Воин из Киригуа, стр. 28

Побледневшее лицо Эк-Лоль почти вплотную приблизилось к лицу Хун-Ахау, сверкающие глаза впились в него.

— Я, царевна Эк-Лоль, из рода Челей, — первый ребенок властителя Тикаля и его единственная дочь от старшей жены. Почему трон ягуара в столице мира должен принадлежать ничтожному потомку батаба из Йашха? Разве на этом престоле не было уже женщин? Разве великая воительница Покоб-Иш-Балам была мужчиной? И разве ее главным советником не был юноша рабского рода? Стелы с ее именем уничтожены, храмы, посвященные ее памяти, перестроены, но память об этой могучей правительнице жива до сих пор. Я, только я должна быть повелительницей Тикаля, и тогда сбудутся все твои мечтания, верный мой Хун, а может быть, и большее. Этому мешает только одна сухая ветка от древнего могучего ствола — надо срубить ее! Убей Кантуля — клянусь тебе своей жизнью: ты получишь свободу для себя и всех, кого назовешь!

— Я убью его, как только ты прикажешь! — просто сказал Хун-Ахау.

Кровь хлынула в лицо девушки, глаза ее засияли еще ярче.

— Я не сомневалась в тебе! — воскликнула она. — Прими же от меня первый подарок. Им ты и убьешь нашего врага!

Царевна вынула из-за пазухи продолговатый, блеснувший и лунном свете предмет и вложила его в руки Хун-Ахау.

Это был длинный узкий топор из великолепно отшлифованного сине-зеленого полупрозрачного нефрита; он еще хранил тепло тела Эк-Лоль. Один конец его был заточен до остроты ножа. На одной стороне был выгравирован рисунок, изображавший маленьких толстых человечков с оскаленными мордами ягуара вместо лиц. Они сражались друг с другом. На другой — фигура божества, очевидно Йум-Кааша, из головы которого вырастал кукурузный початок.

— Это очень древняя и таинственная вещь, — сказала Эк-Лоль, — она была найдена далеко отсюда, около берега моря, и лесу. На небольшой полянке там находилось странное изваяние: огромная голова улыбающегося юноши. Топор был зарыт в яме, находившейся перед лицом изображения…

— Я знаю эту голову! — невольно воскликнул Хун-Ахау.

Царевна была удивлена.

— Разве ты бывал когда-нибудь в тех краях? — спросила она. — Ты же говорил, что ты родом из Ололтуна?

Юноша рассказал ей о скитаниях своего прапрадеда и о его встрече с потомком побежденных племенем «Больших голов». Во время рассказа в нем все больше и больше крепло убеждение, что такое совпадение не случайно и полученный им топор каким-то таинственным образом связан с ним и его судьбой.

О взятой на себя задаче — убийстве царевича — Хун-Ахау задумывался мало. Если он падет во время схватки — он умрет за свободу, если выживет — то, может быть, освободит себя и других. Во всяком случае, его товарищи уже сейчас должны получить себе оружие. Он сказал об этом царевне.

— Хорошо! — без колебаний ответила Эк-Лоль. — Завтра же ты отправишься на строительство храма под предлогом подыскания нескольких рабов. Ты найдешь своих товарищей и возьмешь их с собой в уединенное место, где они подкормятся и научатся владеть оружием. О дальнейшем мы договоримся с тобой потом. Будь же верным и смелым, мой Хун! Помни наш договор! И всегда помни обо мне!

Хун-Ахау почувствовал слабое пожатие девичьих пальцев и с удивлением и трепетом увидел, что щеки царевны опять порозовели, а густые ресницы затрепетали.

Эк-Лоль повернулась, подошла к лестнице и начала спускаться. Хун-Ахау последовал за ней. Спуск был намного труднее, чем подъем. Раскрытая под ногами бездна неудержимо тянула к себе; легкие порывы ветерка подталкивали в спину. Луна уже прошла две трети своего пути, и нижняя часть лестницы была погружена в тень от противоположного здания. Хун-Ахау заметил, что Эк-Лоль слегка вздрогнула, когда ей надо было переступить резкую границу черной тени, лежавшей на ступеньке. Недолговечные цветки эделена от этого сразу же осыпали свои лепестки. Еще несколько шагов вниз — и спускавшиеся, погружаясь в тень, как в воду, полностью потонули в ней. А над их головами блестела матовым серебром опустевшая вершина пирамиды, и гигантское лицо божества так же бесстрастно глядело вдаль, как и два часа тому назад.

