограмм!»
Вот так заграбастал еще и все средства манипулирования мозгами, опираясь на продажную сволочь, содержание которой одно — побольше сожрать и поудобнее опростаться. Озабоченный своими болячками, я опять ничего опасного не разглядел. А болячки умножались, и я лишь теперь узнал, что и к этому приложил руку «Иванов» или «Семенов», сам черт не разберется в его родословной! Я и мысли не допускал, наивный дурень, что за моей спиной сложится заговор и заговорщикам моя справедливость сделается обременительной и не нужной.