Ступеньки, нагретые солнцем, стр. 22
— Как это почему? — вдруг рассердилась она. — Это мой дом, вот почему. Я им так и сказала: «Двум медведям в одной берлоге не жить!» Разве не так? Что же ты молчишь? И вообще, кто ты такой?
— Тимка, — неуверенно сказал Тимка. «Чего она рассердилась? — думал он. — Я же ничего обидного не сказал. И при чём тут два медведя? Может, она ненормальная?»
— И не думай, что я сумасшедшая. Я самый нормальный человек на свете, так и запомни.
— Я запомню, — согласился Тимка. — Я домой пойду, можно? Мне ещё географию учить.
— Иди. Разве я тебя задерживаю? И ещё запомни: этот дом никогда не снесут, потому что я не позволю. Так всем и передай.
— Хорошо, я передам, — сказал Тимка, выходя из квартиры.
— Приятно было познакомиться, — сказала Евдокия Павловна, захлопывая дверь.
Тимка отошёл немного и оглянулся. Домик стоял тёмный, как будто пустой. Что за чудеса! Но тут Тимка догадался посмотреть наверх. Из трубы поднимался в небо голубой дым. Как же он сразу не догадался, когда в прошлый раз говорил с Катей? Раз в доме человек, значит, там топится печь. В таком старом деревянном домике нет центрального отопления. А раз топится печка, значит, из трубы идёт дым. Эх, если бы он додумался показать Кате дым, она бы сразу поверила!
Кто это идёт по двору? Неужели Катя? Катя!
— Катя! — не своим голосом закричал Тимка. — Иди скорее сюда!
— Что случилось? — подбежала Катя. — Тимка, что ты кричишь?
— Что кричу? Тимка врун? Тимке можно не верить? Выдумывает, сам не знает что? Да?
— Успокойся. Я ничего не говорю. Ну, выдумал один раз. Подумаешь, со всяким может случиться. Ты же больше не будешь? Ну, пошутил, да?
— Никаких шуток! Какие могут быть шутки? Посмотри сама! Нет, ты посмотри, посмотри! Видишь трубу? Ага! Что? Теперь убедилась?
— Смотрю. Труба как труба.
— Дым идёт, вот что! Человек печку топит, голландскую, вот что!
— Опять твои дурацкие розыгрыши? — Глаза у Кати сузились, нижняя губа оттопырилась. — Какой дым? Что, ты меня дурочкой считаешь? Какая голландская печка?
Тимка поднял голову. Труба как труба. И никакого дыма.
И Кати рядом уже не было. Хлопнула дверь Катиного подъезда.
Нет, никогда Тимка и Катя не поймут друг друга. Каждый раз, когда Тимка пытается что-то объяснить, получается ещё большая путаница.
Он в последний раз посмотрел на зелёный домик. Темные окна, только в одном месте пробивается едва заметный луч света. Только теперь Тимка разглядел, что на окнах зелёного домика закрыты ставни. Ставни. Вот почему внутри светло, а снаружи темно. Тимка только теперь догадался. Евдокия Павловна закрыла ставни, так ей, наверное, теплее и уютнее.
— Катя! — крикнул Тимка. — Это же ставни! Там светло!
Но Катя, конечно, не слышала.
Тимка научился танцевать
Сегодня карнавал. А Тимка не успел приготовить костюм. Как это могло случиться, он и сам не поймёт. Ему же так хотелось делать карнавальный костюм.
В тот день, когда Галина Ивановна впервые сказала о карнавале, Тимка сразу захотел делать костюм. Учительница говорила так заразительно, напористо, что Тимке казалось: всё очень легко. Приди домой, поройся в ящиках, найди цветную бумагу, какие-нибудь лоскуты, картон или клеенку. Раскрась, склей, сшей. Просто руки чесались. Это пока Галина Ивановна стояла в классе и говорила, а Тимка сидел за своей партой рядом с Серёжей и слушал. Он знал, что сейчас прилёг домой и сделает костюм, смешной, такой, до которого никому не додуматься. Все ахнут, когда Тимка явится на карнавал. Он будет Олегом Поповым. Или лучше — космонавтом. Или ещё лучше Карабасом с бородой.
Но в тот день после уроков были занятия кружка кинолюбителей. И Тимка решил делать костюм вечером.
Когда он возвращался из Дома художественного воспитания детей, он был уверен, что сейчас, как только придёт домой и чего-нибудь поест, сразу же начнет делать свой карнавальный костюм. Его нисколько не смущало, что он ещё не придумал, какой это будет костюм. Не всё обязательно придумывать заранее. Начнёт Тимка склеивать шляпу из цветного картона или какую-нибудь золотую жилетку из бумаги, а там видно будет. Может, получится мушкетёр. Может, трубочист или Кот в сапогах. Или ещё кто-нибудь.
