Вовка - зелёная фуражка, стр. 7

Сначала Вовка заупрямился:

— Не хочу как принц, не хочу в корзине… Я лучше на подводе…

— Не дури, — сказал папа. — Никакой подводы не будет. Повозка здесь останется, пока река не войдёт в берега и не откроется брод. Ясно?

Ясно. И Вовка подчинился. И не пожалел, что пришлось стать принцем: ехать в корзине было даже удобнее, чем на повозке. Корзины плавно покачивались в такт лошадиному шагу, и пассажиров не подбрасывало больше ни на булыгах, ни на выбоинах. Справа от Вовки тянулся всё тот же лес, слева, за седлом, торчала голова лупоглазой принцессы Светки. И куда бы ни поворачивала лошадь, справа был лес или дорога, а слева голова Светки… А дорога попрежнему шарахалась из стороны в сторону. Впереди ехал сержант. Он держал в руке повод ихней лошади и поминутно оглядывался, проверяя — не вывалились ли из корзины важные особы?

На этот раз ехали совсем недолго. Очень скоро впереди послышался какой-то шум, а после нового, закрученного поворота лошади остановились на берегу неширокой речки. В речке бурлила совсем необычного тёмно-коричневого цвета вода. Можно было подумать, что текла не вода, а густая чайная заварка.

— А почему она такая? — изумился вслух Вовка.

— Потому что торфяная! — тут же ответила Светка. — Из болот выбегает, а в болотах торф. В такой воде купаться хорошо. И стирать. Она мягкая-премягкая!

У Вовки не было никакого желания купаться даже в мягкой торфяной воде. Погодка была не купальная: снова временами срывался снежок. А ещё — вода текла не по-настоящему речному дну, а по ледяному.

Первым перебрался через речку один из солдат, его лошадь спокойненько дошла до другого берега, даже не замочив брюха.

— Порядок! — весело крикнул солдат. — Давайте смелее, товарищ сержант.

Кричал солдат не потому, что река была широкой, а потому, что голос заглушался водопадом, — он был чуть ниже по руслу, и вода там ревела, падая на камни. Сержант тронул свою лошадь, следом за ней в реку осторожно вошла и лошадь с ребятами. Она прядала ушами и косилась на шумящий водопад.

До середины реки добрались благополучно, но, когда берег был у самого носа, лошадь сержанта, норовя поскорее выбраться на сушу, прибавила шагу. Она рванула повод лошади, на которой ехали ребята, та невольно пошла быстрее, и тут Вовка вдруг почувствовал, что корзина проваливается и он летит в воду. Он даже не понял, что лошадь поскользнулась и завалилась на правый бок, на тот бок, к которому была приторочена его корзина. Он не успел и «мама» крикнуть, как очутился в ледяной воде. Лошадь забилась, пытаясь быстрее вскочить на ноги, и так тряхнула корзину, что Вовка совсем было вывалился из неё, но тут на выручку пришла Светка. Девчонка-девчонка, а цепко ухватилась руками за Вовкины штаны и не выпускала до тех пор, пока лошадь не выбралась на берег и подоспевший сержант не подхватил Вовку. Не вцепись Светка в Вовкины штаны, кто знает, чем бы всё кончилось? Вовку свободно могло унести водой и сбросить в водопад. Ищи его потом…

Вовкин папа вскачь перелетел через реку, подхватил сына, расстегнул шинель и прикрыл его полами.

— Руководите переправой! — крикнул он сержанту и, пришпорив лошадь, помчался к заставу,

Очутившись в воде, Вовка так оцепенел, что не мог и звука из себя выдавить. Не смог он произнести ни слова и тогда, когда Светка держала его за штаны. Под шинелью у отца он вдруг почувствовал горячий комок у горла, защипало в носу, но лошадь неслась так быстро, что у Вовки перехватило дыхание, было не до плача. А потом он стал согреваться, и страх прошёл. Он даже увидел себя вроде как героем. Только одно было неприятно: спасла-то его Светка, и как спасла — за штаны поймала!..

Светка отделалась лёгким испугом: её корзина даже не коснулась воды.

От реки до заставы было всего полкилометра. Отец так гнал лошадь, что они мигом очутились на заставе. Вовка ничего толком не успел рассмотреть, пока отец, соскочив с лошади, не внёс его в дом. В комнате отец стащил с Вовки всё, вплоть до трусов, уложил в кровать и принялся растирать одеколоном, да так старательно, что вскоре Вовке стало жарко.