Маленькая группа, ожидавшая их у подножья, становилась все ближе и ближе, фигуры яснее и отчетливее. Через несколько минут спустившиеся оказались перед ними. Иш-Кук тревожно вглядывалась в лица царевны и юноши, пытаясь догадаться, что же произошло между ними там, наверху, но так и не смогла ничего прочесть на них. Они оба были одинаково бесстрастными.

Глава тринадцатая

СОВЕТЫ АХ-КАОКА

Через два дня после описанных событий царевич Кантуль принимал у себя помощника верховного жреца Ах-Каока. После нескольких незначащих фраз ахау-ах-камха удалил своих приближенных, и дальнейшая беседа происходила наедине.

— Как здоровье нашего великого повелителя? — спросил горбун, зорко вглядываясь в скрытое в тени лицо царевича.

Кантуль пожал плечами.

— Как будто бы не хуже. Но ты же знаешь, Ах-Каок, что боги в любой момент могут призвать его к себе. Неужели ты, искусный врачеватель, не сможешь найти какого-нибудь лекарства, какое помогло бы моему милостивому отцу?

На губах Ах-Каока показалась едва заметная усмешка.

— Разве может найтись лекарство, если боги призывают великого к себе для беседы, — уклончиво сказал он, — скорее надо думать об укрепляющих средствах, которые потребуются при церемонии восшествия на престол.

— Разве ты считаешь меня таким слабым? — самодовольно поглядывая на свои руки, спросил собеседника Кантуль.

— Ты, владыка, крепок, как молодое дерево!

— Так зачем же мне укрепляющие средства?

— Я говорил о новом повелителе Тикаля, владыка, а ты — наследник нашего теперешнего повелителя…

— Послушай, Ах-Каок, — нетерпеливо прервал жреца царевич, — злые духи помутили сегодня твой разум, или ты просто не пришел в себя после вчерашнего пира, где выпил слишком много бальче*. Разве тебе было неизвестно до сих пор, что, когда наследник восходит на престол, он становится правителем? Какую чепуху ты сегодня несешь… Разве я не ахау-ах-камха?

— Когда наследник восходит на престол, то он становится правителем, — повторил медленно Ах-Каок. — Это я хорошо знаю, милостивый владыка. Но бывают случаи, когда на престол восходит не наследник, об этом я и начал было говорить.

Резко нагнувшись к жрецу, Кантуль прошептал сдавленным голосом:

— Кто это? Кто может стать между мной и троном Тикаля? Что ты знаешь? Говори быстрее, без уверток!

Теперь лицо царевича было освещено, и Ах-Каок про себя с удовольствием отметил, что оно потемнело от сдерживаемого гнева. «Первый удар нанесен, — подумал он, — теперь еще два — и можно говорить о деле…»

— Я ничего не знаю, владыка, — сказал он по-прежнему спокойно, — я только говорил о возможностях, а они бывают разные. Разве тебе не приходилось слышать о смене династии, когда представитель какого-нибудь знатного рода становился правителем государства, а законный наследник…

— А законный наследник случайно умирал, — с вынужденным смехом прервал его Кантуль. — Да, я слышал о таких случаях. Но кто из нашей знати осмелится на это?

— Владыка Ах-Печ властолюбив, — как бы в раздумье, продолжал Ах-Каок, — након могуществен, у него в руках большие силы. Владыка Ах-Меш-Кук по знатности не уступает никому в Тикале…

Царевич заметно побледнел и откинулся назад. «Еще удар!» — мысленно отметил Ах-Каок.

— Что же ты знаешь об их умыслах? — с усилием спросил Кантуль.

— Несколько дней тому назад все представители знатных родов собирались у владыки Ах-Меш-Кука и долго совещались. Подслушать, о чем они говорили, не удалось, но известно, что после совещания и Ах-Меш-Кук и Ах-Печ были в очень хорошем настроении и крайне щедры.