Но в тот вечер ничего не получилось.
Лена слонялась по квартире и ждала, когда придёт Тимка. Она выскочила в переднюю, повисла на Тимке и радостно сообщила:
— Тима пришёл!
— Не виси на мне, — отодвинул её Тимка. — У меня свои планы.
Если бы Лена стала настаивать, Тимка бы с ней справился в два счёта. Но она отошла в сторону и сказала грустно:
— У всех свои планы. Папа смотрит повторение «А ну-ка, девушки!». Мама печёт оладьи. Я скоро лягу спать и целый вечер скучала по тебе.
Конечно, ему стало её жалко. Глаза кроткие, ручки смирно сложены на животе.
— Ну хорошо. Сейчас быстро поем, и немного, поиграем.
Лена сразу стала весёлой, завертелась вокруг него, заглянула снизу в лицо, дёрнула за рукав.
— В пряталки, Тима. Только ты не находи сразу. А то ты играть не умеешь — не успеешь поискать и сразу нашёл. Папа меня всегда долго ищет. И кричит на всю квартиру целый час: «Где наша Лена? Куда она могла спрятаться? Ума не приложу!» Папа и то ума не приложит никак. — Ленка вдруг перешла на шёпот: — Тима, а ты будешь настоящий ужин есть? И котлеты, и картошку? И чай, да?
— А ты как думала? Поем, как все люди.
— Тима, а по радио говорили, что ужинать вредно. От этого бывает ожирение. — Ленка продолжала говорить шёпотом, чтобы не слышала мама. — Возьми холодную котлету — и всё. Чего возиться? А, Тима?
— Это что ещё за новая мода? — сказала из кухни мама. — Холодную котлету! Думаете, я не слышу? Я всё слышу. Вымой руки и поешь как следует. Где ты был?
У мамы мокрая голова замотана полотенцем, она переворачивает на сковородке румяные оладьи, в это же время помешивает в кастрюле борщ и в это же время строго спрашивает Тимку:
— Где ты был?
Мама считает, что это самый главный вопрос: «Где ты был?» Если мать всегда знает, где был её сын, значит, он не собьётся с пути, не попадёт в уличную компанию, не научится плохому.
— В Доме художественного воспитания детей, — отвечает Тимка. — Очень вкусные оладьи. Я больше не хочу.
— А молоко?
— Потом, мама. Спасибо, мама.
Ему скучно ужинать. Он уже сыт.
— Я уже сыт, мама.
Тимке безразлично, что съесть. Можно холодную котлету, можно сырую сосиску. Можно кусок хлеба и кусок сахара. Но это когда мамы нет дома.
Услышав название солидного учреждения «Дом художественного воспитания детей», мама успокаивается. Она трёт на терке свёклу для борща. Из комнаты несётся громкая музыка, голос ведущего говорит:
«Сейчас будет самый главный конкурс — кто быстрее украсит ёлку! Шесть девушек шесть ёлок! Начали!»
Тимка думает: «Как будто, когда украшаешь ёлку, главное — это скорость. Ерунда! Главное — это красота. Елку надо украшать, наоборот, медленно и задумчиво. И не каждой девушке — свою ёлку, а всем вместе одну общую ёлку». Но папа смотрит не отрываясь. Можно крикнуть над папиным ухом, он даже не обернётся.
Тимка ест котлету, мама моет сковородку и спрашивает:
— Где Лена?
— В комнате.
— В какой? — Маме обязательно надо точно знать, где Лена, с точностью до квадратного сантиметра.
И Тимка отвечает:
— В маленькой, она меня ждёт, мы будем играть. А папа в большой комнате смотрит телевизор.
— Вид гипноза, — говорит мама, почему-то вздыхает и идёт в ванную стирать.
Тимкина мама никогда не сердится, ей только надо знать, кто где находится.
Потом Тимка играл с Леной, доучивал параграф по истории. Потом он лёг спать. И, засыпая, решил, что завтра обязательно сделает самый прекрасный карнавальный костюм. Такой, какого ещё ни у кого на свете не было. А чего там особенно делать? Только сесть, и всё получится.
Но завтра ещё что-то отвлекло Тимку. А потом дни побежали, поскакали. И сегодня отложил, потому что некогда. А завтра отложил, потому что не хочется. Сам себя ругал Тимка, а время шло и шло. Сначала до карнавала было далеко, а потом вдруг совсем неожиданно оказалось, что карнавал уже сегодня.