— Ничего… Ничего! — приговаривал отец. — Здоровее будешь, сынок! Привыкай к пограничной обстановке… Как самочувствие?

— Есть самочувствие! — по-военному ответил Вовка. — А мама не намокла?

— Сейчас и мама приедет… Думаю, они перебрались без приключений.

— А Светка тут будет жить? — неожиданно спросил он.

— Тут, тут… — стал успокаивать его отец, не поняв, почему Вовка спросил о Светке. — В этом же доме. Их квартира за стеной… Вход с другой стороны. Лежи, лежи, а я пойду наших встречать. Слышишь, не раскрывайся и с кровати не вставай…

Вовка остался один в просторной комнате, залитой солнечным светом. В этой комнате, не то что в избе бабы Марфы и деда Матвея, лишь пол и потолок были деревянными, а стены оклеены обоями зеленоватого цвета. Двери и рамы трёх окон выкрашены белой краской, под потолком висел круглый шёлковый абажур жёлтого цвета, а на одной из стен охотничье, конечно папино, ружьё и патронташ с сеткой-ягдташем. (Это потом Вовка узнал, что они так называются.)

Кровать стояла у стены напротив окон. Вовка приподнял голову и посмотрел в окно. Он увидел солдата с автоматом на груди, стоящего под навесом деревянного гриба. Справа виднелся угол какого-то бревенчатого дома. А слева, уже привычный и знакомый, темнел лес, он начинался прямо за частоколом забора. За спиной солдата-часового лежало ровное заснеженное пространство. Теперь Вовка учёный: это могло быть и лугом и болотом…

Но, конечно же, это озеро, решил Вовка, ведь Светка говорила про озеро, в котором какой-то сержант Куликов ловит рыбу.

И тут Вовка забыл про наказ отца, вскочил с кровати и подбежал к окну. Хотелось ему поскорее увидеть сержанта-рыболова! Но на озере не было ни души. Не бегали по двору и собаки, Вовка, конечно, сразу узнал бы Хмурого.

Может, в другое окно можно было увидеть ещё что-нибудь, но Вовке вдруг стало так холодно, что он торопливо вскарабкался на кровать и укрылся одеялом с головой. Прошла минута, другая, а озноб всё не проходил, одеяло не хотело греть и лежало на Вовке каким-то снежным сугробом.

«Там знаешь какая холодюга!» — вспомнились Вовке слова Сеньки-тюбетейки, и ему стало так грустно, так жалко себя, что он, натянув ещё больше одеяло на голову, тихонько заскулил…

Запоздалое письмо

Никто не переводил заставу на тревожный режим, на границе было спокойно. Возвращаясь с наряда, пограничники докладывали: «Никаких происшествий не случилось».

И всё же застава жила в тревоге.

— Ну как он? — спрашивали солдаты у дежурного, показывая на окна квартиры начальника.

Дежурный пожимал плечами: ничего определённого…

— Ждём вертолёт…

Больше всех из пограничников был встревожен сержант Степанов — это он вёл на поводу лошадь через Бешенку. И хотя Вовкин отец говорил ему: «Перестаньте, сержант… Никто вас ни в чём не винит…» — Степанов успокоиться не мог. Он называл себя растяпой, шикал на собак, если те подавали голос, ворчал на солдат, если они, по его мнению, чересчур громко стучали подкованными каблуками. А на занятиях физической подготовкой команду подавал почти шёпотом.

— Сергеенко! Что вы делаете соскок с перекладины так, что земля вздрагивает? Забыли, на заставе больной человек… — тихо выговаривал он солдату, и тот на цыпочках возвращался на своё место в строю…

Но вот над заставой застрекотал вертолёт. Он сделал круг и пошёл на посадку прямо перед воротами заставы, в центре небольшой поляны. Вовкин отец и дежурный по заставе торопливо зашагали навстречу вышедшему из вертолёта пожилому военному.

Военный снял шинель и… превратился в доктора: под шинелью у него был белый халат.

Доктор осмотрел метавшегося в жару Вовку и сказал:

— Да, рановато он открыл купальный сезон…

Так я и думал: воспаление лёгких… Только вы, мамаша, духом не падайте: сын у вас крепыш, сердечко работает отлично, оглянуться не успеете, как он уже будет проситься на улицу…